Аферист - Евгений Анатольевич Аверин

Никаких допросов не допустим. Прекрасно, с этим определились. Завтра может статься, что будет недосуг. Прошу почтенного господина Веретенникова рассказать нам о состоянии дел, в которых мы Волею Божией участники. И в коих зачинателем опять же господин Зарайский.

Веретенников огладил бороду и начал весьма толковый доклад по существу. Завод по производству резины в Костроме почти построен. Весь каучук скупается. Заказов на год вперед. Прислали письма иностранные фирмы Англии, Франции и Германии с просьбой обучения мастеров. Пресечены попытки промышленного шпионажа. С булавками тоже все прекрасно. Патент на русскую булавку согласован. Партии товара расходятся. А он, Веретенников, для дохтуров лабораторию обставляет. Чтоб, значит, еще что придумали. И готов выкупить права на патент, в счет, так сказать, будущих заслуг.

Петров хотел было возразить, но я наступил ему на ногу, кивнул и поймал удовлетворенный взгляд губернатора. Не надо нам никаких трений и торговли за это. Мне нужна свобода действий и прикрытие. Пусть берут, чего хотят. До моего все равно не доберутся.

Совещание закончилось. Пошли в покои.

— А вы очень умный молодой человек, — подошел ко мне Баумгартен, — мне понравились. Надеюсь, ваши идеи не иссякнут в будущем.

— Такие надежды нельзя не оправдать, Ваше Превосходительство, — улыбнулся я.

— Зовите меня Карлом Ивановичем. И храни Вас Господь.

На следующий день мы направились в больницу при монастыре. Все вычищено, белье поменяно. Гости важною толпой осматривают палаты, операционную. Это они из вежливости. Мы присоединились к толпе, но она вдруг организовалась и раздвинулась, оставляя нас в середине.

Губернатор представил нас Виллие. Умный, снисходительный взгляд водянистых глаз. Покивали, осмотрели с ног до головы и далее двинулись. Чувствуешь себя экспонатом в музее. Дошли до палаты, выделенной под больных с болями в животе. Это на ком то из них мы должны показать мастер-класс. Не зря Сергей собрал инструменты.

Нам предоставили крестьянина с сильными болями. Он орет уже второй день. Дорогие гости кивнули и утвердили кандидатуру. Нас никто не спрашивал. Сейчас влезть? У него, наверное, уже перитонит. Не поможет ему «суличский способ». Чего же Сергей Павлович молчит? Мне не по чину предложения вносить. Да и просили не высовываться.

Пока готовили инструменты по нашим указаниям, кипятили нитки для зашивания, иголки, пеленки и простыни, Петров вещал для высоких гостей ход операции и рассказывал о необходимости недопущения попадания в рану гипотетических бактерий. Ему не верили. От споров он уклонялся и повторял услышанную у меня цитату классика марксизма-ленинизма «Практика — критерий истины».

Я попросил осмотреть других пациентов, потому что у крестьянина не классический аппендицит, а что-то более серьезное. Но мне отказали под тем предлогом, что этот и так помрет, а тут для науки послужит. И даже дали ему пятьдесят рублей за страдания. А других можно и после, если желание будет. «Интересно, от кого подстава? — подумал я, — губернатору это не нужно. Кто-то копает под него».

Мы уложили страдальца на стол. Все столпились рядом. Пришлось вежливо, но настойчиво объяснять еще раз. Уговорили надеть привезенные нами халаты, бахилы, шапки и закрыть лицо масками. Хорошо, что старшим у зрителей остался Буш. Губернатор с Виллие и Мудровым послушали лекцию и удалились обсуждать важные свои дела. Впрочем, Виллие выслушал Буша в сторонке. Легкая усмешка и едва заметный взгляд в нашу сторону показали, что и он теперь в курсе.

— Нас хотят подставить, — сказал я Сергею.

— Прости, что?

— То. Мне не дают выбрать пациента с аппендицитом. Надо брать этого дядьку. Ему пятьдесят лет и перитонит. Он умрет от болевого шока. Никакая опийная настойка не поможет, если это что-то сложнее аппендицита.

— Вот черт! Губернатор знает? Впрочем, откуда. Ему тоже важен результат. Потом не вспомнят, что не такой пациент. Что делать? Может, откажемся?

— Это тоже минус. Да и мужика жалко. Вот бестии, пользуются ситуацией, в которой мы по другому не поступим. Выбора у нас нет.

— Так помрет же.

— Эфир в больнице есть?

— Конечно. Местно его применяют иногда.

— Тогда слушай.

Я объяснил, как делается маска Эсмарха. Того самого. Он не только кружку изобрел. Ничего сложного в эфирном наркозе нет. Что-то вроде сита круглого по форме лица накрывается шестью слоями марли, пропитанной эфиром. Человек вдыхает пары и засыпает. Периодически прыскают на марлю эфиром, когда признаки пробуждения видят. Тут опыт наблюдения за больным нужен, чтобы все время его в нужном состоянии держать. Пульс считать, за дыханием следить. Помощники убежали искать сито и марлю.

К моему удивлению, вход в операционную закрыла могучая фигура Веретенникова, завязанная белым по самые глаза.

— Любопытствуйте? — хмыкнул я.

— Да чего там. Слыхал от своих, посмеяться над вами решили, дескать, чтоб нос не задирали — шепотом ответил он, — шли бы вы восвояси. А завтра порешите все, как надо. Сошлитесь, что не здоровы.

— Сегодня уже порешили. А ты останься. Хоть кто-то поддержит.

— Эх, барин, что говорить, — он отошел к стене.

Подошел и Буш.

— Я осмотрел пациента. Мне кажется, его состояние не отвечает цели демонстрации. Думаю, нужно найти больного с показательной клиникой.

— Согласен с вами. Но кто это может решить прямо сейчас? — Ответил Сергей, — боюсь, у нас нет выбора. Так, Андрей Георгиевич?

— Почему же нет? Есть. Мы можем отказать в помощи умирающему и сохранить репутацию, как специалистов. Только потом будем об этом помнить всю жизнь. Мы попытаемся сохранить репутацию человеков.

— Хороший ответ, господин Зарайский, — в речи Ивана Федоровича есть легкий акцент, — я поддержу вас. Позволите участвовать в операции?

Сергей перевел взгляд на меня, Буш тоже. Я кивнул.

Сито нашли. Марлю тоже. Инструмент готов. Я подвел помощника к мужику. «Анестезиологом будешь». Объяснил, что надо делать и за чем наблюдать. Сам наложил сито с пропитанной марлей на лицо пациенту. Придется помощнику пока рукой придерживать.

— Позвольте, — тихо спросил Иван Федорович, — вы желаете убрать боль таким способом?

— Ага, — глянул я на крестьянина, — говори по именам, кто в твоей деревне живет.

«Васька, Леха гнедой, Петька большой и Петька драный, Никита Иванович, Серега…»

— Все, спит, — отметил я.

Над маской круглые карие глаза.

Ограничили пеленками живот. Резать придется по средней линии. Пупок только обойти слева, не забыть. Никогда я не делал лапаротомию людям. Видел, да. Собакам делал. Аж два раза. Одна из шабашек была — по ветеринарной линии. Нажрутся на улице гадости, потом что-нибудь острое кишку проколет. Почитал, как это у людей и вперед. Выжили обе. Но то собаки.

Сергей тоже два раза делал такой разрез. В надежде на лучшее. Ведь не все умирают. Но у него не получилось.

— Все нормально,