Тяготению вопреки - Гэри Гибсон

Дрегер кивнул, внимательно слушая:

- Очень занимательная фантазия, но все-таки всего лишь фантазия.

- Не знаю, так ли это. Какая вам реальная выгода привозить меня сюда и предлагать исцеление? Акт чистого милосердия? - Кендрик покачал головой: - Разумеется, нет. Вы уже сказали мне, чего хотите взамен. Иначе зачем предлагать исцеление только мне? Почему не всем прочим лаборокрысам? Нет, это способ заставить меня прыгать для вас через обруч.

Дрегер ничего не сказал, но лицо у него стало рассерженным.

- Штука в том, - продолжил Кендрик, - что раньше я никак не мот знать, где брал Харденбрук то средство, которым меня пользовал. Теперь же я знаю: у вас.

- Это чушь…

- Нет, это правда! - отрезал Кендрик. - Что я точно знаю, так это что Харденбрук вас боится. Лечение, которое он ко мне применял, - результат ваишх исследований. Если и он, и Василевич работали на вас, то все складывается. Только они попытались сыграть с вами в двойную игру, и добытую информацию сливали еще и «Лос Муэртос».

Вот теперь все сходилось. Дрегер узнал, что Харденбрук его обманывает, и потому решил взять дело в свои руки, привезя Кендрика в Камбоджу. Поглядев Дрегеру в глаза, Кендрик понял, что прав.

Наступила тишина. Кендрик увидел, что Дрегер смотрит ему за спину, и понял, что они больше не одни. У него перехватило дыхание, когда он обернулся и увидел, что Смиби опять здесь. Никто не может так подкрасться к лаборокрысу - кроме, напомнил он себе, человека с аналогичными усилениями.

Смиби перехватил его взгляд, и Кендрик отвернулся, вдруг как-то менее в себе уверенный.

- Хорошо, - сказал Дрегер. - Я вижу, вас не интересует ничего, что я мог бы сказать. И все же я бы хотел передать через вас сообщение.

- Кому? - рассмеялся Кендрик. - Я вам не посыльный.

- Если вы не хотите, чтобы я вам помог, то, может быть, все же дадите себе труд передать своим друзьям по отделению Семнадцать: если они хотят попасть на «Архимед», им нужна будет моя поддержка. Иначе за все свои труды они получат только смерть. Это ими скажите.

- Отчего вы сами не скажете?

- Я и говорю - через вас.

- Честно говоря, мистер Дрегер, не вижу, почему я буду что-нибудь подобное делать. Даже если бы я знал, где их найти.

Дрегер сухо, без капли веселья улыбнулся тонкими губами:

- Может быть, вы со временем измените свое мнение. Мистер Смиби, не проводите нашего гостя на ожидающий его самолет?

И Дрегер на глазах у Кендрика вернулся за свой стол, больше не обращая внимания на гостя.

«Не вздумай выходить из себя, это будет его победой».

Дрегер, очевидно, не верил, что Кендрику не известны чьи-то планы проникновения на «Архимед». Сейчас Кендрику было решать, обратить ли эту ошибку в свою пользу, и если Дрегер не намеревался пролить дальнейший свет на этот вопрос, то Кендрику придется самому выяснить, что происходит.

- И что вас здесь держит, Смиби?

Они снова были снаружи, спускались по крутым каменным лестницам туда, где стоял маленький электромобильчик. Кендрик пережил краткий приступ ужаса, что Дрегер решит его не отпускать, что он попал в капкан. Но ничего угрожающего не случилось.

Тут до него дошло, что если бы Дрегер его здесь задержал, он бы не доставил сообщение.

- Он предложил вам спасение, - ответил Смиби. - Наверное, стоило предложение принять.

- Я в принципе не принимаю никаких предложений, если не знаю, чем должен буду платить.

Они сели в машину, Смиби положил руки на кнопки. - То, что вы там сделали, это или очень храбро, или очень глупо, никак не разберу. А может, и то и другое.

- У вас усиления, - сказал Кендрик. Это не был вопрос.

- Да, и я не лаборокрыс.

- Зачем, Смиби? Вы же знали, чем рискуете.

- Я привык к работе наемника. Некоторые преимущества стоят такого риска.

- И эти стоили?

Смиби поджал губы и неопределенно помахал в воздухе рукой. После этого стал внимательно смотреть на дорогу, ведя машину.

Через несколько минут он снова заговорил:

- Есть еще одно. Если бы я вам высказал предположение, что президент Уилбер поступал правильно?

- То я бы высказал вам предположение, что вы с ума сошли или вы обмануты, или то и другое. Вы действительно так думаете?

- Я бы на это ответил, что причины падения Америки - совсем не те, что вы думаете. Я бы сказал, что Америку погубила слабость, а президента Уилбера я уважал за силу и за самоотверженность. Он верил в такие ценности, как честь и долг, а это не забывается.

Кендрик смотрел вперед и увидел башню, где приземлялся. Самолет стоял там же, над деревьями, ожидая его. Смиби продолжал:

- Следующая наша встреча, мистер Галлмон, может оказаться не столь дружелюбной. Вам следует об этом помнить.

Электромобиль вздрогнул иостановился. У подножия башни Кендрика ждала Кэндис.

- Должен сказать, что это очень похоже на угрозу, - сказал Кендрик.

- Деньги - сила, мистер Галлмон. Без особых усилий можно сделать так, что вас задержат соответствующие власти. - Смиби смотрел на него твердым, холодным, изучающим взглядом. - Вы и так живете по фальшивым документам. Тот факт, что ваши усиления обернулись против вас, означает, что вы должны были зарегистрироваться для добровольного карантина. Если о вас кто-то будет достаточно знать, вы можете оказаться в очень неприятном месте.

Кендрик ничего не сказал, зная, что это правда. Вдруг ему стало холодно в удушающем зное. Выдать его - это для Дрегера или Смиби проще простого.

И он задумался, зачем он, собственно, возвращается домой.

17 июля 1988 года. Экспериментальное отделение Семнадцать, Лабиринт

Кто-то вопил - жуткое, отчаянное завывание баньши, и оно тянулось, не переставая.

Кендрик вспомнил театр операционной, людей в антисептических синих халатах. Потом металлический гроб, гладкие стенки со всех сторон, бешено бьющееся сердце, когда его погружали в темноту, скованные намертво руки и ноги, густая, вязкая жидкость заполняет ноздри и легкие. Провода и трубки, выходящие из его тела. Его отчаянные мольбы о пощаде даже когда над ним уже закрывали крышку, и страшные мысли, откроют ли ее когда-нибудь.

У жидкости был вкус антисептика, и губы и язык онемели раньше, чем Кендрик потерял сознание.

Сейчас он очнулся иоказался снова на той же узкой койке, в том же отделении, которое стало его домом в последние недели. Он все еще был в Лабиринте, где-то глубоко, среди изрывших землю гулких стальных коридоров и бетонных камер, наполненных мучительными криками и стонами людей.

Он открыл глаза, увидел голые некрашеные стены, потолок в ржавых железных трубах. В груди ощущалось какое-то зудящее онемение, будто сердце набили сушеными цветами. Попытался открыть рот, но пересохшие губы слиплись.