Жизненный круг - Ирина Кедрова

В его темно-водяном мире было уютно, тепло, мягко, спокойно. Мелкие неприятности, приносимые извне, особенно не волновали. Разве только, у мамы падал гемоглобин, или ей не хватало кальция, но он-то, умелый добытчик, все это добывал из маминого организма, немного ее жалея. Последнее время им обоим было очень душно, мама, по всей видимости, задыхалась, и они с нетерпеньем ждали наступления вечера, когда затихнут звуки города, спадет жара, мама начнет свободно дышать, и ему тоже станет легче.

Рос он быстро, и как стало ему тесно, задумал во внешний мир перебраться. Толкнулся сильно, не поняли. Толкнулся еще раз. Надавил на низ своего жилища так, что мама вскрикнула. Что-то он, видно, сделал, поскольку его уютное жилище слегка сдвинулось, ему даже показалось: вниз куда-то полетело. Находиться в таком положении невыносимо, потому стал он биться, причем именно вниз, полагая, что выход там. Уставая, ненадолго затихал, а потом настойчиво пробирался дальше сквозь узкий и темный туннель. Особенно испугало, когда вода, которая всегда защищала от ушибов, вдруг исчезла. Что это? Как же без нее? Растерянность быстро прошла и появилась уверенность, что выбираться все-таки придется, и чем скорее он это сделает, тем лучше. На беду что-то мешало, не пускало. Может, этот длинный шнур, который связывает его с мамой? Оторвать его он не мог, да и боялся, не представляя, как без него питаться.

За волнениями не заметил, что вокруг мамы собрались чужие люди. Незнакомые голоса, очевидно, подсказывали ей, как помочь малышу выбраться. Он слышал указания: «тужься», «тужься милая, сильнее», «отдохни, не тужься». После таких слов мама напрягалась, и он чувствовал, как благодаря этому напряжению движется вперед значительно быстрее. Иногда она переставала тужиться, и он требовал: «не прекращай, я хочу выйти». Сердечко его сильно колотилось, он задыхался, и настойчиво искал выход. Потом услышал: «придется резать», «теряем обоих». Страшно испугался, присмирел, обдумывая, что там вовне происходит, и надо ли себя проявлять. Пока думал, случилось страшно интересное: какие-то руки его подхватили, подняли, стало светло, только холодно и неуютно, потому он громко закричал: «Помогите!». Слов, правда, не было, был плач, однако умные люди все понимают. Незнакомая тетя, державшая его на руках, сказала: «Раскричался. Мальчик, крепенький и крикливый. Смотрите, мамочка». Значит, эта тетя – не его мать.

Конечно, как он сразу не признал ее? Она лежит где-то внизу, видно ее плохо, только глаза, которыми смотрит на него ласково и шепчет чуть слышно: «Женечка». Вот она, его мама, от которой всегда шло тепло. «Пустите меня к ней», – кричит он. Теперь он знает, что зовут его Женечкой, и что он мальчик. Мальчик хочет к своей маме, все та же тетя несет его на что-то жесткое и укутывает в пеленки. Стало тепло, накатила усталость, и еще немного покричав в надежде, что к маме отнесут, он засыпает. Ему снится уютное жилище, с которым расстался, хочется вернуться, да, видно, не получится. Долго лежит на чем-то жестком, иногда просыпаясь и покрикивая. Спустя какое-то время проснулся в маленькой кроватке, рядом такие же, как он, младенцы покрикивают. Приходит тетя, другая, не та, что он видел при рождении. Она кажется доброй, поскольку берет его на руки, прижимает к себе, а потом что-то прикладывает ко рту и из этого что-то льется приятная белая жидкость. Оказывается, это соска с бутылочкой, наполненной молоком, необходимым младенцу. Приятно, тепло. Но где же мама?

Так ли было на самом деле, Женя доподлинно не знает. Сначала в каждой женщине выискивал черты своей мамы и бросался к ней, уверенный, что это она спешит к нему. Потом понял: бабушка у него за маму, и полюбил ее еще сильнее, потому что именно бабушка была доброй и ласковой, а голос ее знаком ему с зарождения: он был всегда.

Бабушка показывала Жене мамины фотографии, с которых смотрела на него смеющаяся девчонка, и он знал: его мама – девчонка с фотографии. Затем бабушка показывала фотографии красивой девушки и улыбающейся женщины. Значит, думал Женя, мама бывает разной: и смеющейся девчонкой, и красивой девушкой, и женщиной с добрыми глазами и улыбкой, обращенной к нему. Теперь она превратилась в бабу Нюру. С годами он понял, что живет с бабушкой, а мама умерла, и это значит: нет ее нигде. Бабушка Нюра говорит, что мама сидит на облачке, на него сверху поглядывает. Женя внимательно рассматривает облака, и никого там не видит.

– Бабушка, давай маму позовем. Пусть она спрыгнет оттуда к нам.

– Не может она, внучек. Нет у нее сил на землю вернуться.

– Я ей силы дам. Я же вон какой сильный.

– Твои силы ей не помогут.

– А что ей поможет?

– Женечка, мама может только на нас смотреть и радоваться.

Неправильно мир устроен: у других мамы с детьми живут, у него же, в маме нуждавшемся, она на облаке сидит. Да мир не изменишь. И живет Женя вдвоем с бабушкой, которая всех на свете лучше.

– Есть у нас с тобой, внучек, Гена и Таня, – напоминает бабушка.

– А у Тани ребеночек скоро будет? – спрашивает наблюдательный Женя.

– Будет.

– А меня она любить будет? – задает он вопрос, страшно его волнующий.

– Конечно, солнышко. Мы все тебя любим.

При этих словах Женя успокаивается. Он уверен: жизнь хороша только, когда тебя любят. Он и сам любит: бабушку. Она с ним играет, книжки читает, о маме рассказывает, вкусную кашу готовит. Без нее он не проживет. Любит Женя и Гену, так он по-свойски к нему обращается. Став старше, услышал, что в других семьях дети зовут родных тетями и дядями, а у них в семье теть и дядь нет: есть Гена и Таня. Так бабушка их называет, так и он привык звать.

Гена поднимает племянника высоко-высоко и кружит над головой с огромной быстротой, и Женя не боится, поскольку знает: из его рук не упадешь. Падает, когда стремится от дяди убежать; тогда ударяется и плачет от боли, а Гена хмурит брови и наставляет: «Храбрый мужчина боли не боится». Женя еще не знает, что такое храбрый мужчина, но соображает: Гена, наверное, храбрый мужчина, и потому боль ему не страшна.

Бабушка успокаивала по-другому: «У кошки заболи, у собачки заболи, а у Жени не боли». Он же с малых лет считает, что все должно быть по справедливости, потому не должно болеть ни у кого. Почему кошки с собаками за него страдать обязаны? «Нет, бабушка, – поправляет он, – пусть у них ничего не болит». От этого решения боль сама по себе исчезает, ну разве что самую малость остается, так ведь «храбрые мужчины боли не боятся».

Любит он и Таню. Она всегда что-нибудь интересное придумает, то в живой уголок их с Геной водит за медведем и рыбками наблюдать, то в кино мультфильмы смотреть. Да просто по улицам бродить с ней увлекательно. Огромные деревья кругом, дома разные, улица длинная – с горки спускается и на горку поднимается. В горку идти трудно, а с нее легко бежать: передвигаются Женины ножки быстро-быстро, заплетаются, и вот он падает, и носом в песок ударяется. Больно-о! А Таня подбежит, хохочет, будто ничего особенного не произошло, и протягивает ему конфету. Пока бумажку конфетную развернешь, в рот конфету положишь, да обсосешь, забудешь, что падал. А еще Таня его яблоками и бананами угощает. Сладкие яблоки ему нравятся больше всего. Только последнее время Таня мало с племянником гуляет: трудно ей углядеть за непоседой и поднять его она не может, поскольку стала толстая и неповоротливая. Женя тревожится. Вдруг она тоже умрет, как его мама? Успокаивает лишь то, что у других ребят мамы не умирают.