Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания - Жак Сустель

Люди, над которыми судьба довлела всей своей тяжестью, должны были быть чрезвычайно внимательны к предзнаменованиям. И не важно, шла ли речь о мелких происшествиях повседневной жизни или же об исключительных событиях. Непривычный шум в горах, крик совы, кролик, ворвавшийся в дом, койот, перебежавший дорогу, предвещали несчастье.

Ночь, способствующая появлению привидений, была населена фантастическими чудовищами — карлицами с распущенными волосами, черепами, преследующими прохожих, существами без ног и головы, которые стонали, катаясь по земле, «и те, кто их видел, понимали или проникались уверенностью, что умрут на войне или вскоре скончаются от болезни, или что еще какое несчастье на них обрушится».

Другие знамения возвещали войны или поражения, необыкновенные события типа тех, что римляне называли portenta, а ацтеки — «тецауитль». Так, однажды собака заговорила, чтобы сообщить своему хозяину, старцу из Тлателолько, о несчастьях, которые скоро обрушатся на его город, накануне столкновения, закончившегося победой мешиков. Когда раздраженный старик убил собаку, заговорил уэшолотль (индюк), ходивший по двору, распустив хвост. «Ты что, драчун, тоже решил стать знамением?!» — вскричал разъяренный житель Тлателолько и отрубил птице голову. Тогда маска для обрядового танца, висевшая у него дома на стене, тоже обрела дар речи. Старик, потрясенный этими тремя чудесами, отправился поведать о них правителю Мокиуиштли. «Не пьян ли ты, уважаемый?» — спросил его тот. Но в скором времени он был сражен на лестнице своего храма солдатами Ашайякатля{37}.

Другая история гласит о том, как ловцы водяных птиц с озера Тескоко однажды принесли Мотекусоме II только что пойманную странную птицу. «На голове у этой птицы было круглое зеркало, в котором были видны небо и звезды… Когда Мотекусома заглянул в это зеркало, то увидел в нем множество вооруженных людей верхом на лошадях. Он послал за своими гадателями и спросил у них: "Знаете ли вы, что я видел? Надвигается большая армия". Но прежде чем гадатели успели ответить, птица исчезла», — рассказывает Саагун.

В «Кодексе Теллериано-Ременсис» описан появившийся в году 4 калли (1509) огромный столб пламени, взметнувшийся из земли к самым звездам. Это явление (возможно, зодиакальный свет) впоследствии рассматривалось как возвещение о прибытии конкистадоров. «В течение нескольких ночей, — пишет Иштлильшочитль, — появлялось большое сияние, зарождавшееся на восточном горизонте и восходившее до небес, пирамидальной формы и с языками пламени… Правитель Тескоко, весьма сведущий во всех науках, которые знали древние, и особенно в астрологии… понял, что его правлению и власти пришел конец, и сразу же отдал приказ военачальникам и полководцам окончить войны, которые они вели с тлашкльтеками, уэшоцинками и атлишками».

Кометы и землетрясения, тщательно записываемые каждый год в иероглифических рукописях, всегда считались вестниками несчастья. То же самое относилось к молнии, ударившей в храм, волнению на озере в безветренную погоду или (как это случилось незадолго до нашествия) к возникавшим вдруг в воздухе женскому плачу и стенаниям.

В целом, в мексиканской картине мира остается мало места для человека. Им помыкает всемогущая судьба, ни земная, ни загробная его жизнь ему не принадлежит, его краткое пребывание на земле предопределено на всех этапах. Он придавлен гнетом богов и связан по рукам и ногам всемогуществом знамений. Да и сам мир, в котором он краткое время сражается за жизнь, — нечто эфемерное, очередной набросок, столь же непостоянный, как и все предыдущие, обреченный на погибель, как и они. Его осаждают ужасные чудовища, призраки и знамения возвещают ему несчастье.

Моральный климат в древней Мексике несет печать пессимизма. Неотступная мысль о смерти и уничтожении звучит в стихах великого правителя Несауалькойотля; даже когда другие поэты воспевали красоту тропической природы, чувствовалось, что эта мысль по-прежнему здесь, и от нее у певцов «перехватывает горло посреди цветов». Религия, искусство, выражающее ее в скульптуре, рукописи, таящие в иероглифах мудрость древних, — всё говорит о тяготеющей над человеком суровой судьбе, не подвластной его воле.

Но величие этого народа в том, что он принял мир таким, каким его представлял. Его пессимизм — деятельный. Он выражается не в унынии и безволии, а в страсти священной войны, в служении богам, в сооружении городов, в расширении империй. Сталкиваясь с безжалостным миром, мексиканец не строил иллюзий, но действовал с неукротимой энергией, обустраивая потом и кровью хрупкую жизнь, которую на время даровали ему боги.

Еще молодая и полная сил ацтекская цивилизация только-только начала вырабатывать и формировать свою религиозную мысль, когда вторжение европейцев переломило ей хребет. В том виде, в каком эта мысль предстает перед нами накануне катастрофы, она кажется нам сложной и противоречивой, составленной из различных влияний, которые еще не были осмыслены и оформлены в связную систему.

Мексиканская религия была открыта для нововведений. Победители-ацтеки стремились присоединить к империи не только провинции, но и богов, которым там поклонялись. За ограду большого теокалли впускали всех чужеземных божеств, и жрецы Теночтитлана, любознательные и интересующиеся ритуалами, охотно усваивали легенды и обычаи дальних земель, которые приносили с собой армии. В этом основа великого непонимания, противопоставившего мексиканцев испанцам: одни поклонялись множеству богов и были готовы принять и тех, кого принесли с собой вновь прибывшие; другие были приверженцами единственной религии и могли возводить свои церкви только на развалинах старых храмов.

Сложность мексиканской религии объясняется сложностью устройства общества и государства. Хотя она отражает мир и дает ему объяснение, необходимо понимать, что она прежде всего является отражением общества, устройство которого не менее сложно. С другой стороны, она стала религией уже не одного города, а широкой и разнообразной конфедерации. Мы очень плохо знаем, какие формы принимали верования крестьян и простолюдинов. Вера в божественную пару прародителей солнце-земля (отец и мать) засвидетельствована у древних земледельческих народов типа отоми, встречается она и у мексиканцев науа в форме изначальной пары — господина и госпожи Двойственности, равно как и в молитвах, неизменно обращенных к солнцу-отцу и земле-матери.

Мы также знаем, что существовали божества отдельных кварталов и корпораций, такие как Йиакатекутли, бог купцов, Койотлинауаль, бог торговцев перьями, Уиштосиуатль, богиня солеваров, Атлауа, бог ловцов водяных птиц на озере. Звездные божества кочевников с севера перемешались с богами дождя и земледелия, которым еще до наступления христианской эры поклонялись оседлые племена. Наконец, с течением времени в их круг вошли боги уастеков, например Тласольтеотль, или йопи, наподобие Шипетотека, а также все мелкие божества урожая и выпивки, известные под именем Сенцон Тоточтин («четыреста кроликов»).

В этом пестром пантеоне перемежаются верования и чаяния разных социальных классов и народов. Мистический солнечный цикл — прежде всего религия воинов, преданных битвам и жертвоприношению. Кецалькоатль — идеал жрецов, стремящихся к святости. Тлалок — великий бог крестьян. При этом все они поклоняются Мишкоатлю — богу северных народов, Шипетотеку — «властелину побережья», пернатому змею тольтеков, богине плотской любви людей с востока.