Тьма между нами - Джон Маррс

Естественно, главной моей целью было помочь малышке вырваться из рук жестоких родителей, однако, не стану врать, я надеялась, что она расскажет о том, как ей кто-то мигал лампой с чердака дома напротив, и это поспособствует моему освобождению. Наивно, конечно.

Сегодня вечером Нина явилась как ни в чем не бывало. Меня так и подмывало спросить ее, почему она пошла на попятный. И все же я сдержалась. Какой смысл затевать ссору? Переубедить ее все равно не удалось бы. Мы тихо поужинали, она рассказала, как прошел день (хотя я и не спрашивала), я вспомнила пару историй из ее детства (больше вспоминать нам нечего).

В последнее время вообще произошло много всего удивительного. Накануне, когда я наслаждалась ванной (кстати, заметно более теплой, чем обычно), Нина установила в моей спальне новый телевизор. За ужином она ни словом не обмолвилась, что намерена это сделать, и потом не стала объяснять причины неожиданной щедрости. А когда я повернулась и подняла ногу, чтобы заменить длинную цепь, она лишь вышла из комнаты со словами: «Увидимся в пятницу».

Я с подозрением отнеслась к этому жесту, как и к любому другому случайному проявлению доброты со стороны Нины. Жизнь с ней научила: все блага могут исчезнуть так же быстро и без объяснений, как и появились. Тем не менее, никто не мешает мне наслаждаться ими, пока есть возможность. Особенно меня радует, что я снова могу покинуть пределы комнаты и пользоваться ванной, когда захочу. И ходить в нормальный туалет, а не в ведро в углу.

Мой мочевой пузырь будит меня среди ночи. И вместо того, чтобы мочиться в ведро, я сажусь на холодное сиденье унитаза и не могу сдержать слез. Казалось бы, такая мелочь, — но и ее достаточно, чтобы вновь почувствовать себя человеком.

Думаю, примерно так и чувствуют себя диктаторы, привыкшие всегда добиваться своего. Никто не оспаривает принимаемые вами решения, а несогласные быстро устраняются. Все прямо как у нас с Мэгги (только, естественно, в другом масштабе). Я — лидер нашей маленькой автократии, и груз ответственности за обе наши жизни полностью лежит на моих плечах. Раньше, сколько себя помню, главной всегда была она, однако в последние пару лет все изменилось. Единственная беда в том, что быть диктатором очень хлопотно: тебя то и дело пытаются свергнуть. Поэтому, несмотря на потепление отношений, я не расслабляюсь. Нельзя позволить, чтобы баланс сил снова кардинально изменился.

Пока Мэгги заперта у себя на чердаке, я собираюсь воспользоваться возможностью насладиться и хорошей погодой, и новой садовой мебелью. Надеюсь, Элси не засечет меня. Не хочу, чтобы ее колкости и плохо замаскированные обвинения портили чудесный вечер. Я захватила с собой бокал вина и уже сделала пару глотков в умиротворяющей тишине.

Мысли возвращаются к соседям через дорогу. Надеюсь, я поступила правильно, не став подкидывать малышке письмо. Я была всего в паре шагов от нее, когда из магазина на углу внезапно появилась ее мать с двумя шоколадками и комиксами в руках. Обрадованные дети бросились ее обнимать, а затем все трое отправились в школу, держась за руки. Я не видела собственными глазами, как мать бьет девочку, и не могу быть на сто процентов уверена, что Мэгги это не выдумала.

Не исключено, что изоляция просто подстегнула ее фантазию. Ведь та женщина, которую я вчера видела с детьми, была совсем не похожа на домашнего тирана, распускающего руки. Напротив, мне показалось, что их отношения основаны на любви. Не то что у нас с Мэгги…

Телефон сигналит, напоминая о важном деле. Достаю из кармана упаковку таблеток, выдавливаю одну и быстро проглатываю, запивая вином. Знаю, что они не совместимы с алкоголем, но от пары глотков ничего не будет. Ненавижу принимать таблетки. Хотя предполагалось, что они будут экстренным решением проблемы, но я пью их вот уже два года и боюсь бросать, потому что не знаю, что тогда со мной станет.

Два года назад

Новый терапевт сидит напротив и внимательно изучает мою карточку на компьютере. Он как минимум лет на десять моложе меня, и у него к волосам прямо над ухом прилипло что-то белое размером с горошину, похожее на неразмазанное средство для укладки. Так и тянет наклониться и взъерошить ему волосы.

Это первое мое посещение врача с тех пор, как я перестала ходить в больницу, где работает мама. Думаю, она в курсе, что я забрала оттуда документы, хотя никто из нас ни разу не поднимал эту тему. После того как мать саботировала план усыновления, я не хочу, чтобы она знала о моей жизни или копалась в моих записях.

Пропасть, образовавшаяся между нами, даже глубже, чем после ухода папы. Я во всем себя ограничиваю и постоянно экономлю, стараясь скопить немного денег и поскорее съехать: убраться к черту из этого дома, подальше от нее. Неудача с усыновлением очень сильно меня ранила, я даже сама не ожидала такой горечи. Вот уже несколько месяцев я живу словно в непроницаемом черном тумане. Доктор Келли — моя последняя надежда.

И надо отдать ему должное: несмотря на молодость, он ведет себя с тактом и деликатностью опытного врача и не пропускает мимо ушей мои жалобы на беспросветное уныние.

— Давно это у вас? — спрашивает он.

— Уже несколько месяцев.

— Мысли о самоубийстве появляются?

— Нет.

— Никогда?

— Никогда. Я не хочу себя убивать.

— Испытываете желание причинить себе вред?

— Нет.

— Часто выходите из дома, чтобы отдохнуть и пообщаться?

Мне хочется солгать и сказать «да» — неприятно признаваться, что я все вечера напролет просиживаю перед телевизором с матерью, на которую до сих пор злюсь.

— Нет, — честно признаюсь я.

Доктор осторожно спрашивает, что могло стать причиной такого подавленного состояния. Говорю правду: мне уже тридцать шесть лет, и я не состоялась в жизни. Про смерть Дилан и неудачную попытку усыновления ему знать необязательно.

Он снова отворачивается к экрану.

— Я вижу, вы очень рано пережили менопаузу. Серьезный диагноз. Вам удалось тогда разобраться со своими эмоциями?

Поразмыслив, понимаю, что нет. Я просто смирилась с обстоятельствами, собралась и стала жить дальше без Джона и Дилан.

— Наверное, нет.

— Почему вы хотите, чтобы я прописал вам антидепрессанты?

— Потому что у меня не осталось других вариантов… — Я вздыхаю. — Как я ни старалась, у меня не получается выбраться из этой ямы самостоятельно.

После того как целый год выпал из моей жизни из-за сильнодействующих антидепрессантов, которые мне пришлось пить, чтобы справиться со смертью Дилан, я долгое время избегала вообще всех лекарств — даже от простуды и кашля. Так что для меня это действительно крайняя мера. Слова Мэгги о том, что я не способна справляться с трудностями и выдерживать напряжение, ударили по больному. И заставили задуматься: а вдруг я действительно лишена механизмов выживания, которые помогают обычным людям (не таким неполноценным, как я) принимать неизбежные, ежедневные неудачи и разочарования. Может, именно поэтому я никогда не пыталась найти папу — просто боялась быть отвергнутой им во второй раз?