Жизнь, по слухам, одна! - Татьяна Устинова

Ниночка в последний раз видела его сразу после развода, тоесть год назад. Тогда глаза у него горели диким блеском, волосы развевались –он отпустил волосы! – телефон непрерывно звонил, и муж был похож на успешногобизнесмена из телесериала. Их там представляют именно такими – с волосами,телефонами, адским блеском в глазах, и разговаривают они непременно рваными,рублеными фразами. «Сливай информацию!» – говорят они отрывисто. Или еще так:«Надо перетереть одну тему, срочно приезжай!» Как будто телеграммы отбивают.Должно быть, сериальные сценаристы искренне верят, что люди, зарабатывающиеденьги, всем своим обликом должны это как-то демонстрировать, а как именно ониэто демонстрируют, сценаристы не знают, вот и придумывают волосы и адскийблеск!..

Бывший Ниночкин муж нынче словно пожух, постарел и выглядел…неухоженным.

Ниночку тянуло его рассматривать и называть «бедненьким».

– Как ты живешь, Нина?

– Я? Я хорошо живу, Дима.

– Не скучаешь?

– Нет, не скучаю. А что, должна скучать?

– Ну, на работу ты не ходишь, детей нету. Ведь у тебя детейнету?..

Машина остановилась на светофоре. Ниночка отвернулась к окну– посмотрела Питеру в глаза.

Ничего, сказал ей город и сыпанул на стекла невесть откудавзявшимися желтыми листьями. Конечно, нелегко. А разве может быть иначе?..

– Дим, если ты хочешь о чем-то со мной поговорить, говоринормальными человеческими словами. Ты же всегда умел находить… слова. Тыникогда меня не обижал просто так. Тебе хочется меня обидеть именно сейчас?

Бывший муж засопел.

– Не сердись, – посопев, попросил он. – Ну, трудно мне!.. Мытак давно не виделись, и я даже не знаю, что говорить.

– Ты же сам хотел со мной увидеться!

– Хотел, – признался он. – Я и сейчас хочу…

– Увидеться? – быстро переспросила Ниночка. – Так мы же вот…видимся.

– Фу ты, черт, – пробормотал бывший и затолкал в пепельницусигарету.

Серые дома расступились, подвинулись, стало просторно исветло, как будто, миновав Триумфальную арку, они со всего размаху въехали вкакой-то другой город.

– Галина Юрьевна шлет тебе сердечный привет, – светскимтоном проговорила Ниночка. – Велит кланяться.

– Она же меня ненавидит.

– Откуда ты знаешь? – искренне удивилась простодушнаяНиночка, и Димка покатился со смеху.

– Да это всем известно. Она только глухому не рассказала,что я подлец и бросил бедную овечку на произвол судьбы.

– Бедная овечка – это я?

– Бедная овечка – это ты. А я чудовище.

– Ну, ты и есть чудовище.

– Согласен, – вдруг заявил он, и Ниночка быстро на негопосмотрела.

– Не смотри ты на меня так, – взмолился он. – Я и сам незнаю…

– Чего ты не знаешь?

Вот никогда Ниночка не умела играть в такие игры – в слова,в многозначительное молчание, в вопросы, на которые мужчина не знает, какответить, теряется, мямлит, и из его мычания, молчания и сопения можно сделатьбезошибочные выводы!.. В том смысле, что – любит, не любит, плюнет, поцелует, ксердцу прижмет, к черту пошлет. Она давным-давно и как-то сразу получила Димкув свое полное распоряжение и с тех пор ни в чем таком ни разу непрактиковалась. Пожалуй, в этом единственном – в неопытности – они были схожи сКатькой Мухиной, то есть как там ее… с Зорькиной, нет, с Зосимовой, вот как!

– Нин, – бывший муж прицелился, будто собрался с духом,помедлил и вцепился в ее холодную ручонку. Его ладонь была широкой и горячей.Он вцепился, подержал и аккуратно переложил ее руку на собственное джинсовоеколено.

Ниночка замерла и почти перестала дышать, словно суслик,внезапно напуганный светом автомобильных фар. Кажется, последний раз он такбрал ее еще до Всемирного потопа. Потом пришел потоп, и он больше за руку ее небрал.

В висках у Ниночки стучало. Она скосила глаза и посмотрела.Все правильно – он держал ее руку и не отпускал.

– Нина, я давно хотел с тобой поговорить. Я сразу хотел стобой поговорить!.. Я только не знал, как это сделать. Я тебе и звоню все времяпотому, что мне… мне без тебя очень плохо!

Эта детская фраза – «мне без тебя очень плохо!» –моментально объяснила Ниночке все.

Ну так получилось. Ну просто по-другому и быть не могло. Нутак сложилась жизнь.

Только один мужчина был предназначен для нее, и она предназначенадля него, и они оба об этом прекрасно знали! Только один мужчина мог взять ееза руку, и – готово дело! – она почти перестала дышать и следила за нимрасширенными, страшными, ставшими поперек зрачками.

Если б он сказал: «Мне без тебя очень хорошо», она бы неповерила. Собственно, он только и делал, что так говорил весь последний год, иНиночка не верила ни единому его слову.

Ему не могло быть хорошо, если ей плохо. Не могло, и всетут.

Если бы Ниночка умела играть во всякие игры, у нее получилосьбы сделать вид, что она очень удивлена – наверное, наверное!.. Удивлена,поражена и несколько злорадствует – то-то, дорогой мой, побегал на свободе,накушался досыта, теперь обратно хочется, к очагу?! А я тебе на это вот чтоскажу: сделанного не воротишь, никто тебя не заставлял, в одну реку дважды невойдешь, у меня своя жизнь, у тебя своя – и что там еще в духе мудрейшей ГалиныЮрьевны?!.

Но играть Ниночка не умела.

Играть она не умела, и еще ей было очень понятно, что ему насамом деле плохо без нее. Давно плохо. И всегда было плохо.

– А… твоя новая жизнь? Ну, та, к которой ты от меня ушел? –спросила она совершенно серьезно и тихонько поскреблась ноготками в его ладонь.Она часто так делала в той, прежней, жизни, и тогда ему это очень нравилось. –Или она куда-то делась?

– Да никуда она не делась! – сказал Димка с досадой и крепчесжал ее пальцы, он и раньше всегда так делал. – Просто все это какая-то фигня,Ниночка. Ты понимаешь?

Она посмотрела на их сцепленные руки, а потом на город заокнами. Руки были напряженными, а город летел и летел мимо, как во сне.

– Не очень, – призналась она. – Ты же мне ничего не объяснилтогда! И сейчас не объясняешь!

– А что я могу объяснить, когда сам не понимаю?! –моментально рассердился он. – Я… когда уходил, думал, жизнь начнется сначала,думал, что я смогу…

– Что?

– Я тогда устал очень. – Он вдруг поднял ее руку ипоцеловал. – И от тебя устал, и от себя устал, и вдруг мне показалось, чтобольше ничего и никогда не будет, а тут…