Платформа - Роджер Леви

– Шаги, – пробормотал Таллен. – Не помню где. Кажется, я возвращался с берега. Помню опустевшие улицы, но не помню, когда это было. Шаги, нож. Начинаю поворачиваться, потом удар в бок. От удара я вскрикиваю. Каждый раз чувствую это как на самом деле. Если бы на мне не было этой хреновины, я бы корчился. – Кожа вокруг прутьев натянулась и снова расслабилась. – А ты помнишь, Бейл?

– Нас этому учат. И обычно у нас есть связь с Воксом, хотя в этот раз у меня ее не было. – По глазам Таллена он понял, что слово «Вокс» ничего ему не говорит. – Вокс – это центральный командный и архивный пьютер Пакса. Он все записывает и дает нам рекомендации. Но мы обучены помнить. Цвета, позиции, движения…

– Я имею в виду тебя, Бейл. Ты помнишь меня?

– Я уже говорил, что тебя не видел. Даже не знал, что ты там был. Меня интересовал только У.

– Кто?

– Мы называем убийц «У». Паксерский жаргон. Я ничего про тебя не знал. Ты ведь понимаешь, да? Ни в какой момент. Тебе разве не говорили?

Таллен долго, медленно выдохнул. Вздох, догадался Бейл. Без движений все читалось куда сложнее.

– Я просто спросил, – сказал Таллен.

Бейл подумал, что стоит сменить тему.

– Ты спрашивал меня о памяти. Вот что я тебе скажу. Людей запоминаешь в основном по походке, а не по лицу или росту. – Он вспомнил, как рассказывал об этом Рейзер и как она это записывала. – Походку узнаешь издалека. Она обычно очень заметна. Люди этого не осознают.

– Я не видел, чтобы кто-то приходил и уходил. Только то, что он там был. Помню боль. По крайней мере, мне кажется, что я ее чувствовал. Я уже ни в чем не уверен. Даже в последовательности событий. А может, я просто вспоминаю не в том порядке. Даже улица звучит не как улица. – Он замолк. Бейл уже привыкал к паузам. Таллен был словно водитель, останавливающийся на каждом перекрестке, чтобы убедиться, что все чисто. И вот он снова поехал: – Говорят, точных воспоминаний нет. Вспоминая, ты искажаешь. Добавляешь, фильтруешь, лжешь себе сквозь время.

– Вот об этом, Таллен, Юстиксу лучше не знать. – Бейл выдавил улыбку. – Расскажи кому-нибудь из Юстикса – и у нас процент арестов сразу рухнет.

– Моя мама говорила, что ни одна женщина не стала бы рожать второго ребенка, если бы помнила родовые муки, – сказал Таллен. Очередная пауза. – Когда он ударил меня в первый раз, я перевел взгляд с его лица на нож. Ни в том ни в другом ничего особенного не было. У него была многодневная щетина. Волосы немытые. Кажется, он был высоким, но, может быть, я падал на спину и смотрел вверх. У него за спиной, видимо, был щит – это было похоже на огромный нимб. Он казался невероятно ярким. Нож выглядел маленьким и тонким, но говорят, что он был длинный, какой-то обвалочный, судя по ранам. Они глубокие. Я видел хирургическую графику, реконструкцию…

– Таллен, ты уверен, что хочешь об этом говорить? Обо всей этой головняковой фигне?

– Эта головняковая фигня мне помогает.

– Знаешь, ты ведь плачешь, – сказал Бейл. – Разве это помощь?

– Слушай, у меня от этого шея чешется, а вытереть ее я не могу. Поможешь?..

– У тебя над койкой требование сохранять изоляцию. Хочешь, я кого-нибудь позову?

– Вытри мне щеку, Бейл. Никто из нас не умрет, если ты это сделаешь.

Бейл неловко подошел к Таллену. Вблизи стала видна избороздившая его правую щеку сетка широких шрамов, уже бледневших, и длинная, похожая на серп дорожка швов, которая шла от левой брови до кончика уха, скрывалась за ним, снова появлялась на краю нижней челюсти и сбегала вниз по шее. У ключицы Таллена аккуратные стежки заканчивались и начинались скрепки. Там, где они не до конца стянули плоть Таллена, виднелись буреющие сгустки крови, а под ними – тусклый блеск металла.

Прежде чем Бейл дотянулся до лица Таллена, зазвучал сигнал, и рядом возникла медсестра, вырвавшая у него салфетку и заоравшая:

– Какого черта ты творишь?

– Вытираю ему лицо.

– К нему вообще нельзя приближаться. Что, табличку слишком маленькую повесили? И уж точно нельзя его трогать. – Медсестра в профессиональной ярости повернулась к Таллену. – Теперь ты. У тебя тут прав нет. Если хоть одно входное отверстие инфицируется, отвечать будешь ты. Я знаю, что ты в курсе, так что не пырься на меня так, мистер Таллен. Я из-за тебя работу терять не собираюсь, как бы сильно ты ни хотел умереть. А ты, мистер Бейл, видишь вот эту линию на полу? Эта линия значит, что нельзя за нее заходить. Эта табличка значит, что нельзя трогать пациента. Ты здесь только потому, что врачи думают, будто это вам обоим поможет, но выкинь что-то подобное еще хоть раз, и вас обоих изолируют. Слышали?

Она вытерла Таллену лицо, огибая прутья, потом взяла вторую салфетку, чтобы с такой же тщательностью протереть каркас.

Бейл посмотрел ей вслед.

– Вот это вот – медсестра?

– Это медсестра компании. Она присматривает за их вложением.

– А почему она говорила, что ты хочешь умереть?

– Просто фигура речи.

КлючСоб 14: прибытие

Выход из гиперсомнии не был похож на обычное пробуждение. Я сел, немедленно придя в себя, увидел прямо перед собой глаза капитана под кустистыми бровями и вздрогнул. Отодвинулся от него, огляделся и увидел, что остальные капсулы еще не открыты. Капитан разбудил меня первым.

Он внимательно смотрел на меня.

– Ты в порядке?

Я кивнул.

– У меня никто никогда не оставался в rv с включенным мозгом дольше чем на полдня. Ты провел так весь срок. Уверен, что все в порядке?

– Все нормально.

Стоявший рядом с ним техник передал мне мою одежду, и я натянул ее, пока Жанкиль будил Пеллонхорка, который поднялся, дрожа, и быстро оделся.

Жанкиль собрал нас у капсулы Гаррела, и ее гладкая выпуклая крышка откинулась, прочертив на потолке дуги отраженного света. Капитан выглядел напряженным. Наконец капсула открылась до конца, прошло несколько секунд, и еще несколько. Гаррел оставался совершенно неподвижен.

Жанкиль нервно отступил от капсулы, и я сделал полшага к двери, потом еще полшага. На меня никто не смотрел. Техник склонился над застывшим телом Гаррела, замер, а потом внезапно упал лицом вперед. Я был больше сосредоточен на двери, через которую собирался ускользнуть, но его вопль приковал меня к месту. Я увидел, как Гаррел приподнялся, рванул техника на себя и обхватил его шею рукой. Ноги техника плясали в воздухе. Он пытался освободить шею из захвата, но она была плотно зажата сгибом руки солдата.

После того как вопль техника резко оборвался, в комнате не осталось ни звука, если не считать гудение кондиционера. Гаррел медленно и осторожно поднялся, закрываясь от Жанкиля тихо задыхающимся техником. Не сводя с капитана глаз, он аккуратно вышел из капсулы. Техник уже не боролся. Его обмякшие руки и ноги неловко соскользнули с края капсулы, подошвы шлепнули об пол. Гаррел держал тело между собой и Жанкилем.