Свидетельницы зла - Галина Владимировна Романова

— Ты дура, да? — начала вдруг раздражаться мать.

— Чего сразу дура?

— А то! Его родители высокопоставленные люди. Если ты станешь вести себя прилично, они не закроют для тебя дверей своего дома, а значит что?

— Что?

— А значит, и двери других таких же домов будут для тебя открыты. Ты вообще о будущем думаешь, нет? Квартира и свадебное платье с машиной — это, конечно, хорошо. Это даже здорово! Но это может все быстро уйти с молотка, если не будет постоянных поступлений.

Инга вчера еще подумала, что мать говорит точь-в-точь такими же словами, как и ее завистливая коллега — Вера Игнатьевна.

— Я не собираюсь транжирить деньги, ма. Я всегда разумно тратила. Ты не помнишь?

— Да помню я. Но аппетит, дорогая, приходит во время еды. И в какой-то момент тебе может расхотеться разумно тратить. В общем так… — Мать сделала затяжную паузу. А потом пригвоздила: — Траур. Ты станешь носить по Илье траур столько, сколько понадобится. Да, и сдай уже то платье…

Платье сдавать она собиралась сегодня. Даже договорилась о встрече в салоне. Ее будут ждать. С утра собиралась отоспаться.

А не спалось!

Потому что вчера после разговора с матерью она вдруг вспомнила, что ни разу не попыталась заглянуть в компьютер своего нареченного. Илья часами напролет просиживал за ним. Утверждал, что это у него такой бизнес. И что он зарабатывает приличные деньги этим.

Так если у него получалось этим зарабатывать, может, и ей стоит попробовать? Стоит продолжить им начатое?

Она убавила звук на телефоне до минимума, чтобы ее никто не смог отвлечь звонком. Матери станется, примется названивать раз десять. Советовать, советовать, советовать. Достала!

Пошла в комнату к Илье. В который раз подивилась спартанскому убранству мужской половины их квартиры. Глухие черные шкафы вдоль западной стены. Огромный серый письменный стол с оргтехникой. Широкий черный кожаный диван. На нем Илья почти всегда засыпал и просыпался. Стены комнаты были белыми.

Надо будет все здесь переделать, решила вчера Инга, усаживаясь за его рабочее место. Включила его компьютер, повертела головой. И вдруг поняла, что обстановка что ни на есть самая рабочая. И переделке не подлежит. Если она продолжит дело Ильи и возглавит его бизнес, то переделывать здесь она ничего не станет. Ну, может, поставит пару цветочных горшков на подоконник с чем-нибудь ярким, цветущим. И закроет стекла легким тюлем — невесомым, почти бесцветным.

Компьютер мигнул дважды и тут же запросил пароль.

Инга довольно хмыкнула. Она знала пароль! Как-то сидела на краю стола перед Ильей, болтала с ним о чем-то и подсмотрела, как он его вбивает. И запомнила. У нее была не очень хорошая память на лица, как у ее коллеги Веры Игнатьевны. Зато была великолепная память на цифры и буквы. Так вот Илья ввел в запросной строке дату, когда ему сделали операцию. Когда вырезали злополучный аппендикс. Она через день специально по его карточке сверилась. Все так. Совпало.

Но ни разу прежде Инга не сделала попытки проникнуть в его компьютер. Ни разу. Зачем? Ей было неинтересно. И опять же у них существовала определенная договоренность. Его территория — это его территория. Она переступала порог его комнаты, если только он звал. А звал он ее туда крайне редко. Но и редких визитов хватило, чтобы она подглядела его пароль и запомнила.

Инге, вбивающей цифры и буквы, даже в голову не пришло, что Илья мог менять пароль каждую неделю, а то и день. Она аккуратно отстучала одним пальчиком по клавиатуре, шлепнула нужной клавишей, дождалась, когда компьютер примет пароль, и довольно улыбнулась.

— Ну, привет, — пробормотала она, смутившись. — Привет, Илюша.

С рабочего стола на нее смотрел ее погибший жених. Не сам, конечно, смотрел, тьфу-тьфу, а его фотоизображение. Очень красивым было это фото. Инга такое ни разу не видела. А альбомов у его родителей пролистала горы.

На снимке Илья был где-то на отдыхе. За его спиной маячили пальмы, белый песок, кромка прибоя. Илья был на снимке голым. Нет, если и имелось на нем какое-то белье, то оно было спущено очень-очень низко. До самого лобка. И в кадр оно не попало.

Голый загорелый торс с прилипшими к широким плечам белыми песчинками. Выгоревшие на солнце волосы. Прищуренные глаза, не прикрытые солнцезащитными очками. Одна рука тянется к объективу, нацеленному на него. Вторая запрокинута за голову. Рот слегка приоткрыт. Нижняя губа выставлена вперед.

Очень сексуальное фото! Очень! Илья был на нем таким красавчиком, что Инга почувствовала неожиданный укол в сердце. С кем он был на том отдыхе? Как давно это было? Она уже появилась в его жизни, или это было до нее? Кто та девушка, что фотографирует его? Почему она не стала его женой? Не понравилась его родителям?

Скорее всего, решила Инга, рассматривая фото с жадным интересом. Ее вот они странно приняли. Были всегда с ней вежливы и гостеприимны. Сейчас, правда, совершенно перестали ей звонить. Но она за это была им даже благодарна. Не имела представления, о чем с ними следует говорить в такой ситуации.

Так чем же им при жизни Ильи не угодила девушка фотограф? Может, потому что не имела приличной профессии?

— Ой, да не важно. — поморщилась недовольно Инга и принялась открывать все папки с документами.

Провозилась она часа полтора. Все внимательно рассматривала, перечитывала, сверяла. Заходила по ссылкам. Чего-то сразу не понимала, но потом догадывалась. Через два часа, выключив компьютер и просидев, не шевелясь, в кабинете Ильи, Инга пришла к выводу, что знает, за что убили ее жениха.

Кто — не знает, а вот за что — догадалась. И когда догадалась, то растерялась: а что ей теперь со всем этим делать? Как быть?

Она провалялась с вечера в ванне до тех пор, пока подушечки пальцев на руках не съежились. Все думала и думала. Все размышляла и сопоставляла.

Как же ей теперь быть?

У нее через час от всяких разных мыслей разболелась голова, и она полезла из воды. Сходила в кухню, съела пару бутербродов с паприкой и маслинами. Илья настоятельно рекомендовал не жрать много на ночь. Она слушалась. До сих пор. Хотя его уже не было в живых. А потом решила выспаться. И подумать обо всем, когда проснется.

А проснулась очень, очень рано. Обновления мыслей не случилось. И она снова не знала, как ей поступить.

Конечно же, как настоятельно посоветовала бы Вера Игнатьевна, ей следовало пойти в полицию со всем этим. Все рассказать, что узнала. Поделиться своими соображениями.

Зачем? Хотя бы затем, чтобы ее не подозревали. Ведь у нее был мотив, по утверждениям Веры Игнатьевны.

Но в полицию она не пойдет. Это она точно знала к девяти часам утра, провалявшись с распахнутыми глазами и наблюдая за буйством солнечного света в спальне.

Она не пойдет в полицию. Потому что это опасно. Ведь Илья, как ей удалось выяснить вчера, занимался незаконными делами. Отлично зарабатывал, но нарушал Закон. У него наверняка были партнеры в его запретном бизнесе. И не сегодня завтра они поймут, что она входила через его компьютер туда, куда входить было нельзя. Может, и не поймут, но все же! Все же ей надо быть начеку.