Угли войны - Гарет Л. Пауэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Проснулся, дурья башка?
Я отвел больные глаза от верхнего света:
– Что случилось?
– Ты свалял здоровенного дурака. Не влепи твоя девица транквилизатор в твою глупую задницу, был бы уже покойником.
Я вывернул шею так, чтобы видеть Лауру. Она сидела в кресле-каталке, положив игольный пистолет на плед, укутавший ей колени.
– Ты в меня стреляла?
Она сжала руки до белизны в костяшках. Губы сошлись в твердую белую черту.
– Выбора не было.
– Черта с два не было!
Я хотел поднять руки, но они оказались крепко прижаты к палубе в локтях и запястьях.
Клэй презрительно наблюдала, как я барахтаюсь.
– Я в койку, – сообщила она Лауре. – Если еще раз дернется, усыпи его.
Она перешагнула через меня и протопала за дверь, в главный коридор. Я слышал стук ее шагов по палубным пластинам, а потом и он затих.
Шея у меня затекла.
– Который час?
– Около трех ночи по корабельному.
– И что, тебе досталась первая вахта?
Лаура разгладила одеяло, подоткнула края между бедрами и подлокотниками кресла.
– Просто решила присмотреть, чтобы эта женщина не перерезала тебе глотку и не выпихнула в космос.
– Думаешь, она могла бы?
Лаура оттопырила губы:
– Если и так, ты бы получил по заслугам.
Я нахмурился. Что-то же произошло, но в памяти остались одни обрывки. Смутно вспоминался собственный голос, хриплый и сердитый, и то, как мои пальцы сжимают чьи-то щеки. Вспомнилась ужасная, всепоглощающая паника. Вспомнилось, как я хлестнул…
– Что я натворил?
Так просыпаются, ловя обрывки кошмара, так с похмелья пытаются восстановить пьяные выходки вчерашнего вечера.
– Ты пытался угнать их корабль.
Глаза у меня полезли на лоб, я приподнял голову:
– Что-что я сделал?
Безнадежный мятеж, даже в силовом экзоскелете. Тяжелые крейсеры класса «хищник» умеют о себе позаботиться и способны к самостоятельным решениям. Они полностью контролируют свою внутреннюю среду, а значит, располагают сотнями разнообразных способов убить или изолировать чужака. Жители Северного дорогой ценой убедились, что завладеть «хищником» практически невозможно.
– Глупо. Чего бы ради?..
– Тебе снесло крышу армейскими стимуляторами. А может, и психический припадок добавился.
Пальцы Лауры перебирали край пледа.
– Ты перенес тяжелый стресс, – сказала она, поведя плечами. – По-моему, наркотики тебя доконали. Ты так дергался и потел, словно тебя жарят.
Она еще немного потеребила швы одеяла, потом сложила руки на коленях и взглянула мягче.
– Слушай, – заговорила она. – Тебя носило по окраинам омерзительной гражданской войны, ты занимался забросками в горы, терял пилотов, сотрудников. Сам был ранен, получил осколок в мочевой пузырь. Я знаю, что по доброй воле ты бы там ни на минуту не задержался. И вот ты наконец выбираешься из джунглей, и тут тупоумный бармен всаживает тебе дробь в селезенку. Да кто угодно сорвется в штопор! А если добавить физическую нагрузку от ношения такого костюма и фармацевтику на целую наркоманскую вечеринку, неудивительно, что ты слетел с катушек. Дай загнанному человеку вдруг почувствовать силу, и он сорвется с цепи.
Она замолчала, и мне, к своему стыду, пришлось подавить всхлип. Каждое ее слово было правдой. Из уголков глаз скатывались горячие горькие слезы. Они стекали мне в уши и в волосы, и я напрягся, хотел утереть лицо, но узы не пускали. Экзоскелет стал мне тюрьмой.
– Кто-нибудь пострадал?..
– Ты перекинул капитана через стол.
– Она в порядке?
– Если «зла как черт» – это «в порядке», то да, вполне.
– Как думаешь, что она будет делать?
– Понятия не имею. Пока она заперлась на ночь в рубке. Сдается мне – опасается, как бы ты не вырвался и снова не покусился на ее корабль.
– Я бы не стал… – сказал я, жалобно потянув носом.
– Однако стал.
Я ощущал вибрацию корабельных двигателей, передающуюся через палубу и сварочные швы на моих руках и ногах.
– Помоги мне снять эту штуку.
Я бы закрыл лицо, но руки не слушались, и до застежек искусственной грудной клетки мне тоже было не дотянуться.
Лаура отвела взгляд. Верхний свет проявил морщины у ее глаз и рта, белые нити в волосах.
– Извини, нет.
– Да брось! – голос у меня сорвался. – Пожалуйста.
– И не подумаю, – подняла она палец. – Прежде всего, только этот панцирь удерживает на месте твои кишки. И его нельзя снимать, пока ты не доберешься до больницы. – Она отогнула еще один палец. – И второе, я не совсем уверена, можно ли тебе доверять и в своем ли ты уме. – Лаура снова уронила руки на одеяло и закончила: – Возможно, твоя психика необратимо пострадала. Так что ты останешься здесь, пока костюм не вытянет из крови все дерьмо, а мы не придумаем чего-нибудь получше.
– Под «мы» ты подразумеваешь себя и команду?
– Да.
У меня стучало в висках.
– Я думал, ты на моей стороне.
Она рассмеялась:
– Сам знаешь, я тебе друг.
Смешок захлебнулся, как догорающий огонь.
Она опустила взгляд на свои кулаки, на ногти, глубоко врезавшиеся в ладони, и добавила:
– Но мы никогда, никогда не были на одной стороне.
Я видела палящего в меня бармена и снова чувствовала, как дробь впивается в плечо. От дальней стены на меня скалился Малч. Он хотел отобрать мой корабль. Я только открыла рот, чтобы на него рявкнуть, как он переплавился в Седжа с застывшим в инее лицом. Я склонилась над ним, пыталась отогреть дыханием, вдохнуть жизнь в это голубоватое лицо, дать знать, что я еще жива, но он опять изменился, стал Чайлдом, и его механические пальцы сомкнулись на моей физиономии…
Гудела панель управления. Я, кое-как устроившись в командирском ложементе, несколько часов то проваливалась в беспокойный, зыбкий сон, то выплывала, а к каждой мысли примешивался еле слышный вой бездны за наружной обшивкой корабля.
Панель снова загудела. Я протерла глаза. Кто-то просил доступа в рубку. Включив камеру наблюдения и увидев ждущего ответа Престона, я дотянулась и неохотно отомкнула запор. Села прямо и оправила одежду.
– Извините, – сказал он. – Вы спали?
– Сколько времени? – недовольно зыркнула я на него.
Язык был сухим, как старый кожаный сапог на обочине шоссе через пустыню.