Младшая сестра Смерти - Елена Станиславская

— Вам двоим нужно поспать. — Инна выставляет указательный палец и переводит его с меня на Грифа и обратно. — Не зря же мы купили раскладной диван. Бруевич, иди…

— Да понял я, понял, — ворчит он, спрыгивая со стула.

— Погоди, — останавливает его король. — Вначале узнаем, какое Грипп выпало испытание. Уже пятое, кстати.

— В смысле? — Я хлопаю глазами, и тут в мозг бьет понимание. — Я выполнила задание! Прошла сквозь зеркало. А где тогда…

Сонно и растерянно озираюсь по сторонам. Свитка нигде нет.

— Надо тут все обыскать! — Вот единственное, что приходит на ум.

— Не надо, — бросает король. — Я знаю, где свиток. Он застрял в зеркале.

— Ты уверен? — уточняю я и, не дожидаясь ответа, задаю следующий вопрос: — Это плохо, да?

— Если за последний час никто туда не совался, то ничего. — Гриф ловит мой недоумевающий взгляд и поясняет: — Все зеркала — это на самом деле одно большое зеркало. — Думаю, в моих глазах сейчас — сплошные вопросительные знаки. Большие, красные и мигающие. — Все равно непонятно? Короче, любые зеркальные проходы ведут в единое пространство, и уже из него ты попадаешь туда, куда тебе надо.

Осознав, что смысл сказанного по-прежнему не доходит до меня, король отмахивается, сползает со стула и идет к зеркалу. Я на подгибающихся ногах ковыляю следом. Если Гриф решил нырнуть за свитком, я тоже должна. Как-никак, это мое задание.

— Почему ты думаешь, что он там?

— Со мной тоже такое было. После второго испытания.

Это немного приободряет. Приятно знать, что я не одна такая дуреха, забывающая свитки в зеркалах.

Король погружает руку в серебристую гладь, я берусь за его плечо, и мы входим внутрь. В прошлый раз я слишком сосредоточилась на фигурах, плавающих по поверхности пузыря, — словно наблюдала за каплями дождя на оконном стекле, забыв, что за ним скрывается целый мир. Теперь я смотрю не на, а сквозь. За прозрачной стенкой — бесконечность, состоящая из малиновых, зеленых и золотых всполохов. Они ведут себя одновременно как свет и жидкость. Вспыхивают. Распадаются. Растекаются во все стороны. Красиво и… страшно. Кажется, можно легко затеряться в этом зазеркальном, точнее внутризеркальном космосе. Забыть себя и бесцельно проплавать всю жизнь среди огней. Я крепче вцепляюсь в плечо Грифа.

Слева расцветает неоновый всполох и озаряет маленький белый предмет, парящий в невесомости. Свиток!

— Он там!

Голос звучит неестественно, искаженно и эхом разлетается по пузырю. Я тяну короля в нужную сторону, и мы, сопровождаемые вспышками, будто фейерверком, плывем к цели.

Из очередного всполоха высовывается рука — хрупкая, детская, — хватает свиток и исчезает вместе с ним. Мы с Грифом замираем.

— Вот же мелкая гадина, — цедит он.

— А такое с тобой тоже было? — с надеждой спрашиваю я.

— Нет. Сестра не воровала мой свиток.

— Сестра? Чья сестра? Твоя?

Гриф смотрит на меня как на динозавра в бальном платье: что за диковинное и несуразное создание? Если честно, мне даже не обидно. Примерно так я себя и ощущаю.

М-да, тапочки в виде динозавровых лап очень кстати.

— Нет. Не моя. — Король разворачивается. — Все, возвращаемся.

— А как же свиток?

— Никак. Сестра не просто так его украла. Когда она выкатит условия, тогда и будем думать.

— Да что за сестра-то?

— Младшая сестра Смерти, — говорит Гриф, и мы выныриваем обратно в бар.

— Свитка там не было или вас опередили? — спрашивает Инна, глядя на наши пустые руки.

— Сестра вмешалась.

У девушки-стихии становится такое лицо, словно разом заныли все зубы. Никаких уточнений ей не требуется, она сразу понимает, о ком речь. Внезапно вдарив кулаком по стене, Инна выдает матерную тираду, а потом, подув на костяшки, абсолютно спокойным голосом добавляет:

— Идите спать. Бруевич вам постелил. Утро вечера му… Да, уже утро, но вам все равно нужно поспать. Хотя бы пару часов.

— Мне надо домой, — говорю я и поворачиваюсь к Грифу: — Можешь перебросить меня? Ну, через зеркало. Только вначале объясни, кто такая сестра Смерти и зачем она забрала свиток.

— Тебе лучше остаться, — говорит король.

— Почему это?

Его безапелляционный, резкий тон вызывает одно желание: не подчиняться.

— Потому что ты ничего не знаешь. Вообще ничего, — раздраженно и устало поясняет Гриф. — А раз сестра решила поиграть с тобой, лучше находиться с людьми, которые что-то понимают и могут помочь.

— Он тоже понимает и может помочь. — Я киваю на сатира. Склонившись над рубиновым мечом, рогатый о чем-то спорит с Бруевичем. До слуха долетают слова «эргономичный» и «фигня».

— Да, но он не человек.

Я не нахожу что ответить Грифу. Король, решив, что дискуссия окончена, разворачивается и уходит вглубь бара. Инна мягко толкает меня в спину.

— Мне что, силком тебя укладывать? Спеленать, спеть колыбельную? — по-доброму бухтит она. — Ты себя видела? Коленочки дрожат, как у новорожденного олененка. Сейчас рухнешь тут и задрыхнешь прямо на полу.

Я смиряюсь и под конвоем Инны плетусь в сторону трубы. За ней обнаруживается разложенный диван, застеленный жутким бельем с лебедями и сердечками.

— Господи Исусе, Бруевич! — Инна тоже не в восторге от китча. — Не мог выбрать что-нибудь поприличнее?

На полу валяются ботинки, куртка и поясная сумка Грифа, а он сам лежит на диване, у стенки, по горло завернутый в пустой пододеяльник. Глаза закрыты, лицо, вечно напряженное и усталое, сейчас расслабленно и спокойно.

Я сажусь на краешек дивана.

— Кто она такая, младшая сестра Смерти? — шепотом спрашиваю у Инны.

— Спи. Потом поговорим. А вы, орлики, хватит галдеть! — Девушка-стихия устремляется к сатиру и Бруевичу.

Я укладываюсь на спину, стараясь не задеть Грифа. Вообще пытаюсь держаться от него как можно дальше. Я еще никогда ни с кем не спала в одной постели — даже в таком, самом невинном, смысле. Нормальные девчонки часто ночуют у подруг и запросто дрыхнут в обнимку, но это не моя история. Все, кого я называла подругами, умерли. А те, кто теоретически могли ими стать, в ужасе разбежались от меня во все стороны.

На самом деле разбежались. В буквальном смысле.

Я утыкаюсь лицом в подушку, прикусываю ее уголок и тихо мычу, пытаясь прогнать картинку из прошлого. Надо же, моим последним школьным воспоминанием будет не выпускной или какой-нибудь сложный экзамен, а испуганные крики одноклассников и их отдаляющиеся спины.