Мне хорошо, мне так и надо… - Бронислава Бродская

прочитав историю болезни, прекрасно понимала, что дочь безнадежна, что у неё началась агония. Она кричала почти до самого конца. На этом месте воображение Наташе всегда услужливо отказывало, последние эпизоды трагедии Наташа никогда не «смотрела».

Тогда она не представляла себе всю серьезность маминой болезни, а ведь мама могла запросто умереть, даже странно, что не умерла. Видимо просто не позволила себе обездолить свою младшую дочь. А если бы мама умерла, что бы с ней было? Наташа всегда задним числом ужасалась. Таню ей было неимоверно жалко, но сестра не занимала в её жизни серьёзного места, а от мамы она тогда зависела, это разные вещи.

Наташа уже не могла дождаться, когда же им можно будет возвратиться домой. Мужу на телефон позвонил русский риэлтор Саша, который всем представлялся как Алекс, и сказал, что клиенты ушли и больше уже сегодня вечером никто не придёт. Эдик спросил: «Ну что?» Алекс был, как всегда, уклончив: «Пока трудно сказать… Вы же понимаете». За всю неделю всего один показ. Так они никогда не продадут. Когда они только обсуждали продажу, Наташе казалось, что ей будет очень жалко дома. Они столько вложили в его украшение и обустройство, так любили свои комнаты, что расставаться – это было как от сердца оторвать. Но сейчас Наташа вдруг поймала себя на том, что ей абсолютно всё равно: этот дом, или другой… Вирджиния или Флорида. Лишь бы быстрее продать, не ходить на работу, делать, что захочется, высыпаться, не торопиться, расслабиться и перестать наконец изводить себя мыслями о служебном несоответствии, бесконечным страхом «а вдруг выгонят». Ей 67 лет, неужели она до сих пор не заслужила покоя, права на простую жизнь без бесконечной борьбы? Эдик, который сам давно не работал, считал, что цену опускать ни в коем случае нельзя, что можно подождать. Подождать означало продолжать работать. Хорошо ему говорить, а она дошла до ручки. Каждый новый день на работе стал казаться ей каторгой.

Об этом не стоило пока думать, завтра на работу, и тут ничего не поделаешь. Вечером перед сном Наташа приготовила одежду, в которой собиралась идти на работу. Светлые брюки, льняной пиджак, скромно, неброско, довольно дорого, но скучновато. Последние лет десять Наташа уже не носила ни юбок, ни каблуков. Она вообще не любила свою внешность. Что тут любить! Весила 100 фунтов, но её давно нельзя было назвать тоненькой, да и худой тоже нельзя. Она была тощей, по-старушечьи усохшей. Фигура не скрывала возраст, а наоборот, подчёркивала его. Ни за что на свете Наташа не согласилась бы показывать свои голые в голубых жилках ноги. Ноги потеряли форму, икры высохли, были видны берцовые кости. Брюки маленького размера едва сходились на несуществующей талии, но не облегали вислого зада. Живот немного торчал, мягкий старческий жирок в небольших неуместных складках на талии чуть свисал через ремень. Спина предательски сгорбилась, и голова свешивалась вниз. Лицо сморщилось, превратившись в печёную грушу: глаза-щелочки, острый подбородок, узкие блеклые губы с опущенными вниз уголками, впалые щёки, испещрённые мелкими морщинами, переходящими у рта в глубокие. Волосы, выкрашенные в рыжеватый ненатуральный цвет, стали безобразно редкими и сухими. Наташа смотрела на себя в зеркало и узнавала бабушку. Бабушка в этом возрасте казалась ей в детстве очень старой. Неужели она молодым ребятам из группы тоже такой кажется.

А когда-то она собой гордилась. Именно так. Наташа всегда умела посмотреть на себя как бы со стороны, объективно. Вовсе она не была красивой, никогда не была и иллюзий по этому поводу не имела. Но что-то в ней всё-таки было. Немногое, но Наташа очень быстро научилась этим немногим и трудно объяснимым пользоваться. Мужчины не обходили её своим вниманием. Нет, не обходили. Даже самые простые из них, видели в ней изюминку, то, что французы называют du cachet. С ранней юности Наташа не была одна.

Мужчин у Наташи было не сказать, чтобы очень много, пару десятков, не больше, но зато она их всех помнила и могла сказать, за что любила. А она их любила, пусть недолго, но увлекалась серьёзно, бросалась в новую привязанность очертя голову, никогда не думая о последствиях. Впрочем, какие могли быть такие уж пагубные последствия? Лишний аборт? Ну, это была веха времени: неприятно, но не катастрофично, просто неприятность, хоть и весьма досадная.

Первый друг у неё случился в конце десятого класса. Из-за него она навеки поссорилась с закадычной подругой Олей. Это было глупое недоразумение, парень в очках, Слава не нужен был ни одной, ни другой, но Оля обиделась, Наташа сочла её дурой и больше они уже в жизни никогда не общались. Оля, скорее всего, ждала объяснений и примирения, но Наташа просто выкинула этот случай из головы. Оля стала ей не нужна, она изжила инфантильно-романтический период своей жизни. Мириться Наташа с подругой не захотела, сказав Маше, что их с Олей жизнь развела. Она любила эту формулировку, которая списывала её излишнюю эгоистичность на судьбу.

На первом курсе у Наташи была страстная летняя любовь с сибиряком Витей Морозовым. Он был вежлив и сдержан, но потом писал ей романтические открытки с изображением различных букетов. Называл её «своей Натулей» и грозился приехать. Не приехал, и Наташа была этому рада. Её друзья стали тоньше и сложнее, чем спортсмен Витя со свистком на груди. Она оставалась с мужчиной по нескольку месяцев, иногда год. Теневой бизнесмен, успевший посидеть за фарцу, еврей Иосиф. Он, разумеется, не был романтиком, но умел всё достать, обеспечивал, выполнял любой Наташин каприз. Это было приятно, но Иосиф ещё умел вести туманные разговоры о духовной сути Каббалы, о еврейских древних законах, о вечном народе. Наташа велась на эту странную смесь практической жилки, тюремного опыта и метафизической мудрости. Куда до Иосифа было Вите из Челябинска!

Иногда молодой человек оставлял в Наташиной жизни только мимолетный след, хотя и очень яркий. Она до сих пор помнила белокурого стройного Костю с холодными голубыми глазами. Он отдыхал с Наташей в доме отдыха в Прибалтике. У неё была путевка на 24 дня, а у него только на двенадцать. Наташа прятала парня в своём номере, тайно носила ему из столовой еду, трогательно скрывала от администрации, и они выходили ночью гулять по берегу холодного моря. Понимала ли она тогда, что молодой человек Костя ничем не примечателен? Может, и понимала, но Наташа любила в любви саму любовь, самоотверженность, жертвы, на которые она ради любимого была способна, тайну и интригу,