Сеятель снов - София Юэл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После случившегося Эйдан стал одержим Карлайлом и разрушенной школой. Чем дальше от города и воспоминаний увозили его родители, тем сильнее становилась его тяга к ним. Каждую ночь он, будто наяву, бродил среди развалин и трупов, один во всём мире. Любимые руины и звёздное небо надо головой. Среди обломков и пепла он чувствовал себя куда лучше, чем в уютном и светлом родительском доме. Он грезил о возвращении в Карлайл, мечтал вновь очутиться в школе, где был по-настоящему счастлив, с погибшими друзьями, которых всем сердцем любил. Как хорошо, что он не видел, как они умирали. Его сны, казались ему не снами, а видениями или галлюцинациями, но Эдайн никогда не рассказывал об этом ни одному человеку. Он любил эти галлюцинации, наслаждался ими. Чем старше он становился, тем ярче и образнее были его видения. И однажды на месте школьных руин Эйдан увидел свой дом. Он был абсолютно уверен, что это именно его дом, и где-то там за пыльными стёклами окон, среди тёмных коридоров и комнат кто-то ждёт его возвращения и зовёт его домой. Желание вернуться в Карлайл постепенно превратилось в наваждение, которое, впрочем, не мешало Эйдану удвоить родительское состояние, наладить полезные связи по всему миру и завести семью.
После войны предпринималось множество попыток возродить школу, но безуспешно – у государства не было на это средств, до Карлайла просто не доходили руки, после долгой войны, тяжёлых бомбардировок и человеческих потерь страна с трудом восстанавливалась. Спустя годы некоторые богатеи и меценаты делали попытки построить на месте пансиона элитную частную школу, но каждый раз что-то меняло их планы. В начале семидесятых лондонская строительная компания выкупила у государства участок земли вместе с уродливой постройкой – копией разрушенной школы, недостроенной и безликой, – намереваясь построить вокруг дешёвый жилой комплекс для малоимущих семей. Но одним летним днем на пороге лондонского офиса «Affordable housing» появился прихрамывающий на левую ногу незнакомец с тростью, и заплатил учредителям немалую сумму за пресловутую «школу». Это был не кто иной как Эйдан Диккенс, единственный выживший человек в единственной Карлайлской бомбёжке. Он построил на месте разрушенной школы дом, в котором прожил всю оставшуюся жизнь, а впоследствии завещал его своей единственной дочери – Эллен Диккенс. Видит бог, он ни минуты не был счастлив в этом доме, угробил на него почти всё состояние, но был привязан к нему, словно тяжелобольной к постели. Он ненавидел и любил этот дом отравленной, болезненной любовью. Он наказывал себя за то, что выжил, но в то же время и вознаграждал. Иногда его спасение казалось ему божественным проведением, иногда наказанием. В бомбёжке ему сильно повредило ногу, спасти её удалось, но платой за это стала пожизненная хромота. Эйдан плохо спал и часто просыпался посреди ночи весь в липком поту, с пересохшим языком и вонью гари в носу. Ему казалось, что он слышит приглушённые крики, стоны и плач, пробивающиеся в его сознание сквозь пелену бреда или обморочного сна. Его видения больше не даровали ему покоя и умиротворения, они отравляли всё его существо, и, в конце концов, Эйдан превратился в замкнутого мизантропа.
Ходили слухи, что в конце семидесятых он устроил в доме спиритический сеанс, чтобы связаться хоть с кем-то из погибших в бомбёжке, и ему удалось вызвать дух, который представился Итаном Хокинзом. Мадам Оливия – поблёкший карикатурный рудимент английской богемы шестидесятых годов с неизменными стрелками на веках, длинной сигаретой в зубах и всегда немного подшофе – помогала Эйдану установить контакт с миром духов и, похоже, была не совсем готова к тому, что из этого выйдет. Говорили, она так задрожала от потрясения, что порвала жемчужное ожерелье, и маленькие белые бусины раскатились по всему залу. Ей показалось, что её кто-то душит, впрочем, никто ей особенно не поверил, ведь женщины всегда так восприимчивы и впечатлительны, особенно после четырёх стаканов неразбавленного виски.
Шестеро участников сеанса, за исключением забавной мадам Оливии, – потрёпанные временем и войной отпрыски английской аристократии – задавали духу Итана Хокинза вопросы, и тот отвечал на них довольно точно. Очевидцы рассказывали своим близким друзьям и родственникам, что планшетка-указатель двигалась по деревянной доске сама, никто её не двигал специально, вероятно, всё это лишь лживые сплетни, однако достоверно известно, что никто из присутствующих в тот вечер в доме мистера Диккенса больше никогда не встречался и не поддерживал связь между собой, а что касается мадам Оливии, то она и вовсе стала затворницей, потеряв интерес к богемному образу жизни и вечеринкам с коктейлями.
Поговаривали, Эйдан задал-таки вопрос: зачем немецкие самолёты сбросили бомбы на школу, и как они вообще оказались в Карлайле, ведь этот городишко не представлял для нацистов никакой стратегической важности; на что дух Итана Хокинза дал очень странный ответ. «Они просто хотели позабавиться» – так написала планшетка-указатель на спиритической доске. Возможно, это написал кто-то из участников, ведь россказни о том, что никто не двигал указатель просто абсурден.
Как бы то ни было, после сеанса Эйдан изменился окончательно. Он перестал ходить в церковь, он больше ни разу не исповедался и не причастился, хоть вырос в католической семье и всегда строго соблюдал религиозные обряды. Он охладел к жене и дочери, стал подолгу запираться в кабинете и начал рьяно собирать по миру у букинистов и коллекционеров старинные демонологические трактаты, которые стоили целое состояние. Он распродал немалую часть своих восхитительных антикварных изданий и переводов с латыни, древнегреческого и фарси. Его малочисленные приятели поговаривали, что он ищет книгу, в которой есть чёткая инструкция, как вызвать дьявола – всего лишь слухи, ничего конкретного.
Он умер в своей постели, читая перед сном «Посмертные записки Пиквикского клуба». Перед смертью в ушах его раздался гром, а глаза и нос заволокло густым вонючим дымом. Он снова перенёсся в далёкий сороковой год, в холодное декабрьское утро четверга, в кабинет мистера Фостера. Мир в одно мгновение перевернулся, и маленький Эйдан Диккенс с обожжёнными лёгкими вдруг перестал различать