Ниенна. Благословленная Смертью - Наталья Борисовна Русинова

Ниенна поворачивается к нему лицом. В глазах Альбрехта под длинными черными ресницами сияют мириады звезд. Боевик смотрит на нее в упор, и взгляд его странен, непривычно задумчив.

— Не хочу спать, — выдыхает она, и жаркое пламя стекает из груди в низ живота.

Потому что Альбрехт не торопится разжимать руки.

— Чего же ты хочешь?

Ниенна сама не знает, чего. Но Альбрехту нужен ответ, и она шепчет, глядя ему прямо в глаза.

— Не боюсь тебя…

— Не бойся, — эхом отзывается боевик, близко-близко наклоняясь к ее лицу. — Не бойся, — звучит в ее голове, ставшей вдруг пустой, как выдолбленный дуб, когда их рты соприкоснулись, и время остановилось.

Это было похоже на глоток живой воды, который сначала щиплет пузырьками на языке, затем щекочет горло и тут же, совершенно магическим образом, начинает звенеть во всем теле. Это было похоже на меренговую «шапочку» на огромной песочной корзинке, верхушку которой слизываешь одним движением — и жмуришься от удовольствия, и тайком, пока мама не видит, обсасываешь сладкие пальцы, испачканные в креме.

Это было похоже на звенящий рассветный мороз в декабре, щиплющий за щеки и нос. На полыхающую всеми оттенками алого зарю, когда смотришь, и сердце заходится от бескрайнего восторга, когда явственно чувствуешь — вот сила, противостоять которой не может ничего на свете.

«Дуры были девки в нашем поместье, неправду рассказывали!», — мелькнула на задворках сознания мысль. Конечно, неправду! С чем может сравниться этот огонь, полыхающий во всем теле пожар, этот привкус на губах и языке, ни с чем не сравнимый привкус крови…

Крови?!

Ниенна ахнула, и одновременно с этим Альбрехт вдруг вскрикнул и отшатнулся в сторону, выставив руки перед собой. И она увидела, что пальцы боевика-старшекурсника, который не боялся ни одного чудовища на свете, дрожат.

— Ты меня чуть не выпила, — с трудом прохрипел Альбрехт, глядя на нее потемневшими глазами. — Чуть не выпила, еще немного — и добралась бы до жизненной силы…

Ниенна застыла на месте, до боли прикусив нижнюю губу. Лицо горело, ворочался внутри тугой клубок магии — чужеродной, теперь она явственно это чуяла.

Некромансеры, потерявшие на старости лет не только чародейскую мощь, но и разум, со временем становились хуже упырей. Ими начинало заправлять страшное умение — тянуть ресурсы из молодых и крепких, сначала магию, при ее наличии, а потом и витальность. То, что обычные люди кличут здоровьем. Потому выпускники Особых факультетов чародейских Академий, дожившие до преклонных лет, с выходом на пенсию начинали принимать специальные пилюли, берегущие рассудок, и не прекращали делать это до конца дней.

Но она же просто девчонка, ей до совершеннолетия больше года! Ее разум в полном порядке, иначе стала бы чудовищем страшнее Сапека и Тридамат вместе взятых!

Или… уже стала и не заметила, когда?

— Я не хотела, — не выдержав, тихонько заплакала Ниенна, обхватив себя за плечи. — Альбрехт, прости, видят Боги, не хотела я, чтобы все случилось… вот так!

Хмель скатывался с сознания тяжелыми волнами, оставляя ватную пустоту в голове и липкий кромешный ужас.

— Я… не сержусь, — тихо выговорил, наконец, боевик. Куда только делась его привычная спесь? — Сильно тебя тогда эта тварь приложила, вместе с призраками за компанию. Сильнее, чем мы все думали. Вернемся — обязательно поговори с Удмертием, пусть что-то придумает. Иначе рано или поздно ты сорвешься и кого-нибудь убьешь.

«Он же меня жалеет, — вдруг поняла Ниенна. — Жалеет — и боится…»

Словно подтверждая ее мысли, боевик шагнул к ней и протянул было ладонь к дрожащему остренькому плечу. Но рука на полпути застыла в воздухе.

— Прости, лялечка, — горько усмехнулся Альбрехт, поймав ее взгляд. — Ты, конечно, огонь, а не девчонка, мне бы весь наш факультет потом завидовал. Да только в ряды твоей клиентуры я вступать до срока не хочу. Мне жить больше нравится.

А дальше боевик быстро, будто мимоходом, коснулся ее виска пересохшими губами, и ушел, не оборачиваясь.

Ниенна постояла, растерянно смотря ему вслед, а затем ее прорвало. Заревев в голос, как обиженное дитя, некромансерка побежала вглубь, в поля, и бежала до тех пор, пока не споткнулась и не упала, едва не пропахав носом новую борозду для посадки репы. Но подниматься на ноги и не подумала. Наоборот, подтянула колени к груди, съежилась так, что из зарослей ботвы не было видать даже огоньков в деревне и усадьбе, и продолжала плакать.

Меньше года назад она отчаянно хотела выучиться колдовству и стать такой сильной, чтобы Альбрехт, Эдгар и остальные смеявшиеся над наивной первокурсницей боевики начали сами ее опасаться. Отчаянно хотела, до злых соленых брызг в глазах.

И вот теперь самый суровый адепт боевого факультета, гроза всей параллели и тех, кто младше, боится ее. По-настоящему боится — настолько, что ему и в голову не придет похваляться перед друзьями произошедшим.

Почему же от этого так горько, что хочется провалиться сквозь землю и умереть навсегда, без возможности воскрешения? И не утешает даже открывавшаяся вдруг правда о том, что ею восхищаются и считают привлекательной? Да, седую и тощую, потерявшую здоровье в борьбе с эльфийской богиней. Весь боевой факультет бы завидовал, ишь ты!

Только вот недолго завидовал — до момента, когда некромансерка сорвется и выпьет жизнь понравившегося ей парня до дна. Кого ей бояться в этом лесу, в этом поле, во всех окрестных деревеньках? Если самое страшное чудище здесь — она, Ниенна?

И уже не так печально, что мужика с огненным сердцем, который якобы может исцелить ее, на земле не водится. Был бы — и его бы убила наверняка.

Несчастная девчонка плакала так долго, что веки ее бессильно закрылись, и она заснула прямо в репяных грядках под бледным светом Луны.

*

Проснулась Ниенна от восхитительного запаха оладий, тех самых, что в прошлой жизни замешивала на кефире повариха Марта, а слуги потом подавали к завтраку им с маменькой. Приносили вместе с кофе и апельсиновым джемом.

Здесь же к аромату свежей выпечки явно примешивалось что-то совсем непривычное. Смолистое дерево, нагретое лучами солнца? Засушенные полынь и лаванда? Мятный настой на спирту для втирания в больную поясницу?

А еще она чуяла, не открывая глаз, что лежит на большой и мягкой подстилке из звериных шкур. Вдобавок нечто живое и очень теплое устроилось прямо у нее на груди, поверх одеяла. Некромансерка потянулась к неведомому существу рукой, и оно тут же замурчало. Стоп, да это же кошка!

Запах оладий усилился, и желудок тут же забурчал в ответ.