Ниенна. Благословленная Смертью - Наталья Борисовна Русинова

таинственный мужчина с драконьим пламенем в сердце, но где его искать? К тому же, вот найдет настырная девица своего героя — а вдруг он старый, глупый или некрасивый? Или, что еще хуже, сама Ниенна ему совсем не понравится?

Отношения с обычными парнями после летних приключений в Щедром Поле ей заказаны. Об этом декан Удмертий повторял после случившегося не раз и не два. И строго следил, чтобы самая юная адептка Особого факультета регулярно принимала пилюли, позволяющие сохранять разум. Иначе как удержать некромансерскую мощь под контролем?

«Все, хватит страдать. Еще не хватало новый год с кислой мордой встретить», — Ниенна приказала себе отвлечься от тоскливых мыслей и начала разглядывать дворцовую площадь, на которой открылась неделю назад главная праздничная ярмарка Ахенбурга.

Торговые ряды гудели и сверкали, звали к себе голосами торговцев, завлекали ароматами сладкой ваты и яблок в карамели. Играла музыка на сияющих каруселях с лошадками, зайцами и золоторогими оленями, на спинах которых сидели румяные от мороза малыши. То и дело с неба сыпались разноцветные конфетти из петард, взорванных вездесущими мальчишками. Попадая, как водится, на макушки и за шиворот прохожим. Вот ойкнула Азали, чьи взлохмаченные рыжие кудри неожиданно украсила «корона» из мелких серебристых обрезков фольги.

— Себе в портках такую же взорви! — рыкнул прямо в лицо малолетнему шалопаю Бродди, хватая того за плечо.

Мальчишка сдавленно охнул, увидев перед собой здоровенного и сурового адепта боевого факультета главной чародейской Академии столицы. Его товарищи, что целились в менее опасных прохожих, мигом дали стрекача. А малец остался, придавленный тяжелой рукой. Он окинул взглядом остальных — рыжую девицу в белой пушистой шубке, ее подругу, совсем юную, но уже седую, с некромансерским знаком на вороте зимней утепленной формы — и побледнел так, что стали видны веснушки на поцарапанном носу.

Бродди же посмотрел внимательно на худенькую одежонку мальца, на многочисленные заплатки и наспех зашитые прорехи, и сердитое выражение лица смягчилось.

— Попал бы жандарму в лоб или барышне какой под юбку — и сидел бы в арестантской яме до скончания праздников, — пробурчал он, разжимая пальцы. — Или мамка у тебя слез мало проливает, еще добавить надо?

Мальчишка не стал удирать, лишь опустил голову. Щеки его тут же покраснели, словно рябина на снегу.

— Балбес ты, вот чего. Мамку слушать надо, особенно в праздник, и нервы не трепать, — и Бродди вдруг сунул руку в карман и достал оттуда две медяшки. — На вот, конфет ей купи. Если спросит, откуда деньги, скажи, чародеям на ярмарке помог, указал на жуликов, что в лавке горожан обманывали. И смотри, если потратишь монеты на глупости всякие, ночью чудище придет подкроватное, ноги тебе до костей обглодает. Понял?

Паренек взял дрожащей рукой монеты, а затем снова покосился на боевика и вдруг прошептал.

— Дяденька, а я вам взаправду секрет расскажу, хотите?

Он сделал шаг ближе и затараторил, то и дело покашливая от обжигающе холодного воздуха.

— В самом ближнем к воротам полосатом шатре, что на торговой улице Чудес, мужик золотые яйца продает! От рябой курицы! Знамо дело, жулик! Где это видано, чтобы куры золотые яйца несли? Чай, не в сказке живем!

— Не в сказке, — кивнула Азали. — Ладно, проверим. А ты дуй домой, пока лихорадку не заработал.

Мальчишки тут же и след простыл. А троица студиозусов побрела дальше, оглядываясь по сторонам. Но никто из кучкующихся по торговым рядам горожан не толкал ребят и, тем более, не ругал за нерасторопность. Каждому в Ахенбурге известно, зачем на гуляниях столько юных колдунов расхаживает, причем, с раннего утра и строго по трое: боевик, целитель и некромансер. За порядком следят, праздник ведь на носу. Народ пьет, веселится, украшает дом еловыми ветками и тратит на подарки родным и любимым честно заработанное и скопленное за весь прошедший год.

А рядом с деньгами всегда есть те, кто готов поживиться нечестным путем: ограбить зазевавшегося прохожего в подворотне у пивной, срезать тугой кошелек с пояса восторженной барышни, застывшей у лавки с цветочными одеколонами, или же подсунуть влюбленному юнцу, ищущему сюрприз для дамы сердца, копеечный отвар маргариток, выдав его за дорогие эльфовские притирания для белизны лица…

— Курица, значит. Золотые яйца несет, — задумчиво произнес Бродди. — Дамы, вам не кажется, что у нас тут мошенническим духом запахло?

— Может даже в крупных размерах, — согласилась Азали. — Мало ли, сколько он яиц тех продал, и за какую цену. А если же вправду курица золотом несется — то за колдовство без лицензии, а может, и за незаконную торговлю артефактами и редкими предметами. Предлагаю пойти и поглядеть.

— А он нас увидит и кинется в бега, — не согласилась Ниенна. — Может, еще кого-то из наших предупредить, чтобы были начеку? На ярмарке сколько патрулей?

— Минимум четыре, — ответил боевик. — У Альбрехта и Герды команды составные, там адепты с других академий, некромансеров же не хватает. Остальных я не знаю.

— Сообщи им, пусть будут начеку. Мы, конечно, можем притвориться, что хотим поглазеть, а то и прикупить чудное яичко. Но ведь и дураку понятно, зачем три юнца с разных чародейских факультетов шляются вдоль прилавков. Явно же не за тканями да одеколонами явились…

Так оно и получилось. Народ отхлынул от полосатого шатра практически сразу, как студиозусы подошли к его входу. Хозяин, сутулый мужичок хитроватого вида, с поклонами проводил их внутрь, заверяя, что открыт к любому сотрудничеству с властями, и скрывать ему нечего. Торгует честно, продал за утро уже три десятка яиц, с каждого будет уплачен налог в казну…

Однако сам остался у входа, якобы для того, чтобы не пускать постороннюю публику. Ведь она обязательно явится поглазеть на магов и помешает их работе.

В самом шатре царил полумрак, пахло сеном и куриным пометом. На высоком дощатом помосте стояло огромное лукошко с золотыми яйцами. Рядом в гнезде сидела унылого вида рябая курица, повесив голову.

— Вонища-то, как у нас дома в птичнике, — шепнул Бродди. — Но у нас их хоть много было, а тут одна. Неужто столько гадит? И больная какая-то на вид, маменька бы такую в суп пустила, не дожидаясь, пока сдохнет.

— Отличное решение, — фыркнула Азали. — Вероятно, птица простужена или живет впроголодь, а вы ее под нож…

— Не я, — поправил Бродди. — Я животинку всяческую люблю, даже курицу. По детству помню — подойдет она, когда грядки за домом копаешь, червячка из взрытой земли вытащит, прокудахчет тебе чего-то ласковое, и на душе радостно становится. Бошки им рубить не мог потом, надо мной через то вечно ржали…

Он оглянулся