Мой персональный бандит - Ирина Шайлина

— И тогда они снова бы вымерли, — печально заключила Вера.

Закидал дрова в печь. Ошибка Веры заключалась в том, что она не умела их складывать. Пихала побольше, плотно, в итоге сырые дрова не получали достаточно воздуха и сами себе мешали гореть. Чиркнул спичкой, скомкав газетный лист, и через несколько минут огонь занялся, а сытая печь утробно загудела.

— Афигеть, — покачала головой Вера. — Картошку с грибами хочешь?

В комнате зимой наверняка прохладно, а вот кухню печь прогрела достаточно быстро. Мерзли ноги, на Вере были колючие шерстяные носки и длинная растянутая футболка. Я искренне ею любовался. Уютный был вечер, домашний. Грибов было всего несколько штук, Вера смеясь рассказала, что все грибы, ею собранные, были ядовитыми. А эти нет, соседке она верит наслово, та в этих краях всю жизнь прожила.

Грибы терпко пахли свежестью и дождём. Кромсала их Вера как попадя, я отобрал нож и ещё раз продемонстрировал свои навыки. Наверное, Вере не верилось, что я не всегда был богатым и жил в роскоши. А были времена, когда одну жареную картошку да пустые макароны ел. К счастью, все это было давно, а если напрячься, можно даже вообразить что это вовсе неправда.

Под ногами мерно и жалобно скрипели половицы. Там, под этим старым ковром, скрывается путь в подземелье, которое спасло мне жизнь. Подумал об этом и словно наяву вспомнил вкус того вишнёвого компота в банке, что внизу пил. Ностальгии эти воспоминания не вызывали, и желания наведаться в погреб тоже.

— Черт, — выругалась Вера, выронив кружку мокрыми руками.

Она упала, расколовшись на несколько частей, залаял из комнаты испуганный пёс с нелепым именем. Она бывала удивительно неуклюжей, девушка, что спасла мне жизнь, а потом просто залезла в неё с головой. Я смел осколки и подумал вдруг, а что если не просто купить остров, а взять и построить там роддом? Наверняка на островах есть какие нибудь туземцы или аборигены, и наверняка они рожают. Отгрохаю роддом по последнему слову техники, и будут несчастные жители третьего мира рожать в тех же условиях, что и голливудские звезды. А чего нет? Вера была бы счастлива, возясь с орущими младенцами, пёс бы носился по острову, распугивая местную живность своим лаем… Утопия. Но думать об этом было сладко. Даже слишком.

— Жрать подано, — объявила Вера, вырывая меня из нелепых и неуместных фантазий.

Картошка была хрустящей, грибы сочными, поданы они были на разноцветных тарелках разного размера, а моя вилка была заметно гнутой. Я покрутил её рассматривая на свет.

— Я ей летом банку с огурцами открыть пыталась, - улыбнулась Вера. И по-домашнему, по-родному совсем добавила, — ешь, остынет же.

Жаль, что нельзя было сохранить этот вечер навечно. Завернуть в хрустящую бумажную обёртку, убрать на антресоли, и доставать, когда от безнадёжности жить расхочется.

— Вкусно? — спросила Вера.

— Вкусно, — ответил я с набитым ртом. — Очень.

Пёс с деловитым и сосредоточенным видом обгрызал кость. Словно настоящая собака, только очень уменьшенная. Ну, и с бантиком. Нужно было возвращаться в город, приезжать сюда за Верой было безумием. И Веру забрать — грибы и дома можно жарить. У меня дома. В окно бросило пригоршню дождевых капель, затем раздался скрип ступеней на веранде, стук в дверь. Я натянул штаны и пошёл открывать. Пол холодил босые ступни, в открытую дверь ворвался холодный ветер.

— Спутниковый звонит, — объяснил мне один из телохранителей.

Обычная связь здесь не ловила. Я протянул руку. Мой собеседник сказал только несколько слов, но они сразу изменили все.

— Михаил, — перекрикивая помехи и сторонний шум кричали на той стороне. — Малого на Алтае нет! Ни там, ни дома, нигде!

Я повернулся к Вере и покачал головой, найдя в себе силы даже на то, чтобы улыбнуться.

Я по глазам его поняла. Один короткий в несколько секунд звонок решил все. Он знает все. У меня ноги ватными стали вдруг, хочу шаг сделать и не могу. Протянула руки, словно умоляя.

Они не говорили даже ни о чем со своим телохранителем, действовали молча и слаженно. Дежнев шагнул вглубь комнаты, засунул босые, без носков ноги в ботинки, сдернул пальто с вешалки на стене. Щёлкнул выключатель оставляя нас в темноте, только из комнаты свет струился да из-за печной заслонки.

— Миш… — растерянно выдохнула я.

Первый раз так назвала. Мысленно не раз прикидывала, как произношу его имя. Миша, Мишка, Мишенька даже. Да только боязно было и неправильно словно. Как грозный и молчаливый Дежнев мог быть Мишенькой? А теперь ближе стал и роднее даже, да только поздно.

Но меня словно не было. Меня просто не замечали.

— Засаду организовать они не могли, — тихо говорил телохранитель. — Наши ребята здесь сутки здесь провели, все проверили, чисто было.

— Значит сейчас её готовят, — спокойно ответил Дежнев. — Пошли. Чёртова деревня…

— А она?

Жёлтый, тёплый такой, словно в издевку, печной свет от живого огня падал прямо на лицо Дежневу. И я видела, как он на меня смотрит. В его взгляде брезгливость. Возможно даже отвращение. Ещё недавно он смеялся моим неуклюжим шуткам, а теперь ему противно на меня смотреть. Я думала раньше, что я просто выше всех этих человеческих привязанностей, ни один мужчина не вызывал у меня желания ему принадлежать. А теперь все бы отдала только бы вернуть тёплый взгляд Дежнева, а не этот…

— А она пусть остаётся.

Они вышли в ночь тихо. Теперь не скрипнула ни дверь, ни единая предательская пословица. Тёмная дождливая ночь сразу укрыла, спрятала их. И от меня спрятала. Я поняла, что он уходит. Уже ушёл. А мне жизненно необходимо ему все объяснить. Сказать, что не могла иначе. Что Андрюшка, которого я только маленьким и помню, единственное, что у меня в этой жизни есть. И не мой он уже давно, но в сердце моём навсегда останется, пусть даже не помнит меня. Что мамы у меня никогда не было. Что бабушка рано состарилась в хлопотах о нас. Тотошку я люблю, но он собака. Не человек. Андрюшка это все, а они его забрали. Я бы все сделала, только он счастлив был… И что спала я с Дежневым не только ради брата. Я бы вновь и вновь делала это, до конца дней своих. Да что там, я бы столько этих дней отдала только бы просыпаться в кольце тёплых мужских рук. Его рук.

Я выбежала на улицу босая. Дождь, земля мокрая и холодная. Крикнуть хочется, но в каком бы я отчаянии не была, я помню, что темнота может прятать не только Дежнева. А ещё тех, кто должен был прийти за ним, наверняка уже пришёл и ждёт своего часа, высматривая, что происходит за окнами, завешенными узорчатыми пыльными занавесками.

Я бегу молча. Даже не вникая особо, куда. Казалось, сердце само приведёт. Оно привело в крапиву. Мокрая она не сильно жглась, но все равно колола, забросала пригоршнями холодной воды. Я попыталась найти глазами единственный на нашей улице фонарь, чтобы сориентироваться, куда бежать, но он не горел. Назло мне, а может чья-то заботливая рука специально его погасила…