Последний рубеж - Федор Вахненко

Пальцы старика стиснули рукоятку автомата. Может, хватит уже откладывать месть в долгий ящик? Пора найти того здоровяка из отряда Дзержинского. Найти – и превратить в сочащийся кровью кусок истерзанного мяса. А дальше – будь что будет. Пусть Палыводу убьют следующим. Пусть устроят показательный расстрел, чтоб другим неповадно было. Плевать. В конце концов, он заслуживал смерти не меньше этого Иванцова…

Смерть. От одной только мысли о ней по спине пробежал предательский холодок.

«Ты уверен? – прошептал поселившийся внутри Палыводы страх. – Ты правда уверен, что оно того стоит? Ты ж пойми, лейтенант не будет тебя слушать!»

И он был прав. Как бы горестно ни было это признавать, но внутренний голос был прав. Лейтенант Буденов не станет слушать пожилого рядового. Он не станет спрашивать себя: «А что бы я сделал на его месте?» Не попытается понять, что заставило Палыводу нашпиговать брата по оружию свинцом. Он просто отдаст короткий приказ – и жизнь старика на несколько часов превратится в ад. Его упекут в сырой, пропитанный медным запахом крови и прогорклой вонью сгоревшего пороха подвал – и спросят, на кого он работает. Спросят один раз, другой, может быть, и третий – и Палывода непременно признается в связях с «Вольным народом», фанатиками Третьего Глаза или просто озлобленными свободными сталкерами. Он оговорит себя и позволит выжечь клеймо предателя. Он сделает все, лишь бы допрос закончился как можно быстрее. А потом будет как во сне: улюлюкающая толпа, собравшаяся поглазеть на очередной показательный расстрел, безликий палач, чье лицо скрыто за маской-балаклавой, и пуля в металлической оболочке, которая, словно голодный пес, вгрызается Палыводе прямо в череп.

Стоит старику поднять на своего руку здесь, посреди главной базы группировки, – и он в один миг перестанет быть бойцом «Рубежа». И уже ничто не сможет спасти от паранойи лейтенанта Буденова, готового скормить своим ручным садистам кого угодно по первому же подозрению в диверсии и шпионаже.

Рядовой с омерзением сплюнул на асфальт. Впервые он чувствовал отвращение к самому себе. К тому человеку, которым он стал. К сталкеру, которого вылепила из него Зона. К этому бесхребетному трусу, который не может переступить через страх и хоть раз в своей скитальческой жизни поступить по справедливости. Хоть раз подумать не как охотник за артефактами, а как человек. Вспомнить, кем ему приходился застреленный Иванцовым бродяга, собрать волю в кулак – и, взглянув снайперу в лицо, оборвать его жизнь. А потом, стоя над окровавленным трупом здоровяка с разряженным автоматом в руках, принять смерть с достоинством. С чувством выполненного долга перед человеком, которого рядовой Палывода когда-то поклялся защищать от заразы Зоны.

– Дурак ты, Серега, – шмыгнув носом, сказал себе старик.

Впервые за все проведенное среди аномалий и мутантов время он понял, какую ошибку совершил, уйдя из дома долгих шесть месяцев назад. Зря он погнался за легкими деньгами. Зря поверил сладкой лжи сталкерских форумов, обещавших несметные богатства, непередаваемые острые ощущения и бесценный боевой опыт. Зря не послушал одинокого человека, ставшего наперекор отлаженной системе и писавшего: «Не ведитесь! Вы не знаете, что такое Зона! Поверьте мне! Я был там! Я знаю! Они срут вам в уши, а вы! Вы все там умрете! Послушайте меня! Я гнил там целый долбаный год! Уж я-то знаю, о чем говорю!» Тогда старик воспринимал это просто как бредни надоедливого городского сумасшедшего, не больше. Но теперь…

Теперь Палывода понимал: тот человек знал страшную тайну Чернобыльской зоны отчуждения. Знал… И пытался предостеречь неразумных гражданских от поступка, который разрушит их жизнь. Однако старик был слишком глуп, чтобы прислушаться к столь ценному совету. К сожалению, с возрастом к нему не пришла мудрость. Он так и остался тем наивным мальчуганом, которым был больше тридцати лет назад. Легкомысленным и не привыкшим к критическому взгляду на вещи. И вот теперь он здесь…

– Опа! Э! Паля!

Чертыхнувшись, Палывода резко повернулся в направлении голоса. Руки черного обхватили автомат. Глухо лязгнул предохранитель. Приклад плотно прижался к задубевшей коже плеча, проглядывавшей через дырявый камуфляж. Палец незамедлительно лег на спусковой крючок, а глаза совместили линию прицеливания с фигурой окликнувшего Палыводу человека.

– Э-э-э, отец, ты че?.. – залепетал рядовой Караченко, инстинктивно попятившись назад. На его лице застыла смесь удивления и испуга: в круглых, как бильярдные шары, глазах так и читалось неверие в происходящее. Опасность, припасенная не то Зоной, не то ополчившейся на рубежника удачей, подстерегла его там, где он меньше всего ее ждал. Там, где он позволил себе расслабиться и заглушить вопящую о скорой смерти паранойю. Там, где он позволил себе снять натиравший голую шею тактический ремень. Он шел, держа автомат за крышку ствольной коробки и беззаботно размахивая им в такт шагам. Шел, подставив бодрое лицо под щекочущие лучи солнца и даже не подозревая, что возле казармы его может ждать неприятный сюрприз…

– Че надо? – выплюнул Палывода, медленно опустив АК-74. Его голос еле заметно дрогнул.

– А?! – придя в себя, переспросил Карач.

– Говорю, че надо?!

– А! – протянул тот. – Мы на посту! КПП там, в сторону Помойки! Через… Э, ну, когда я уходил, было двадцать минут! Это… Смена, короче, щас твоя очередь! Ты, Ерш и… А, черт его знает, третий уже там стоит! Так что давай, бери Ершова – и трындуйте на пост!

– Да кто там так орет?! – донеслось из полутемной казармы. – Рты завалите, гондурасы, я тут спать пытаюсь!

– Я понял, – безучастно кивнул Палывода. – Понял. Через пять минут буду на посту…

– Чего? – снова переспросил Караченко.

– Через пять минут буду! Слушать надо, свистюк хренов!

– Да лан, отец! Не кипишуй!

Махнув рукой, старик отвернулся от собеседника и перешагнул порог казармы, понемногу сбрасывающей с себя оковы сна.

Один из первых лучей солнца осторожно, будто боясь обжечь веки, пощекотал глаза сталкера, не побоявшегося провести ночь под открытым небом. Сморщившись, бродяга перевернулся на правый бок, попытавшись выкроить еще немного времени для отдыха. Но теплый, мягкий свет с несвойственным ему усердием набросился на дремавшего скитальца, грубо вырвав его из объятий сна. Левый глаз охотника за артефактами слабо дернулся. Из груди вырвался жалобный стон.

Сталкер медленно сел. Потер веки. Прищурился, привыкая к резкому дневному свету. Осмотрелся.

«Че за дерьмо? Куда? Где? Че? Че я тут делаю?..» – мысли замельтешили в голове сонного скитальца, будто свора дерущихся за еду воробьев. Он же только что был на Заводище! Только что говорил с лейтенантом Буденовым о…

О чем?

Насупив брови, Упырь попытался вспомнить детали той беседы, но все, что ему удалось вытянуть, – это:

«Времени мало, сталкер. Кто-то… Понимаешь, кто-то должен столкнуть людей лбами. Потому что то, что делает капитан… Он просто хочет собрать всех здесь – и ждать, пока… Не знаю, пока вы сами все к нему придете. Это… Ну, блин, это может растянуться на недели. Понимаешь? На недели! Такое тут нахрен никому не уперлось! Вот, а ты… Понимаешь, ты, по ходу, единственный, кто может быстро смотаться на Заставу, а потом так же быстро смотаться на Озеро. И… Да, по ходу, ты единственный, кому эти ушлепки поверят. У нас есть спецы, охрененные мужики. Им пол-Зоны пройти как нефиг делать. За пару часов преодолеют, но… Вот скажи, что значит их слово, а? Какой-то хрен с горы говорит, что у него есть выход – и все сразу бегут за ним? Не, сталкер, так это не работает. А вот ты… Ты Упырь – и этим все сказано. Эти… Мясо радиоактивное, они… Ну, че там в Библии сказано? Не сотвори се кумира? Так вот, ты, ты – их гребаный кумир. Так что ты позовешь – и они придут. Дальше мы уже сами, механизм отработанный, кучу раз тестировали. Главное – собери их. Ну а взамен… Взамен мы дадим тебе че-то пореальней, чем эта байка про Третий Глаз. Яйцеголовые, они ж смышленые ушлепаны! Раз-раз – и ты уже здоров! Не, зря смеешься. Ты подумай. Хочешь еще месяц ходить под „Рубежом“, а потом просто сдохнуть? Да? А может, хочешь домой? Голову тебе поправят, не ссы. Спецы есть. Нет? Ну, значит, снова будешь легендой. Ты просто прикинь: легенда в новом мире. Как те такое, а, сталкер? Че скажешь?»