Жизненный круг - Ирина Кедрова

– Ой, дурачок, – смеялась она, – кто в наше время по любви женится?

– А ты со мной встречаешься по любви? – выяснял он.

– Конечно, миленький, – не задумываясь, отвечала. – Кого здесь еще любить?

Ему нравилось, что она считала его лучшим из лучших, и не догадывался он, что Светлана целенаправленно проводила естественный отбор женихов, а его держала на всякий случай.

Жить в доме стало особенно трудно, когда вернулась из замужества беременная Людмила. Хотя на его маленькую комнату никто не претендовал, собираться здесь студентам стало сложнее. Сестра нуждалась в покое, и мать, волнуясь о дочери, просила сына не привозить пока институтских друзей. Кто бы из них помешал сестре выносить и родить ребенка, он не знал, но к себе больше не приглашал. А в августе, прямо в день рождения, Людмила умерла, оставив брату и матери своего сына, названного Женей. Хоть тут сестра поняла, кто мог сделать ее счастливой, только позднее это понимание судьбу ее трагичную не изменило. Сестры не стало, а в большой комнате в кроватке лежал оголец, похожий на нее и на их отца, а, может быть, было в нем что-то от его собственного папашки, так легкомысленно себя проявившего.

Геннадию в то время было не до племянника, поскольку роман со Светланой отбирал все душевные силы. Однако для поддержки физических сил матери он находил училищных однокурсниц, согласных посидеть с малышом. Даже Анюта, ставшая счастливой женой и матерью, заглядывала к ним, чтобы подсобить тете Нюре. Когда она появлялась, Геннадий слегка нервничал, жалея, что любовь их столь быстро закончилась. Но и понимал: Анюта – не его женщина, с Виктором Сергеевичем она приобрела уверенность в себе, а чувство безопасности и надежность брака превратили ее из нервной беглянки, метавшейся по жизни, в спокойную и добродетельную жену, заботливую мать двух сорванцов.

Настоящим подарком судьбы стала Геннадию медсестра из детской поликлиники. Поначалу он даже не понял, что его жизнь перевернулась. Пришла на день рождения к племяннику, порадовалась вместе с ними, посетовала, что нет у малыша матери. А потом «забралась» в его сердце, улеглась там котенком пушистым. Лежит внутри сердца, мурлычет ласково, и это мягкое мурлыканье осилило Светланину яркую стервозность. Не заметил, как сменил свой любовный интерес. Да и не интерес это вовсе. Интерес – что? Дунул – тот и растворился. Здесь же дуй – не дуй, все мысли к Танюше возвращаются, к ее милому и тихому голосу, к улыбке ее ласковой.

Год метался между «бешеной» Светланой и нежной Танечкой. Та любовь улетучилась, как и первая юношеская, а эта укреплялась. И в этой любви понял Геннадий, что не любил он раньше никого, что не хотел бы он за тех двух жизнь свою положить, и род бы с ними продолжить, гордясь своими детьми, как отец его гордился. Таня, появляясь в их доме, светом озаряла его, в доброту свою укутывала, собою его от бед закрывала.

Терпел он, терпел, да однажды, когда они вдвоем оказались, обнял девушку, вложив в объятие всю страсть мужскую, давно в нем копившуюся. И она поняла, поверила ему сразу. И хотя боялась близости, ему доверилась. С той минуты решил Геннадий, что сделает эту девушку самой счастливой женщиной в мире. Не было больше ни Анюты, ни Светланы, никого, кроме Танюши, ее теплых карих глаз, по-детски пухлых губ и нежных, мягких рук.

Летом восемьдесят пятого они поженились, и Геннадий, обитая еще в институтском общежитии, возвращался теперь из него в уютную квартирку, в которой ждали его жена и теща. Танина мама – вполне молодая женщина, немногим за сорок, приняла зятя с радостью: серьезный, в институте учится, врачом будет. И со спокойной совестью вышла замуж, передав в надежные руки заботу о дочери.

Счастливая судьба у Геннадия: получил замечательную профессию, встретил любимую женщину, построил дружную семью, в которой росли сын Николай, в честь отца названный, и дочка Ташенька, как пошутил Геннадий в день ее рождения: «Мне одной Танюши мало, пусть две светят». Рядом с его детьми рос и племянник, на котором отрабатывал Геннадий родительскую технологию. Женька его многому научил: любить беззаветно, отдавать себя и не ждать ничего взамен, терпеть детские проказы и усмирять обиды. Разумеется, жена помогала: она в жизни лучше разбиралась, знала, где строго сказать следует, а где не заметить баловства. Дом вела, детей растила, на работе ему подмогой стояла.

В тридцать четыре года стал Геннадий ведущим хирургом отделения областной клиники. Время было постперестроечное, в руководство выдвигали молодые кадры, и в их больнице также опирались на специалистов, знающих дело и еще не зараженных профессиональной усталостью и цинизмом. Назначили Геннадия заведующим отделением.

В село Высокое, где проходило беззаботное детство, он давно не ездил, предпочитая с семьей путешествовать по стране: Крым, Сочи, Селигер, Карелия. Однажды направили его на врачебную конференцию в Ярославль. Заглянул к Алексею и порадовался: живет брат в огромной квартире с женой и тремя сыновьями, на него похожими и на незнакомого им дедушку Колю. Да и сам Алексей, становясь старше, все больше походил на отца: внешностью, характером, профессией. Хотя в профессии он отца превзошел, создав свою строительную фирму: дома строил и загородные коттеджи. Поскольку фирма славилась отличным качеством и божескими ценами, проблем с продажами не было. Наезжали местные братки, да он создал собственную службу безопасности, и те беспокоить перестали.

– Большое дело разворачиваем. Мне и врач в фирме нужен, переезжай, платить будем хорошо, – предложил Алексей.

– Нет уж, я в коммерцию не вхож, – отшутился Геннадий, хотя был польщен тем, что брат признал в нем нужного специалиста. – Да и Калуга мне больше нравится: там все родное и знакомое, а у вас, хоть и древний город, да не мой.

Разговор у них шел за жизнь, на столе стояла бутылка водки, да соленья, женой приготовленные. Сама она сидела здесь же, в основном молчала, стараясь не мешать мужскому разговору. Помолчали и они, поминая Люду.

– Она ведь меня сразу приняла, – вспомнил Алексей. – Душевной была, доброй. Не уберегли мы ее. А малец-то как?

– Мальцу уже семнадцать. Здоров, силен, усы пробиваются, – расписал племянника Геннадий.

– Отец-то его помогает?

– Нет, мать помощи у него не принимает, а он не настаивает. Сволочь он.

– Ну, ты так быстро не суди. Мало ли что меж людьми случается, – примирительно произнес Алексей, вспоминая, что и его кровный отец не поддерживал, да судить его не за что.

– Меж людьми многое случиться может, только сын, я думаю, ни в чем не виноват: ему отец нужен, – спорил Геннадий, не понимая братнего милосердия.

– Пусть к нам приезжает, мы его профессии строителя обучим. Да и братья его как родного примут. Правда, Кать? – обратился он к молчавшей жене.

– Пусть приезжает, – ответила та. – Только бабушка отпустит ли внука?

– Это правда, – поддержал ее Геннадий, уже захмелевший, но способный еще рассуждать. – Разумная ты, Катя, женщина. Бабушка внука никуда не отпустит. Он ей как сын любимый. А вот вы к нам приезжайте. У нас не такие хоромы, и все же разместиться сумеем. Пора детей наших познакомить.