Божьи воины - Анджей Сапковский

Дул ветер, прочесывал покрытые лесом склоны гор, затягивалнебо черно-синим покрывалом туч.

Сталеглазый священник придержал коня, повернулся, подождал,пока подъедет Тибальд Раабе.

— Слезай, — сказал он тихо. — Я сказал, ты должен дать мненекоторые сведения. Здесь и сейчас.

— Здесь? На этом зловещем урочище? Точно рядом с кладбищем?В полутьме? Под голым небом, с которого того и гляди ливанет? Нельзя поговоритьв корчме, за кружкой пива?

— Я уже достаточно из-за тебя раскрылся. Не хочу, чтобы менявидели рядом с тобой. И как-то связывали. Поэтому...

Он замолчал, видя, как глаза голиарда расширяются от страха.

То, что они увидели прежде всего, была туча черных птиц, взлетевшихс зарослей вокруг кладбища. Потом увидели пляшущих.

Один за другим, шеренгой, держась за руки, из-за заборакладбища выходили скелеты, отплясывали в диких и гротескных подскоках.Некоторые были голыми, некоторые неполные, некоторые приукрашены рванымиистлевшими саванами, они плясали, раскачиваясь и подпрыгивая, высоко выбрасываякостлявые ступни, голени и берцовые кости, ритмично щелкая при этом щербатымичелюстями. Выл ветер, завывал как проклятый, свистел между ребрами и тазовымикостями, играл на черепах, как на окаринах.

— Totentanz[106]... — вздохнул ТибальдРаабе. — Dancemacabre[107]...

Хоровод скелетов трижды обошел кладбище, потом, продолжаядержаться за руки, скелеты направились в лес, растущий на склоне, по-прежнемупляшущим шагом, подскакивая и отплясывая. Они шли, подпрыгивая и постукивая, впыли листьев и заварухе поднятого с пожарища пепла. Тучи черных птицсопровождали их все время. Даже тогда, когда призрачные танцоры скрылись взарослях, бушующие над верхушками деревьев птицы отмечали путь их движения,

— Знак... — пробормотал голиард, — примета! Навалитсязараза... Либо война...

— Или и то, и другое, — пожал плечами сталеглазый. —Выходит, хилиасты были правы. У этого мира нет шансов дождаться конца второготысячелетия, гибель, судя по всем видимым знакам, захватит его гораздо раньше.Скоро, сказал бы я даже. По коням, Тибальд. Я раздумал. Давай все-таки поищемкакую-нибудь корчму. Где-нибудь подальше отсюда.

— Э-э-эх, пан, — сказал Тибальд Раабе. Рот у него был забитгорохом и капустой. — А где мне взять такую информацию? Да о том, что я знаю, ярассказать вам могу в подробностях. О Петерлине из Белявы. О его братеРейневане и о романе Рейневана с Аделыо Стерчевой, о том, что из этогополучилось. О том, что произошло в раубритерском селе Кромолине и на турнире вЗембицах. О том, как Рейневан... Кстати, как там у Рейневана? Здоров? Какчувствует себя? Он? Самсон? Шарлей?

— Не уклоняйся от темы. Но коли уж мы об этом заговорили,кто он такой, этот Шарлей?

— Не знаете? Это, вероятно, монах или порочный священник,сбежавший вроде бы из монастырской тюрьмы. Говорят также, конкретно-то говорилмне об этом некий Тассило де Тресков, что Шарлей участвовал во вроцлавскомбунте 1418 года. Знаете, восемнадцатого июля, когда взбунтовавшиеся резники исапожники убили бургомистра Фрейбергера и шестерых присяжных. Тридцатьбунтарских голов тогда пали под палаческим топором на вроцлавском рынке, атридцать осудили на изгнание. А раз Шарлей до сих пор голову на плечах носит,значит, должен был быть среди этих тридцати. Я думаю...

— Достаточно, — прервал сталеглазый. — Давай дальше. То, очем я просил. О нападении на сборщика налогов и на сопровождавший его конвой.Конвой, в котором был Рейневан. И ты, Тибальд.

— Верно, верно. — Голиард зачерпнул ложку гороха. — Чтознаю, то знаю. И расскажу, почему бы нет. Но обо всех других вещах...

— О Черных всадниках, кричавших «Adsumus» и, кажется,пользовавшихся арабским веществом, называемым гашш'иш.

— Именно. Я не видел и не знаю об этом вообще ничего. Где бя мог получить такие сведения? Откуда их взять?

— Попытайся, — голос сталеглазого опасно изменился, —поискать в той тарелке, которая стоит у тебя перед носом. Между горохом ишкварками. Найдешь — твоя польза. Сэкономишь время и усилия.

— Понимаю.

— Это очень хорошо. Все сведения, Тибальд. Все, что можно.Факты, слухи, то, о чем болтают по корчмам, на базарах, ярмарках, в монастырях,казармах и замтузах. О чем плетут попы в проповедях, верующие на процессах,советники по ратушам, а бабы у колодцев. Ясно?

— Как солнце.

— Сегодня канун святой Ядвиги, четырнадцатое октября,вторник. Через пять дней, в воскресенье, мы встретимся в Свиднице. После мессы,перед церковью Станислава и Вацлава. Увидишь меня — не подходя. Я отойду, а тыиди следом. Понял?

— Да, пан Влк... Кх-кх... Простите.

— На этот раз еще прощаю. В следующий — убью.

...Tempora cum causis Latium digesta per annum lapsaque subterras ortaque signa canam...

Ученики коллегиатской школы Святого Крестя в Ополе получилина сегодня в качестве задания «Fasti»[108] Овидия. От Млыновкидоноснлись крики рыбаков и визги ругающихся прачек. Вендель Домараск, magisterscholarum,убрал в тайник донесения агентов. Содержание большинства рапортов беспокоило.

Что-то надвигалось.

«Тип со стальными глазами, — подумал Вендель Домараск, — охбудут из-за него неприятности. Я понял это сразу, как только его увидел. Ясно,зачем его прислали. Это убийца. Террорист, тайный убийца. Присланный для того,чтобы кого-то прикончить. А после этого всегда начинаются облавы, развязываетсядикий террор. И нельзя спокойно работать. Шпионство требует покоя, не терпитнасилия и суматохи. Особенно же оно не любит людей для специальных заданий.Почему, — магистр оперся подбородком на сплетенные пальцы, — почему онспрашивал о Фогельзанге?»

— Фогельзанг. Вам о чем-нибудь говорит это название?

— Разумеется. — Домараск взял себя в руки, не позволил себеникак выразить волнение. — Естественно, говорит.

— Посему слушаю.

— Криптоним «Фогельзанг», — магистр постарался, чтобы еготон был деловым, а голос равнодушным, — придали тайной группе для специальныхдействий, подчиняющейся непосредственно Жижке. У группы был координатор исвязной. Когда он погиб при странных обстоятельствах, контакт прервался.Фогельзанг попросту исчез. Я получил приказ группу отыскать. Предпринялдействия. И поиски. Безрезультатно.

Он не опустил глаз, хотя стальные глаза кололи как иглы.