Жизнь, по слухам, одна! - Татьяна Устинова

А нам и наплевать. А нам до этого дела нету. Вот толькопоездку отработать, и – заявление об уходе. Все уже решено.

Щербатов придержал перед ней раздвигающиеся двери, чтоб,боже сохрани, не сомкнулись в неположенное время, а то еще декольте прищемят, ипошел чуть впереди, будто раздвигая толпу. Так было положено.

Хелен сзади что-то пробурчала, он не расслышал.

Они миновали рамку и оказались на улице, где пахлосигаретным дымом, автомобильным выхлопом, сыростью и морем.

Хелен опять пробурчала нечто, а Владик решил – пес с ней!Если она хочет что-то ему сказать, пусть говорит громче. В конце концов, он необязан, точнее, обязан, но все же не до такой степени.

– Вы что? Оглохли? Если оглохли, сходите к окулисту!

Владик распахнул перед ней дверь лимузина, уткнувшегосярылом в заплеванный тротуар. Для того чтобы загнать этот самый лимузин накрохотный пятачок перед раздвижными дверьми с надписью «Прилет», понадобилиськуча денег и несколько звонков «нужным людям», а до стоянки, где все садятся,дойти два шага, – как же, пойдет она!..

– Я вас спрашиваю русским языком, вы привезли ботфорты?

Владика тянуло ответить – загнал, мол, на базаре в ВышнемВолочке с целью наживы, но он преувеличенно вежливо сказал, что привез и чтоони лежат в номере люкс гостиницы «Англия», где имел обыкновениеостанавливаться Никас.

Хелен с недовольным видом погрузилась в лимузин. Делала онаэто очень долго, подтягивала сумку, запахивала полу белой шубки, проверяла, несвешивается ли пояс, устраивала ноги в лаковых сапогах, похожих на охотничьи.Владик терпеливо ждал.

У него было еще несколько секунд свободы, перед тем как онсядет в машину и начнется всегдашняя маета и канитель, оскорбления,неудовольствие, неприятный голос – в общем, работа. Он аккуратно поставил вбагажник чемодан, вдохнул тяжелый питерский воздух и захлопнул за собой дверьмышеловки.

Велик Аллах над нами, ну, поехали!..

Ехали в молчании. Хелен считала унизительным для себябеседовать «с обслугой» и, если у нее не было вопросов «по делу», всегдамолчала. Не женщина – скала, кремень, каменная глыба, вроде той, что торчалапосреди енисейской протоки, куда Владик иногда ездил с ребятами на рыбалку.

– С ними все в порядке?

Щербатов, задумавшись о рыбалке и Енисее, вопросительнопосмотрел на директрису в зеркало заднего вида.

Она молчала, уставившись в окно на летящие мимо просторные ихмурые питерские предместья.

Владик пожал плечами.

– Я, кажется, с вами разговариваю! Если у вас серьезныепроблемы со слухом, обратитесь к окулисту!

Опять, блин, этот окулист!.. Если первого «окулиста» Владикпропустил мимо ушей, то второго уж никак невозможно.

– Елена Николавна, – сказал он очень громко, – это у васработа тонкая, умственная, а мы все больше руками работаем, где уж нам головой-то!А что касаемо окулиста, то это, так сказать, глазник! А кто слух лечит, тот,стало быть, ушник!

Это всегда срабатывало, этот простонародный тон, странныесловечки, нелепый говор, которым Владик научился изъясняться на своей чертовойслужбе!.. Сработало и на этот раз. Хелен слегка порозовела и с ненавистью,отразившейся в зеркале, посмотрела ему в затылок.

Ее ненависть Владика порадовала. Ему нравилось, когдаудавалось позлить ведьму. В школе это называлось «доводить».

У них в классе была одна дура, которую они «доводили» всемздоровым дружным детским коллективом. Дура была выше всех, да еще отличница, даеще в очках, да еще косила на один глаз, да еще, кажется, стучала учителям.Впрочем, может быть, и не стучала, и они так придумали, чтоб было уж совсем еене жалко. Как только они ее не «доводили» – учебники прятали, ручки крали,мазали стул мелом, чтоб на тошнотворной коричневой юбке сзади оставалисьнеприличные белые следы, очки, когда она на физкультуре оставляла их враздевалке, поливали клеем, чтоб уж с гарантией стекла не отмыть. И так смешнобыло наблюдать, как она ревела, размазывала слезы, которые почему-то на еещеках оставляли грязные неровные дорожки!..

Взрослый Владислав Щербатов, припомнив дуру, ни с того ни ссего покраснел так, что взмокла спина и стало колко шее в вороте мягкойкашемировой водолазки.

«Я не могу. Это был не я, нет, точно не я!..»

Чего только с ним потом ни творили в армии, да и вообще вжизни, чего только он сам ни творил, все это не шло ни в какое сравнение с тойшкольной историей! Он редко вспоминал ее, но уж когда вспоминал, онапривязывалась надолго, прилипала намертво, как будто кто-то гадкий,отвратительный из-за угла показывал разные мерзости, и стоило толькоповернуться, мерзость возникала снова, уже другая.

– Что это с вами? Почему вы такой красный? – насмешливоспросила Хелен. – У вас инсульт? Если инсульт, вы лучше припаркуйтесь, я дальшена такси поеду.

– Со мной все в порядке, – твердо выговорил Владик и громкооткашлялся.

– А почему вы такой красный?

Молчание.

– А? Я вас спрашиваю! Почему вы такой красный?

– Жарко.

– Неправда.

Тут, по счастью, у Хелен зазвонил телефон и избавил Владикаот необходимости объясняться.

Она поговорила очень коротко, пролаяла несколько ценныхуказаний и громко захлопнула крышечку перламутрового телефона. Из ее лая –«Вещи не перекладывать! Только в таком порядке и только на плечиках! Ни в коемслучае! Я сама! Отвечаете головой!» – Владик понял, что звонила незадачливаякостюмерша Наташка или ее начальница, более приближенная к звезде костюмершаЭльзочка.

Имена-то у них какие! Как клички собачьи! Никас, Хелен,Эльза!..

Как зовут собаку Шульца, припомнилось ему. Эмма! Ах нет,Эммой зовут жену Шульца!..

Владик несколько раз посмотрел на Хелен в зеркало заднеговида, словно примериваясь, и потом все же спросил:

– Елена Николавна, а какой у меня здесь график работы?Может, вы озвучите, чтоб уж я, так сказать, был вооружен знаниями!

Хелен молчала, будто не слыша.

– Елена Николавна! Я про график хотел спросить, а то ведь ясегодня, почитай, три часа в «Англии» без дела проторчал, это какие ж убытки!..

Хелен покачала головой, словно удивляясь тому, что на светебывают такие тупые люди.

Но Владик решил от нее не отставать. В конце концов, ехатьбыло неблизко, и нужно как-то развлекаться, тем более что непрошеное стыдноевоспоминание теперь то и дело выглядывало из-за угла сознания, будто из-задома, и мешало ему спокойно думать о том, как «Зенит» сыграет в Лиге чемпионов.