Левиафан. Игры богов - Алексей Фролов

Беллисена, оттолкнув служителя Кернунна, подбежала к лежавшей на боку лошади и, сама не зная, что делает, просто положила руки ей на живот. Кобыла тут же успокоилась, посмотрев на Белиссену черными заплаканными глазами. Девушка уверенными движениями нащупала через шкуру жеребенка и… резко развернула его таким образом, что он сумел, наконец, выбраться из материнской утробы. Девушка сама не поняла, как ей это удалось, но закричала от радости вместе с торговцем, который был счастлив, что ему не придется убивать любимую лошадь.

Друид лишь недоверчиво покачал головой, с прищуром глядя прямо в глаза Белиссене. Он чувствовал в ней что-то, но не смог облечь свои ощущения в надлежащую завершенную форму.

Прибыв в Дюранаис, Белиссена поспешила к родительскому дому. Небольшой город был растянут вдоль побережья на добрых два лейса. Ее, конечно, узнали, и когда она подходила к родному жилью, родители вышли ей навстречу. И тут ее ждал первый удар, первое из колец в счет долга Домну. Первое из мириад и мириад последующих.

Сердце матери, которая давно уже похоронила свою дочь, но теперь встречала ее со слезами искренней радости на глазах, не выдержало. Она упала на руки Белиссены с улыбкой на лице, но уже бездыханная. После похорон девушка все рассказала отцу (все, кроме встречи с королевой фоморов), тот молча выслушал и ничего не ответил. Через неделю на охоте его задрал медведь.

Боль в душе девушки была вдвое сильнее от осознания того, что ее родители не просто умерли, они умерли по ее вине. Белиссена взяла отцовский лук и отправилась в лес. Через несколько дней слух об охотнице, что может уложить зайца со ста бренданнов, разошелся далеко за пределы Дюранаиса. В тот сезон город собрал невиданный урожай, а животные принесли тройной приплод.

– Почему ты не остановила меня, бабушка? – спросила Белиссена, в очередной раз по просьбе Аластрионы пересказав ей свою встречу с Домной. Девушка знала, что не имеет права задавать этот вопрос. Но не было в ее голосе ни капли осуждения, она лишь хотела знать – что ее бабка ведала заранее.

– Потому что на Оркадах тебя ждала твоя судьба, – прокашлявшись, ответили Аластриона. В последние дни она плохо себя чувствовала. Белиссена интуитивно делала ей настои, которые в буквальном смысле подняли с постели уже с пяток жителей Дюранаиса, но Аластриона, кажется, готовилась вернуться к светлым берегам.

– И что теперь со мной будет, бабушка? – Белиссена хотела заплакать, но не сумела. После возвращения с Оркадских островов она не могла выдавить из своих глаз ни капли. И за это люто ненавидела себя. Хотя ушли не только слезы, ушел и страх, всякий страх.

– Я не знаю, дитя, – ответила Аластриона. – Но этим утром я была в брохе…

Она вновь закашлялась, а Белиссена подумала, что уж не бредит ли бабка, ведь она который день не может встать с постели.

– … я была в брохе, и в неугасимом пламени узрела священные огамы, – продолжила Аластриона. На несколько мгновений ее взгляд прояснился, а язык обрел твердость. – Огамы те гласили: «Та, что найдет свет в земле притенов, трижды ступит на земли, некогда Домну ведомые, армаду фоморов встретит храбро, а после сердце разбитое на юг унесет, имя взяв Эскла…».

Это были последние слова, что Белиссена слышала от своей мудрой бабки. К вечеру Аластриона умерла. После погребального обряда Белиссена поняла, что в Дюранаисе ее больше ничто не держит, и ушла из города, который после ее отъезда вернулся к прежней жизни – не каждый сезон были хорошие урожаи, а скот порой рожал мертвое потомство.

Она сменила имя, теперь ее знали как Сирону. Она дошла до Кросскирка, а оттуда села на корабль, следующий к Оркадам. Надо ли говорить, что все путешествие корабль шел под полными парусами и стояла великолепная погода? Девушка попросила высадить ее у берега безымянного острова, который она теперь отлично знала. Вот только в каменной утробе памятного утеса ее ждала пустота. Не было там больше Домну, не было там ничего.

В ярости девушка раз за разом била в каменную стену, из которой некогда появилась Домну. Стена как прежде оставалась ровной, без единой выбоины или скола, но когда девушка разбила руки в кровь, серый камень неожиданно изошел трещинами и стена развалилась на две части. За ней Сирона обнаружила помещение, на полу которого лежал небольшой прямоугольник из незнакомого блестящего материала. Прямоугольник был легким и совершенно гладким, его лицевая сторона была отполирована до зеркальной безупречности. В нижней части прямоугольника Сирона обнаружила три странных огама, снизу размещалось маленькое идеально круглое отверстие, рядом еще одно – продолговатое.

Сирона взяла прямоугольник с собой, но лишь для того, чтобы в ярости подарить его морю. Через два дня тот самый корабль, что высадил ее на острове, проходил мимо и по уговору капитан отправил к острову шлюпку. Девушка все два дня просидела на берегу, слепо глядя на океан.

Вернувшись в Кросскирк, она побрела на юг. Сирона побывала во многих городах, и везде ее потом вспоминали с теплотой в сердцах. Она помогала женщинам при родах, полагаясь на свои ощущения, собирала отвары, о которых не слышал ни один друид. Она обучала охотников мастерству владения луком, в городах, где она останавливалась хотя бы на несколько дней, темные духи не творили своих мерзких дел, а торговля процветала.

Но саму Сирону окружала аура смерти. В Дорнахе она встретила молодого охотника Барра, сильного и умелого юношу со светлыми волосами и мудрыми серыми глазами. Она почувствовала, что между ними налаживается прочная глубокая связь, но через несколько дней, когда девушка твердо решила остаться в городе, охотник погиб, сорвавшись с утеса.

В Инвернессе ее сердце вновь встрепенулось при встрече с королевским дружинником Артом. Там же она встретила своего брата Эмриса, который вместе с Артом служил в дружине короля Аэйра. Через неделю Арт и Эмрис погибли в бою со скоттами у озера Лох-Фаннич.

Сирона дошла до Абердинна, где спасла от волков Гленна, сына местного короля Гилмора. Король обещал охотнице все, что она попросит. Сирона попросила круглый дом на краю города и чуточку покоя. Оказалось, что Гленн влюбился в свою спасительницу. Он был довольно навязчив, но хорош собой и умен, хотя и не особенно искусен в воинском ремесле. Сирона привязалась к нему, а когда почувствовала, что привязанность может