Рабыня страсти - Бертрис Смолл

— А я-то думала… — пробормотала Зейнаб. — Я такая дурочка!

— Но откуда могла ты знать? — возразил он. — Не бойсязадавать вопросы, Зейнаб, сокровище мое! Иначе ты ничему не научишься. Женскоетело способно принести мужчине массу наслаждений, но для мудреца одного лишьтела, пусть прекрасного, недостаточно. Через несколько дней мы отплывем ко мнена родину. Там я всерьез примусь за твое образование: ты будешь учиться нетолько искусству любви, ты должна танцевать, петь и играть хотя бы на одноммузыкальном инструменте. Ты должна изучить поэзию н историю моего народа — ивообще развить свой интеллект в тех областях, к которым у тебя обнаружитсяталант. Ты должна овладеть арабским и романским — нашими двумя основнымиязыками. Ты постигнешь этикет гарема для того, чтобы войти в него без страха истыда. Ты затмишь всех женщин, которых когда-либо знал Абд-аль-Рахман, с той желегкостью, с какой затмевает луну яркое солнце. Я также непременно научу тебяучтивости, чтобы ты ненароком не оскорбила госпожу Захру, мать наследника.Хорошие манеры — еще одна добродетель Рабыни Страсти.

Он взял еще один льняной плат и омочил его в чаше;

— Теперь дай-ка я обмою тебя, сокровище мое. Откинься наподушки и расслабься, Зейнаб.

Когда он приступил к делу, она с трудом подавила дрожь. Какделикатны его касания.., и как чувственны… Медленно и заботливо он смывал с ее теласледы того, что произошло между ними, и одновременно очень умело вновь еевозбуждал. Она чувствовала, как его палец, обернутый тонкой тканью,поддразнивает ее… Глаза девушки закрылись — она прислушивалась к ощущениям,которые вызывали его новые ласки… Почему другие непохожи на Карима-аль-Малику?Или все мужчины Аль-Андалус таковы? А может, только северяне грубы и жестоки?..

Бросая в чашу платок, он сказал:

— А теперь одним пальчиком коснись той чувствительнойжемчужины, что скрывается в твоем тайничке, Зейнаб.

Он наблюдал за тем, как она, поначалу робко, а затем,осознав, на что способна сама, все более смело ласкала себя. Когда тайникувлажнился и стал сочиться жемчужной влагой, он схватил тонкое запястье.Притянув ее руку к своему рту, он поймал губами влажный пальчик:

— Твой сок такой пряный, мое сокровище… У нее захватило дух,но он улыбнулся ей своей обезоруживающей улыбкой, от которой сердце ее бешенозабилось. Она почувствовала, что вот-вот лишится чувств. Тут он оседлал ее,оказавшись поверх нежной груди.

— Теперь заложи руки за голову, — скомандовал он.

— Зачем? — вся ее показная покорность тотчас же улетучилась.Нет, она, конечно же, хотела довериться ему, но ее полнейшее невежество рождалопанический страх.

— Просто это исходная позиция для следующего упражнения, моесокровище. И не нужно бояться, — терпеливо объяснил он. Склонившись над нею, онподпер плечи девушки подушками. Затем, приподняв свой член — Зейнаб заметила,что он несколько увеличился в размерах, — сказал:

— Открой рот, Зейнаб, и прими его. Ты станешь пользоватьсяязычком, чтобы возбудить меня, но держи зубки подальше: ты ни в коем случае недолжна сделать властелину больно! Ну а когда попривыкнешь, то поучимся сосать…Я скажу тебе, когда остановиться.

Девушка отчаянно замотала головой.

— Не могу… — прошептала она, пораженная, но вместе с тем изачарованная таким поворотом дела.

— Можешь, — тихо, но твердо возразил он.

— Нет! — решительно объявила она. — Нет!!! Карим не сталспорить, просто зажал двумя пальцами ее точеные ноздри. Лишенная таким образомвоздуха, Зейнаб открыла рот, и член Карима тотчас же проскользнул меж ее губ.Одновременно он разжал пальцы.

— А теперь принимайся нежно ощупывать меня язычком, мойцветочек. Нет, не убирай руки из-за головы — в противном случае я велю ДоналуРаю выпороть тебя. Помни: покорность, покорность и еще раз покорность!

Казалось, она целую вечность лежала в оцепенении, ощущая усебя во рту ЭТО и не зная, как с ЭТИМ обойтись… Затем любопытство победилодевичий язычок, до поры забившийся вглубь, принялся ощупывать нежную плоть. Оннаблюдал за нею» из-под полуопущенных век, чуть дыша. Это было трудноеиспытание… Она робко лизнула. Потом снова. Глаза их встретились.

Карим кивнул, воодушевляя ученицу:

— Так, так, мое сокровище! Не робей! Язычок твой не причинитмне боли. А теперь проведи им вокруг головки.

…Во вкусе, который ощутила Зейнаб, не было ничегоотталкивающего. Чуть солоновато — и только. Страх понемногу улетучивался.Постепенно она забрала член в рот поглубже, и язычок принялся путешествоватьвкруговую.

Девушка почувствовала, что орган постепенно увеличивается вобъеме…

— Теперь попробуй пососать, — напряженно скомандовал Карим.

Она повиновалась и неожиданно обнаружила, что происходящеезахватило ее. Карим приглушенно застонал, Зейнаб обеспокоенно взглянула ему влицо. Глаза учителя были закрыты, черты слегка искажены… Он изнывает от страстии наслаждения! Девушка изумленно осознала, что сейчас она хозяйка положения.Она, а вовсе не Карим! И это сознание, сознание сладкой своей власти, подарилоей прилив бодрости и сил.

— Остановись! — прозвучал приказ. Он вновь зажал ее ноздри иизвлек наружу напряженный член.

Увидев его размеры, Зейнаб округлила глаза.

— Я что-то сделала не так? Тебе неприятно? — Она вновьзаволновалась.

— Нет, — он тяжело рухнул на постель рядом с нею и принялсясогревать ее тело лобзаниями. Она вздохнула с облегчением, и тело ее выгнулосьему навстречу, когда он сомкнул губы вокруг ее соска. Он слегка посасывал его,покусывал, а затем поцеловал. Одна его рука скользнула по шелковому животу,оказалась между ногами девушки.

Палец нашел чувствительную жемчужину и принялсяподдразнивать ее.

— Я хочу тебя, — сказал он. Пальцы его постепенноуглублялись в ее тело. — Ты юна и невежественна, мой цветочек, но ты рождена,чтобы стать Рабыней Страсти!

Прикосновения пальцев воспламенили ее кровь, она изнывала отжелания вновь ощутить его в себе. Он подразнивал ее, и жемчужный сок любви текпо его пальцам.

Губы его прильнули к ее рту горячим поцелуем, которому,казалось, не будет конца. А рука не прекращала движений.., и вот девушкепоказалось, что она вот-вот неудержимо закричит. Все тело горело и томилосьжеланием. Она чувствовала какую-то тяжесть в животе и груди, казалось, онивот-вот лопнут, и наружу брызнет сладкий густой сок, словно из надломленногограната…

— Пожалуйста! — в полубеспамятстве бормотала она.