Берег Турецкий. Жить счастливо не запретишь - Александр Викторович Соболев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Солдаты разрезали пакет и отошли в сторону. Запаха Катя не почувствовала, Сергей сразу прикрыл глаза и рот свободной ладошкой. Катя увидела то, что осталось от Ванечки: грязная и подранная военная форма. С трудом узнавалось изуродованное лицо и руки.
– Неужели это мой сын? – спросила майора Катя.
– Да, – кивнул офицер, – закрывайте.
Бойцы залатали прореху в пакете скотчем и слишком быстро забили вытащенные гвозди на место.
Сергей в последствии рассказывал про жуткий замогильный запах, с которым ничего не сравнится, но Катя ничего такого не помнила. Ее мальчик не может плохо пахнуть. Врете вы все. Не верю. Не верю. Не верю…
– Я живой, пока ты обо мне помнишь, – Ванечка взял ладошки матери и поцеловал их.
– Мы же тебя похоронили. Я не верила. Я тебя все жду.
– Спасибо тебе.
– За что?
– За то, что родила. За то, что любила.
– Я тебя не уберегла.
– Я взрослый, мам. Я сам так решил.
– Мне плохо без тебя. Я скучаю. Ты вернешься?
– У меня пока здесь дела. Как только разгребу, сразу напишу и приеду.
– Обманываешь? – Катя мечтательно улыбнулась, представила, как Ванечка вернется домой, какой они закатят пир. Будут долго обниматься и целоваться. А потом сын приведет невесту в дом. По коридорам их коттеджа побегут шаловливые внуки, – не отвечай. Пускай, будет так.
– Хорошо, мам. Ты знаешь, ведь я там встретил папу.
– Прости меня за отца. Он полный негодяй. Он тебя не достоин. И опять я во всем виновата. Я выбрала тебе неправильного и недостойного отца.
– Ты зря, мам. Он мне понравился. Батя сильный и мужественный. Просто, мне показалось, он попал в плохую компанию. Так бывает, и тогда человек не раскрывает свои самые лучшие качества, ведь его окружение тянет на дно. Так и с ним.
– Ванечка, я Алексея встретила совсем недавно. Совершенно случайно. Вчера. Мне он не понравился. Он чужой и самовлюбленный.
– Это маска, мам. Внутри он хороший, я тебе говорю. Я, правда, не успел ему об этом сказать. Думаю, что он даже не узнал меня. Я бы с ним пошел в разведку.
– А я нет.
– Не можешь его простить?
– Я его долго ждала. Всю жизнь. Когда два дня назад встретила, поняла, что напрасно. Не стоило. Не хочу об этом говорить. Лучше расскажи мне что-нибудь о себе.
– Давай. Я честно служил. Не трусил. За спинами не прятался. Ты можешь мною гордится. Я прямо герой.
Ванечка опять улыбнулся глазами. Катя потянулась рукой к волосам Вани, но он отстранился.
– Это хорошо, сын. Я тобой горжусь, – Катя рассматривала каждую трещинку на лице Ванечки, каждый волосок. Он был таким родным и близким. И таким реальным. Хотелось сидеть здесь вечно и никуда не уезжать.
– Нашу позицию накрыло минами. Меня контузило. Потом сразу пошла атака. Я не успел отойти и попал в плен. Тут-то я и встретился с отцом. Я его сразу узнал. Знаешь, у него такие же глаза, как у меня. Рот и нос. Он красивый мужчина. Я понимаю, почему ты его полюбила.
– Да, – Катя усмехнулась, – но красота в мужчинах не самое главное.
– Мы с ним долго разговаривали. Я многое о нем узнал. Он показался мне очень несчастным и одиноким. И еще заблудившимся. Я думаю, ему очень не хватало нас с тобой. Но он очень гордый. Он никогда не признается в своих слабостях. И никогда не сделает первый шаг к примирению. Имей это ввиду, если что.
– Что ты говоришь, Ванечка? Что, если что? Мне осталось то всего ничего. А Леша окружён крашеными блондинками и с ботоксными губами. Нужна ему я, как пятое колесо в телеге. Я даже пробовать не буду. Не хочу.
– Извини. Мне показалось, что тебе надо его простить. Тебе и мне будет проще. Понимаешь?
– Это я должна просить прощения у Алексея, за то, что он бросил меня беременную? За то, что не помогал растить тебя? За мое море выплаканных слез?
– Да, признаюсь, звучит странно. Но, поверь, так будет лучше.
Кате захотелось закрыть глаза, чтобы подумать. Представить, как она просит прощению у Алексея. Но не хотела ни на секунду терять из виду сына. Ведь он сейчас уйдет, опять надолго. Может, даже навсегда. Надо потерпеть. Нельзя отводить взгляда.
– Я тебя люблю, сынок. Если ты скажешь, я так и сделаю.
– Сделай, мам. Прошу тебя.
– Хорошо. Прости меня, сынок, что не сделала тебя счастливым.
– Я счастлив, мам. Не думай об этом. Я отдал жизнь за идеалы. Это очень много. Поверь, не у каждого в жизни такое случается. Не каждый может сказать, что отдал жизнь за свою любовь. Это сильно.
– Это больно, сынок.
– Прости и ты меня за то, что у тебя не получилось спокойной старости из-за меня, что не родил тебе внуков.
– Хорошо, – Катя вздохнула, – чем закончилась твоя встреча с отцом?
– Мы разговаривали-разговаривали, а потом наши пошли в атаку. Начался артобстрел. Землянку, где мы находились, привалило. Когда меня откопали, отца рядом не было. А мне поранило лицо. Наверное, бревном сверху или лопатой, когда откапывали. Не знаю.
– Поэтому ты в маске?
– Да.
– Покажи.
– Это некрасиво.
– Я мать. Я должна видеть!
Ванечка нехотя снял повязку с правого уха. Катя увидела ниже уровня глаз искореженное, исполосованное красно-синими жилами лицо. Казалось, что кожи нет вообще. Ее будто содрали, а мышцы и сухожилия застыли и подсохли на воздухе.
– Бедненький, мой мальчик, – Катя слегка дотронулась до лица Ванечки, – ты самый лучший.
Катя спустилась на колени и обняла сына. Тогда и полились слезы. Да так сильно, что не обращавшая на них до этого, Лариса повернулась и кинулась поднимать ее с пола.
– Екатерина Витальевна! Екатерина Витальевна! Вам плохо? – застрекотала Лариса.
На голос медсестры подбежали Артем, Илья и Лиза. Дети подняли мать на ноги. Лиза протянула носовой платок, принялась вытирать слезы. В переплетении рук, тел и голосов детей Катя на секунду потеряла из виду Ванечку.
– Ванечка! Ванечка! – закричала Катя, отодвинула детей и Ларису, – ты где?
Старшего сына нигде не было. Катя глянула в сторону алтаря. Ей показалось, что какая-то фигура вошла в темный арочный портал справа. Катя бросилась за ним.
– Ванечка! Подожди! Не уходи! – звонкое эхо разнесло ее голос по Храму. Люди оглянулись на звонкую русскую женщину.
Катя, совсем как молодая, перепрыгнула ограждения. Кинулась в арку, куда вошла тень Ванечки секунду назад. Но сразу же уперлась в каменную кладку. Прохода вглубь не было. Здесь спрятаться негде. Катя выбежала и заглянула в арку слева. Там тоже только каменная холодная стена.
Обессилев, Катя сползла на пол. Посмотрела назад. Храм наполнился криками. Ей что-то кричали ее дети, махали руками, звали вернуться, ведь за ограждения нельзя. Глупые, ничего они не понимают. Матери можно.
Артем колебался всего секунду или две. Он тоже перелез ограждения. За ним в запретный алтарь вступила Лариса. Они подняли Катю с гранитного пола. Что-то говорили, но она их не слышала. Видела только, как они безмолвно открывают рот, как в немом кино.
– Ванечка ушел, – повторяла Катя, – как же так? Ванечка снова ушел.
Пришли представители администрации. Что-то говорили и возмущались, но тихо. Чтобы не нарушить благостность места и не распугать туристов. Артем и Лиза что-то объясняли по-английски. Лариса и Маша увели Катю наверх и посадили в автобус.
– Ванечка, сынок, – повторяла Катя, пока автобус не тронулся в путь, – как же так? Снова ты ушел.
Она смотрела в окно, в мелькавших перелесках и турецких поселках Вани не было. Было много других людей. Взрослых и маленьких, пожилых и юных, но Ванечки здесь не было. И нигде его не было.
Катя спросила Ларису, не видела ли она молодого человека, который подходил к ней в Храме.
– Нет, не видела, – ответила медсестра.
Неужели показалось? Не может быть! Но, с другой стороны, это можно принять
