Жизнь, по слухам, одна! - Татьяна Устинова

– Если мы с тобой… ну… просто попробуем… Может, у насполучится? Нет, я не говорю – сразу, но, может, постепенно… Если надо, я затобой буду ухаживать… вот, в кино сходим… Хотя, конечно, я понимаю, это врядли…

Ниночка не стала делать вид, что ничего не поняла из егосбивчивой речи.

– Димка, – сказала она и вытащила у него свою руку, – тыпонимаешь, что второго раза я просто не переживу? Ну, если все опятьповторится? Я тогда пойду на Неву и утоплюсь. И тебе будет стыдно за то, что тыменя окончательно погубил.

Он вздохнул так, что куртка на груди поднялась горой. Вообщекуртка на нем странно топорщилась, как будто под мышкой у него был автомат.

– Я не хочу тебя губить, – сказал бывший муж. – Я хочупопробовать все наладить. Раз и навсегда. И только с тобой.

– Только со мной, – повторила Ниночка. – А ту… другую… кудамы денем?

– Нина! – почему-то очень громко закричал Димка. – Ну какаятебе разница, куда мы денем другую?!

– Я просто не могу быть… в списке, – сказала Ниночка снеобыкновенной серьезностью и посмотрела ему в глаза. – Ни первым номером, нипоследним. Может, кто-то и может так жить, но точно не я. Ты это понимаешь?..

– Нина! – опять взревел бывший муж.

– А если понимаешь, – так же серьезно продолжала Ниночка, –то можно попробовать, Дима. Ну, в смысле наладить. Ну, то есть я не возражаю.

…В Екатерининском парке, до которого они все-таки доехали,было просторно и холодно. Экскурсии уже не водили, и только одинокиецарскосельские старушки в старомодных шляпках и вытертых пальтишках «совершалимоцион» под сенью столетних лип да молодые мамочки выгуливали младенцев в яркихколясках, и по-осеннему притихший парк отдыхал от летнего разухабистогобезумства и улыбался Ниночке как старой знакомой.

Пластмассовые столы и стулья летнего кафе были грудойнавалены на том берегу озера, и хмурые грузчики таскали их под навес, сильногремели, и Нина с Димой туда не пошли. Чесменская колонна, возвышавшаяся наостровке посреди озера, странным образом оказывалась то справа, то слева отних, а они все говорили и говорили друг с другом о том, что казалось им страшноважным.

Ну вот, например, нынче в парке стало очень много детей вколясках, раньше было значительно меньше. Или еще – где зимуют лебеди? Может,на острове, прямо под колонной, у них есть маленький домик, очень уютный? А вбудке при входе раньше жила кудлатая вертлявая собака, и сейчас живет точнотакая же – это та самая или ее дочь?..

И в кафе на Куйбышева они заехали – там было шумно, полнонароду и пахло какой-то вкусной едой. Сто лет они не были в этом кафе и, должнобыть, выглядели неуместно – Ниночка в итальянской дубленке и Дима в дорогущейбезвкусной куртке, которая топорщилась на груди, как будто под мышкой былприпрятан автомат!..

Ниночка ела курицу руками, облизывала пальцы, и щеки у неегорели, и глаза блестели, и Димка не отводил от нее взгляда, и все было такхорошо, что невозможно было поверить в то, что они остались теми же, кем были ивчера, и неделю, и полгода назад – бывшим мужем и бывшей женой, которыхнеизвестно почему вдруг потянуло вспоминать старое!..

А потом он привез ее на Фонтанку, и тут оказалось, чтоничего не кончилось!..

Это удивительно, в это почти невозможно поверить, но – нет,не кончилось. Они поцеловались, на сей раз очень быстро, чтобы никто незаметил, и, должно быть, из-за спешки и конспирации поцелуй получилсяобжигающим, требующим продолжения сейчас же, сию же минуту!..

– Может, я заеду… потом? – выпалил бывший муж, рассматриваяее губы. – А, Нин? Ты же будешь дома? Или… не будешь?

– А?

– Ты вечером будешь дома? Можно мне… приехать?

Ниночка знала, что по всем правилам женской науки ни на чтосоглашаться нельзя. Что нужно его мучить. Что нужно довести до точки кипения –как будто он чайник! Нужно расставить искусные ловушки и терпеливо ждать, когдаон угодит в них – желательно по очереди в каждую, чтобы продлить его мучения.Нужно заставить его страдать так, как страдала она. Нужно дать ему понять, чтоона – несмотря на поцелуи, Екатерининский парк и кудлатую собаку, которую онгладил рукой в перчатке, – так же недоступна для него, как Пэрис Хилтон длякаирского таксиста.

Все это Ниночка отлично знала и поэтому сказала – в полномсоответствии со своими знаниями:

– Я буду тебя ждать. Ты приезжай, пожалуйста, Дима.

Он все смотрел на нее, никак не мог оторваться.

– У тебя же есть ключи?

– Что?

– Ключи от квартиры у тебя есть?

– А? Да, конечно.

– Ну вот. Ты можешь приехать, когда тебе захочется. Тольконе слишком рано! Я все-таки обещала Катьке сходить на эту чертову вечеринку, ноя постараюсь оттуда убежать. Я ее там оставлю и часов в десять приеду. Хотя тыможешь раньше приехать и просто меня подождать. У тебя же есть ключи?

– Да. У меня есть ключи.

…Ночью в милицию позвонили Ниночкины соседи. Какая-тообезумевшая женщина кричала в парадной, и они вышли посмотреть. Женщинакричала, стоя у дверей Ниночкиной квартиры. Сама Ниночка лежала почти у порога,в луже черной и страшной крови – у нее было детское недоумевающее лицо ирозовые щеки, как будто она и не думала умирать!..

Глеб нисколько не удивился, когда таможенный начальник ВадимГригорьевич позвонил и пригласил его поужинать.

Видно, проконсультировался у кого следует, указания получили теперь жаждет их выполнить. Причем немедленно. На встречу Глеб согласился,хотя ему не слишком хотелось в ресторан. Он предпочел бы «ответный визит» – поправилам игры было бы отлично, если бы начальник прибыл к нему в «Англию».Впрочем, настаивать Глеб Петрович не стал. Ресторан так ресторан, он и вресторане дожмет брыкающегося Вадима Григорьевича в одну минуту!.. Да и те, укого Вадим Григорьевич консультировался, видимо, поняли все правильно, раз отреагировалитак быстро, и Августа Романовича, не к ночи будь он помянут, не пришлосьбеспокоить понапрасну.

Глеб размышлял таким образом, стоя в своем номере, выходящемокнами на Исаакиевский собор, и ему казалось, что Исаакий каким-то образомпринимает участие в его мыслях, пожалуй, даже помогает ему размышлять, и в этотмомент позвонил Ястребов.

Такие звонки случались нечасто, а когда Глеб бывал «назадании», почти никогда. По старой фээсбэшной привычке он все свои командировкиназывал «заданиями».

– Да, Александр Петрович.

– Да, Глеб Петрович.

– Здравствуйте.

– Привет. – На заднем плане за низким ястребовским голосомявственно слышались какие-то голоса, смех и отдаленный писк. Начальник явно былне один и не в кабинете.