За пророка и царя. Ислам и империя в России и Центральной Азии - Роберт Круз

Конечно, клирики тоже использовали прошения и доносы для защиты себя и нападения на других. Выступая с такими защитными (или обвинительными) текстами, религиозные деятели приписывали себе авторитет, связанный, как считалось, с познанием Божественного закона. Фаткуллин отвечал, что некоторые прихожане выдвинули свои жалобы из‐за «нерасположения» к нему и когда пригласили Хасана Рамстуллина из села Урнашбаш занять должность муллы и отобрать у него, Фаткуллина, приходскую метрическую книгу, действовали «в противность правил магометанского закона». В этом и других спорах между клириками и прихожанами ОМДС настаивало на своих исключительных полномочиях судить диспуты об исламском праве и поведении официальных носителей религиозного закона и морали. В 1836 г. оно подтвердило жалобы критиков Фаткуллина и выпустило приказ, отрешающий его от «духовного сана»[175].

Повсеместно, как и в селе Верхняя Ядыгерь, мусульмане требовали уважать и предписания религиозного права, и достоинство мирян. В июне 1819 г. крестьяне обратились в Белебеевский уездный суд с жалобой на «закону противные поступки и обиды» муллы Баязита Кутлукаева. Мулла не откликался на просьбы читать молитвы на похоронах, что заставило жителей обратиться в этот суд, а также добиваться вмешательства ОМДС и назначения для них нового муллы. Аналогично в 1831 г. жители села Базитамак Бирского уезда Оренбургской губернии обвинили своего имама Шарафутдин-Мухамета Рахимова в пренебрежении их нуждами. В прошении на имя царя Николая они жаловались, что имам покидал село без всяких объяснений, оставляя крестьян без предстоятеля на молитве. Рахимов заслужил недовольство жителей, которые страдали в первую очередь от его отказа проводить погребальные обряды для дорогих им людей. В прошении упоминался один случай, когда родственникам пришлось приглашать на похороны имама из другого села. Абдулвахит Рысемятов обвинял его в незаконном присвоении средств, предназначенных для сельской школы, а Фейзулла Ишекеев жаловался, что имам дважды так сильно его избил «без всякой заданной причины», что он начал ощущать «от побоев его великое нездоровье». ОМДС присоединилось к осуждению Рахимова, назвав его действия «не токмо противно магометанской религии и правил оной, но и высочайших узаконений». Оно приказало уездному суду сместить имама с должности и отклоняло многочисленные апелляции, которые он подавал вплоть до 1836 г.[176]

В 1849 г. Мухамет Усеинов сообщил ОМДС, что Якуб Куляметев, указной имам его села в Тобольской губернии, прекратил руководить своими прихожанами на молитвах в мечети. Усеинов утверждал, что пока Куляметев разъезжал по губернии, «народ магометанский почти начал забываться в своей вере без приносимых молебствий». Такая ситуация особенно вредила молодежи, которая склонялась к преступному поведению «без внушения им имамом страха божия». Прихожане добавляли к этому обвинения в нецелевом использовании средств, предназначенных для мечети, в сочетании браком беременной девушки и просили сместить имама с его должности. В другом подобном случае в феврале 1863 г. сельская община в Мензелинском уезде Оренбургской губернии составила резолюцию, требуя, чтобы ОМДС сместило с должности их указного муллу из‐за «непостоянного ведения его жизни». Мулла, обвиняемый в пьянстве и других нарушениях, лишился должности – но только на год или около того. Он, видимо, оспорил вердикт ОМДС перед губернатором и вернулся к исполнению обязанностей по приказу администрации летом 1866 г.[177]

В 1862 г. житель одного из сел Казанской губернии Хасан Ишмухаметев обратился с прошением к царю Александру II, жалуясь, что местный мулла Мухаметин Амиев, «забыв прямую свою обязанность… начал вмешиваться в мирские дела». Ишмухаметев обвинял муллу в том, что тот вмешался в земельный спор и побудил жителей села избить его брата. Из-за «противозаконных поступков» муллы Ишмухаметев отказался посещать пятничные молитвы в местной мечети. Хотя этот крестьянин мог ездить на пятничные молитвы в соседнюю деревню, другие его запросы не могли быть исполнены из‐за плохих отношений с Амиевым. В своей жалобе Ишмухаметев писал, что мулла отказался прийти к его новорожденному сыну для наречения имени и молиться за его больную дочь. Когда дочь умерла от болезни, Амиев был в отъезде в Казани, и хоронить ее пришлось другому человеку. Ишмухаметев отмечал, что помимо этих обид Амиев унизил его перед другими крестьянами на празднике в конце месяца Рамадан (Ураза-байрам)[178].

В тех селах, где служили два клирика и более, между муллами возникало соперничество из‐за скромных доходов, поступавших от общины мечети. В таких условиях приходская метрическая книга становилась предметом ожесточенной борьбы. Исполнение исламских ритуалов, связанных с рождением, браком, разводом и смертью, и их регистрация в метрической книге приносили ее держателям небольшие суммы от прихожан. В 1860 г. русский этнограф описал случай, когда два муллы соперничали за доходы от гробницы святого, расположенной между их приходами. Тот мулла, чей приход находился со стороны надписи на гробнице, по-видимому, выиграл спор за юрисдикцию над ней, хотя оба муллы договорились читать там Коран для мужчин и женщин, совершавших паломничество к святому месту (зиярет)[179]. Клирики могли работать в поле или заниматься торговлей. Но многие посвящали больше времени обучению и религиозному просвещению односельчан, и они очень нуждались в регулярной помощи богатого спонсора, будь то доля урожая или несколько рублей, чтобы не впасть в унизительную бедность. Спор из‐за контроля над метрической книгой мог взволновать все сообщество. Подобные трения, в свою очередь, нередко переплетались с конфликтами враждующих сельских партий или расширенных групп родства.

Имамы обращались к губернским властям, чтобы гарантировать смещение своих соперников. В 1815 г. Резуван Утяголов из села Исанбаева в Вятской губернии жаловался властям на приезд башкира из Бирского уезда Оренбургской губернии, который называл себя указным муллой и мухтасибом (в других обществах этот термин обозначал надзирателя за рынками и общественной моралью). Согласно жалобе Утяголова, этот новоприбывший по имени Кагарман Габдулменнеков захватил должность «насильным образом» (подвергши Утяголова «побоях») и монополизировал совершение молитв по случаю похорон, рождений и брачных церемоний[180].

В Бугульминском уезде Самарской губернии в июне 1865 г. во время пятничной молитвы в мечети вспыхнул конфликт между двумя муллами за раздел метрической книги и других обязанностей. В то время как один имам читал проповедь с кафедры, другой ворвался в мечеть, выкрикивая протесты и отрицая право соперника на исполнение этой обязанности. Аналогично в январе 1848 г. указной мулла из одной деревни в Мамадышском уезде Казанской губернии пожаловался на некоего мусульманина из Вятской губернии, недавно поселившегося в той деревне. Уже не первый раз этот мулла писал в ОМДС о новом поселенце Мухамете Рахимове, который начал обучать детей его прихожан и руководить ими на ежедневных молитвах, за что получал пожертвования. Уездный полицейский офицер передал Рахимову приказ ОМДС прекратить эту деятельность, но тот продолжал руководить молитвами. Конфликт между официальным муллой и Рахимовым обострился, когда оба попытались читать молитвы на одних и тех же похоронах. Согласно доносу, Рахимов спровоцировал «недостойную ссору» с официальным муллой и оскорбил его. В конце концов муфтий Сулейманов приказал уездному земскому суду исполнить первоначальное распоряжение ОМДС против Рахимова[181]. Таким образом, царская полиция вмешалась, чтобы положить конец раздору клириков.