Ангел Габриеля - Нора Робертс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я настолько проголодалась, что смогу съесть почти несъедобное!
— Хорошо. — На этот раз он действительно наклонился вперед, но лишь для того, чтобы провести пальцем по головке Майкла. — Спускайся, когда он наестся. Опыт сегодняшнего дня подсказывает мне, что он выключится, как светильник, как только наполнит животик!
— Он быстренько поест. Тебе не придется долго ждать. — Она дождалась, пока уйдет Гейб, закрыла глаза, надеясь, что у нее хватит мужества выполнить свои планы, касающиеся оставшейся части вечера.
Как долго она не была просто женщиной. Лора стояла в ванной перед зеркальной стеной, затуманенной паром. Она выглядела обворожительно в светло-голубой, почти белой ночной рубашке. Лора выбрала ее, потому что она напоминала снег в горах Колорадо. Тоненькие бретельки, кружевной лиф, струящаяся тонкая, мягкая материя. Лора неуверенно провела по ней рукой.
Поднять волосы или оставить их распущенными? Да так ли уж это важно?
А каково быть женой Гейба… по-настоящему быть его женой? Она приложила руку к животу, ожидая, пока успокоятся нервы. Воспоминания грозились прорваться наружу, и она отчаянно боролась с ними. Сегодня она последует совету Аманды: будет думать не о том, что есть, а о том, что может быть.
Она любит Гейба, но не знает, как сказать ему об этом. Ведь слово — не воробей, вылетит — не поймаешь. Хуже того, она боится, что он воспримет ее любовь с тем же смущением и пренебрежением, что и ее благодарность. Но сегодня… сегодня она надеялась, что ей удастся открыть ему глаза.
Когда она открыла дверь в соседнюю комнату, Гейб снимал рубашку. На мгновение свет за ее спиной пробежал по ее волосам и по тонкой ткани рубашки. Все движение остановилось, словно только что поднялся занавес и началась пьеса. Он почувствовал, как по всему его телу разливается тепло, а внутри все сжимается.
Лора выключила свет в ванной. Он снял рубашку.
— Я проверил Майкла. — Гейб удивился, что вообще может говорить, но голос его звучал вполне нормально. — Он спит. Я решил часок-другой поработать.
— А! — Лора сдержалась и сцепила руки. Она же взрослая женщина! А взрослая женщина должна уметь соблазнить мужа. — Я понимаю, сегодня ты потерял много времени, пока меня не было дома.
— Я с удовольствием повозился с ним. — Она была такой тоненькой, такой красивой и хрупкой с ее молочно-белой кожей в голубовато-белой рубашке. Снова ангел, с копной белокурых локонов вместо нимба.
— Ты замечательный отец, Гейб! — Дрожа, она шагнула навстречу ему.
— С Майклом это легко.
Могла ли она предположить, что просто пересечь комнату будет так сложно?
— А мужем быть трудно?
— Нет. — Он поднес тыльную сторону ладони к ее щеке. Ее глаза были на несколько тонов ярче цвета шелковой рубашки. Гейб отступил, удивившись нервному напряжению, охватившему его.
— Ты, наверное, устал?
Она подавила вздох и отвернулась.
— Очевидно, я не умею обольщать мужчин!
— Ты собралась обольстить меня? — удивленно спросил Гейб, безуспешно стараясь хоть как-то расслабить напряженные мускулы.
— Отчаянно! — Открыв ящик, она вынула листок бумаги. — Вот заключение моего доктора. В нем говорится, что я нормальная здоровая женщина. Хочешь прочесть?
На этот раз он скривил губы.
— Ты предусмотрела и это?
— Ты же говорил, что хочешь меня? — Она смяла бумажку в руках. — Я думала, ты ждал заключения врача.
Гейб схватил ее руки прежде, чем Лора успела отойти. Глаза ее были сухими, но он с первого взгляда заметил в них сломленную гордость. Груз, который постоянно давил на него, казалось, стал еще тяжелее. Чувство, возникшее между ними, было еще так призрачно. Если он овладеет ею, оно может полностью исчезнуть.
— Я хотел тебя, Лора, и хотел с самого первого дня, когда ты оказалась в моей хижине.
Нелегко было находиться рядом с тобой, нуждаться в тебе и не иметь возможности дотронуться до тебя!
Она робко положила руку ему на грудь и почувствовала, как напряглись его мускулы.
— Сейчас у тебя нет никаких причин сдерживаться!
Он поднял руки к ее плечам и провел пальцами по тонким бретелькам ее рубашки. Если это будет ошибкой, то ему ничего не остается, как совершить ее.
— Физически больше никаких. Когда я отнесу тебя в постель, там не будет никого, кроме нас двоих. Никаких призраков! Никаких воспоминаний! — Когда она опустила взгляд, он притянул ее ближе, вынуждая снова посмотреть на него. — Ты не будешь думать ни о ком, кроме меня!
Звучало это угрозой или обещанием, но Гейб прижался губами к губам Лоры. Ее руки затрепетали, а затем оказались зажатыми между их телами.
Их губы только соприкоснулись, но ее кровь уже забурлила. Все ее тело охватило жаром задолго до того, как он провел по нему рукой, задолго до того, как раздвинулись ее губы.
Ее руки были зажаты, но она не чувствовала себя беззащитной. Его губы не были нежными, но она не боялась.
По мере того как поцелуй становился все более глубоким, а страсть все сильнее овладевала ими, она не думала ни о ком, кроме него.
Его язык проник в ее рот, жаждая ощутить аромат, такой же спелый и свежий, как и в первый раз. Назад дороги не было, она находилась в его крепких объятиях. Он слышал прерывистое дыхание и ровное тиканье маятника часов в коридоре. Кругом царили темнота, тишина, и они были одни. Сегодня она, наконец, станет его настоящей женой!
Лора прижалась к его обнаженной груди, и он все более возбуждался, чувствуя биение ее сердца.
Гейб гладил ее, чувствуя шелковистость кожи, скользкую ткань рубашки, ощущая каждый трепет и каждый вздох, возбуждаемый его прикосновением.
Одолеваемый жаждой, он чуть сжал зубами ее губу, а руки его двигались ниже. Страсть била ключом из обоих, сливаясь во внезапную ярость, от которой перехватывало дыхание. Гейб почувствовал, как ее тело доверчиво прогибается, прижавшись к его телу. На смену желанию пришла болезненно-сладкая нежность.
Ее руки были свободны. Она несколько неуверенно обняла его, и смятая бумажка, зажатая в ее руке, упала на пол. Ее кости, казалось, постепенно размягчались так, что она боялась выскользнуть из его рук. Ее сознание затуманилось от удовольствия гораздо большего, чем она могла себе представить.
Она гладила его спину, чувствуя его мускулы, его силу. Удивительно, что в таком сильном человеке скрывалось столько нежности! Его губы касались ее губ, пробуя, почти дразня, приглашая ее задать тон, а может быть, бросая ей вызов.
Голод охватил все ее существо, пока она не оказалась плотно прижатой к нему. Ее рот искал, алчно, нетерпеливо. Гейб сгреб ее в свои объятия. Когда он опустил ее на постель, при тусклом свете в спальне она видела только его глаза, эти ясные зеленые глаза, потемневшие от желания.