Жизнь, по слухам, одна! - Татьяна Устинова

Просто сделать вдох – было бы спасением.

И еще он никак не мог сообразить, что случилось, кто напална него в центре города Петербурга, в виду церкви Симеона и Анны, возлересторана, обещавшего «средиземноморскую кухню и суп из ягод».

Должно быть, все произошло очень быстро и незаметно – никтоне выскочил из ресторана ему на помощь, а может, так и было задумано.

Глеб захрипел, пытаясь вырваться из чьих-то железныхклешней, сдавивших его грудную клетку, и следующий удар сокрушил ему череп.

Почему-то он вдруг увидел Енисей, только откуда-то сверху, свертолета, что ли. Енисей, сверкавший нестерпимым серебряным блеском, сильноизогнутый, похожий сверху на бухарскую саблю, лежащую на зеленом бархате, междудвух лесных берегов. И еще он успел подумать, как далеко, должно быть, забралсявертолет, потому что ни берегов, ни сабли Глеб не узнавал. Потом Катя Мухинасказала тоненьким голосом: «Меня хотят убить», и пробежал деловитый муравей.

А потом все пропало.

Первыми, как обычно, в Пулковский зал прилета выскочилиозабоченные командированные с портфелями и потрусили к выходу. Их было всегонесколько, они бодро бежали, явно привычной дорогой, и почти у самых раздвижныхдверей их разобрали водители, стоявшие с невразумительными табличками.

Владика Щербатова эти таблички всегда почему-то смешили.

Вот, например, скучает парень в кепке и коричневой кожанойкуртке, а в руках у него файловая папочка, а в папочке изрядно помятыйлисточек, а на листочке выведено фломастером «Кузницов».

Какой такой «Кузницов»?! Нет никакого «Кузницова» и быть неможет! Наверняка фамилия встречаемого Кузнецов, простая такая, хорошая русскаяфамилия, и ошибиться в ней сложно, но вот этот, в кепке, глянь ты, ошибся!..

А вон еще один, с кавалерийскими усами, у него табличкасолидная, «корпоративная», и держит он ее, как знамя. На табличке выведеночетко, большими самодовольными буквами: «БалтЮнистаТрейдинвестпромбанк».

Красиво до невозможности, и, главное, все понятно! «Юниста»,да еще «Трейдинвест», да еще «Промбанк», чего ж тут непонятного!.. Тому, ктотакое название организации придумал, премию бы выдать. В виде полного собраниясочинений Владимира Маяковского, который еще в двадцатые годы заклеймил позоромстранные буквосочетания и идиотские аббревиатуры!

Вон нервничает недокормленная питерская барышня с табличкой«Пятый канал», вытягивает шейку, вид встревоженный. Как пить дать, прилетающегов лицо она не знает, а начальство приказало быть вежливой, держать глаза долу,московского гостя встречать с почестями!.. А какие тут почести, если она стоитдавно, и таблички своей стесняется, и ноги у нее замерзли, и нос красный, как укролика, и кучка узбеков, дожидающихся багажа, давно, молча и серьезнорассматривает ее, как будто она заморская диковина, и отойти ей некуда, ипроклятая табличка замучила, да еще насморк!..

Владик Щербатов – из мужского сочувствия – подошел и сталрядом, загородил бедняжку от никчемных рассматриваний.

Бедняжка шмыгнула носом и покосилась. Владик ей подмигнул.Она немедленно отвернулась.

Ничего интересного.

Прилетевшие пошли погуще – какие-то молодые люди в клетчатыхшарфах и с коричневыми сумками. На сумках замысловатые вензеля и кренделяпрославленной европейской фирмы, а молодые люди – сама скромность. Эти, понятноедело, «на переговоры». Этих в командировку никто не посылал, они сами себяпослали, у них важные дела, им нужно «решить несколько вопросов по бизнесу».

Потом прошествовала дама, сопровождаемая лакеем, согнутым втри погибели под тяжестью поклажи. То, что согнутый именно лакей, было как-тоабсолютно понятно. Его возят с собой «для удобства» – чтобы сумки носил, закофе бегал, двери открывал, сигареты покупал, ну, и вообще, так солиднее, слакеем-то.

Тут вдруг попалось знакомое лицо, и Владик Щербатовзаинтересованно проводил его глазами. Лицо принадлежало известной писательнице,бойко строчившей детективы и подвизавшейся еще и на телевизионной ниве.Детективы Владик от души презирал – дамское чтиво, для бухгалтерш иоперационисток, нормальные мужики ничем таким не увлекаются, их на мякине непроведешь!.. А передачки, в которых писательница делилась своим жизненнымопытом, Владик иногда посматривал, от нечего делать.

По ее выходило, что мир огромен и прекрасен, что все ивсегда будет хорошо, нужно только постараться, приналечь, подтянуться,потрудиться, побиться, приноровиться, устремиться, поднапрячься, прицелиться –и готово дело!.. Все эти откровения напоминали Владику, человеку трезвому,взрослому и не без чувства юмора, идеи чучхе, которые в студенческой юности онвремя от времени черпал в красочном журнале «Корея». Там, помнится, любимыйнародом руководитель товарищ Ким Ир Сен тоже призывал всех «поднапрячься и устремиться».Тем не менее на любимого руководителя товарища Ким Ир Сена писательница не былапохожа, напротив, отличалась дородной русской статью и обладала недюжиннымбюстом, который в основном Владик и рассматривал в телевизоре, покудаписательница вещала об идеях.

Здесь, в Пулкове, она пробежала совсем близко от него, и онвдруг удивился, что она еще такая молодая, что у нее длинные ноги, белые зубы,джинсики в обтяжечку, ноутбук на плече, волосы взъерошенные, и никакойтелевизионной дородности и значимости в ней не было, и над чем-то, сказанным ееподругой, маленькой и беленькой, она громко засмеялась – словом, нормальныйчеловек, на знаменитость и не похожа вовсе!..

Владик немедленно пришел в восторг и даже решил: черт с ней,купить детективчик и почитать, вдруг никаких особенных глупостей она не пишет,кто ее знает!

Владик Щербатов, в силу своей непосредственной близости кзнаменитостям, за людей их практически не считал. С его точки зрения, все какодин они были вздорны, взбалмошны, пусты, сварливы и никчемны, вроде его как быначальника Никаса.

Поначалу Владик еще верил, что ему просто не повезло, чтоэтот самый Никас – единственный в своем роде, а потом оказалось, что все ониодинаковые, и свиты у них одинаковые, и продюсеры-волки, и директора-жуликипохожи друг на друга как две капли воды.

Писательница пробежала и скрылась, весь зал провожал ееглазами, а она ничего как будто и не замечала, вот Никас бы сейчас отчебучилчто-нибудь эдакое, непременно «отжег» бы, как нынче принято выражаться, и тут показаласьХелен.

Она не шла и не бежала, как писательница, она шествовала, ивид недовольный, и губки куриной гузкой, и что-то черное и блестящее обтягиваетобширную задницу, и белая шубейка распахнута на груди, декольтированнойдонельзя, и в ушах какие-то проститутские серьги – в общем, тихий ужас.

– Здрасте.

Она кивнула, ответом его не удостоив.