Как мы бомбили Америку - Александр Снегирев

— А где тётя?

— Платье меряет.

— Мы подождём, правда Лица? — спросила Мишель и девочки уселись рядом.

По указанию Марианны я наполнял бутылки из-под кетчупа «Хайнц» дешёвым китайским месивом.

— Перебьются, — говорила Марианна про гостей ресторана. — Если каждый раз подавать им «Хайнц», никогда денег не заработаешь.

Мне такие хитрости были знакомы с детства. Мамина подруга, жена генерала Похило, любила наливать в красивые бутылки крепкое пойло собственного приготовления и с невинным видом предлагать гостям. Отец её постоянно разоблачал, а мать толкала его коленкой под столом, от души нахваливая очередной «двенадцатилетний французский коньяк». А дома устраивала отцу разнос.

— Помалкивал бы, тоже давно бы генерала получил!

Вообще, еда у греков не пропадала. В отличие от чисто американских ресторанов, где вчерашнее мясо летело в помойку, они продукты не выкидывали. Объедки шли на соусы, нетронутые куски перекладывали на новые тарелки и подавали заново. Жалоб не было. Туристы всё съедали, причмокивали и оставляли щедрые чаевые. Масло во фритюрнице вообще не меняли, вопреки закону и здравому смыслу.

Вечером все официанты выстраивались в очередь к донне Розе, которая самолично стояла за кассой, подсчитывая прибыль.

— Где мои деньги?! Дайте мои деньги! — требовала она без лишних церемоний, невольно цитируя Диогена, хотя никто доходов не утаивал.

В конце августа, поздним пятничным вечером Марианна сказала нам:

— Вы приглашены сегодня на семейный ужин. Здесь в ресторане. Будут только свои.

Мы обрадовались приглашению, так как рассчитывали бесплатно поесть. Денег мы скопили ещё недостаточно, а день отъезда, двадцатое сентября, приближался.

После закрытия я как обычно помог убрать грязные скатерти и пропылесосить зал. От усталости я вместе с грязными прихватил пару чистых скатертей. Они были практически белоснежными, не считая нескольких пятнышек.

— Ты хочешь меня разорить?! — рявкнула донна Роза из своего угла. — Стирка каждой скатерти обходится в три цента! Положи чистые на место!

— Простите, мэм. Не заметил, — я вновь застелил столы.

Накрывать к ужину мне помогала Лица.

— Как поживаете? — Лица передала мне стопку тарелок.

— Спасибо, вроде нормально.

Последовала тишина. Мне в голову не лезло, как продолжить разговор. Да и Лице тоже.

— Смешно, что вы мусор в бассейн опрокинули, — сказала Лица, расставив тарелки.

— Да уж. Мы обормоты, — усмехнулся я.

— Обормоты… — повторила Лица.

Вытирая руки о передник, вошёл Бельмондо.

— Он к тебе пристаёт? — шутя, спросил он у дочери.

— Папа, ты опять начинаешь! — ей явно было стыдно за своего неотёсанного деревенщину отца. Она родилась здесь. Чисто говорила по-английски. Училась в местном престижном колледже.

— Женщины все такие, — пошутил Бельмондо, обняв Лицу. Слово «женщины» он произносил «вумэнс», вместо «уимен». Типичная ошибка.

— Уимен! — раздражённо поправила его Лица, выворачиваясь из объятий, — сколько можно делать одну и ту же ошибку! — она убежала на кухню.

Бельмондо неловко улыбнулся.

Я подмигнул, скорчив фальшиво-ободрительную гримасу, которую обычно корчат тренеры, похлопывая по спине своих проигрывающих всухую игроков:

— Пустяки.

— Она меня презирает…

— Да ладно тебе. Она просто избалованная девчонка.

— Я всё делаю ради неё… Я работаю только ради неё… Я из любого дерьмо выбью… — Бельмондо всхлипнул и быстрым шагом удалился во двор.

В час ночи прибыли гости: отставной цээрушник мистер Панайотис с супругой. Нас представили. За стол не садились ждали ещё кого-то. Наконец дверь открылась, и въехала коляска со стариком в кепке. Коляску вёз улыбающийся, как ни в чём не бывало, Бельмондо.

— Папс! — крикнула Олимпия и бросилась навстречу.

— Папа! Дедушка! Мистер Папарис! — возгласы окружающих слились в сплошной вой.

Это и был знаменитый Папс, мистер Папарис. Основатель этого свихнувшегося семейства. К коляске крепилась капельница. От неё тянулись шланги, в том числе и в рот. Колени Папса скрывал плед. Глаза выражали усталость и муку. Сзади, опираясь на клюку, ковыляла донна Роза.

— Папс, как вы себя чувствуете? — обратилась к старику Олимпия и поцеловала безжизненную руку.

— Прекрасно! — шутовски пробасил Бельмондо из-за спины Папса.

— Как ты, папочка? — Марианна, потискала плечи старика.

— Мне хорошо, как никогда! — ответил за Папса Бельмондо, будто кукловод, озвучивающий надетого на запястье Петрушку.

Затем Бельмондо скрылся ненадолго на кухне и выскочил оттуда в чём-то имитирующем плащ.

— Я Бэтмэн!

Все захохотали.

— Папс обожает его шутки, — пояснила Олимпия.

Глаза старика были, будто высохший после дождя асфальт.

Настал наш черёд.

— Это Алекс, а это Джей. Они работают у нас, папочка, — всё семейство сосредоточилось вокруг старика, а мы, переминаясь с ноги на ногу, стояли напротив. Папс безразлично глядел перед собой. Все тормошили его, смеялись, шутили. Позади, в тени, донна Роза криво усмехалась своими сухими, будто из дублёной кожи, губами. Мне показалось, что пока мистер Папарис был самостоятельным, все боялись его. Все были у него в кулаке. А теперь он стал для них забавной игрушкой. Они, словно гиены, забавлялись с умирающим львом зная, что у него нет сил прихлопнуть их лапой.

— Хорошие мальчики, правда папа? Тебе нравятся? — шепнула Марианна на ухо Папсу.

«Как будто скормить нас ему собрались», — пришла мне в голову мысль.

Казалось, все ждут от Папса какого-то знака, но он оставался безучастен ко всему.

Лаки, Олимпия, Марианна, донна Роза и мистер Панайотис с супругой уселись на свои места. Бельмондо подкатил кресло с Папсом во главу стола.

Подали греческий сыр фета с оливками. Беседа шла о политике, о бизнесе и инопланетянах.

— Ну, признайся, что ваши скрывают правду! — наседал на мистера Панайотиса Бельмондо. — Всем известно, что инопланетяне высадились в Нью-Мексико в ещё в сорок седьмом!

Мистер Панайотис важно помалкивал, делая вид, что ему известна тайна, которую он не может разглашать.

— Расскажи про инопланетян, а?! — не отставал Бельмондо.

Олимпия принесла лапшу с курицей. И тут мистер Панайотис неожиданно разбушевался.

— Я это не буду! — он шумно отодвинул тарелку.