Людмила Гурченко. Танцующая в пустоте - Валерий Кичин

Ей теперь небезразлично, что играть, – отбор ролей стал строже. Эти роли она выстраивала сама, фактически становясь их автором. Возникали нешуточные конфликты с режиссером, а то и со всей группой, – но она стояла на своем.

Критики не раз пытались противопоставить Гурченко «поющую» Гурченко – актрисе «серьезной», актрисе драмы и трагедии. Но это – от близорукости. Без любой из своих ипостасей она не могла бы жить в искусстве, а мы многое бы потеряли. Типичное «единство противоположностей»: обе дополняют друг друга, обе друг другу помогают. Когда ей доводилось сниматься в драме и в комедии одновременно, обе роли получались лучше.

Так что в трудные минуты ей нужны были задачи максимально сложные – иначе не выбраться из ипохондрии, не забыть про ноющую после травмы боль.

Нога заживала медленно и трудно. В ней сидели металлические скобки.

– Как ваша нога?

– Спасибо, ничего.

– Работать можете?

– Да, работаю понемногу. Готовлю «Бенефис» на телевидении.

– Чей, ваш?!!

– Мой.

Услышанное невероятно, и я на миг немею. Мы говорим по телефону. Я пытаюсь уговорить Гурченко на большое интервью для журнала. Она не хочет никаких интервью, не хочет рекламы, шумихи, всего того, что так бесплодно ушло в песок после «Карнавальной ночи». Отвечает односложно.

– Когда же съемки?

– «Бенефиса»? Уже идут.

Эти телевизионные «Бенефисы» тогда были чрезвычайно популярны, их ждали, как праздника, хотя появлялись они нечасто – процесс съемок такого шоу занимал не меньше года. Бенефициант каждый раз был новый: Сергей Мартинсон, Савелий Крамаров, Лариса Голубкина. Во всех трех непременной участницей была Гурченко – она блистала как танцовщица и певица, но «в окружении». И вот пришел ее черед, ее звездный час – а звезда в гипсе!

Стараюсь потактичней сформулировать вопрос, но, по журналистским навыкам слона в посудной лавке, наверное, наношу удар в самое сердце:

– Что, используете старые пленки?

Мысленно прикидываю: «Карнавальная ночь», шансонетка в «Короне Российской империи», роскошная дива в «Тени» по сказке Шварца, старые телевизионные записи – эксцентричная роль миссис Пирс в музыкально-пародийной версии «Пигмалиона», отрывки из давних программ «С днем рождения» и «Наполовину всерьез» – может получиться неплохая эстрадная подборка. Но не «Бенефис» же!

Гурченко невозмутима: «Нет, все пишем заново. Приходите на просмотр».

Словно танцевать со скрепками в ноге для нее рутинное дело. Иду. Волнуюсь. Боюсь увидеть тень былой Гурченко, танец «вполноги», передачу, которая вызовет сочувствие и жалость, – ведь не объяснишь же каждому телезрителю, что танцевать невыносимо больно. Да и не должен он знать об этой боли.

Я – знаю. Смотрю запись. И не понимаю решительно ничего. Гурченко танцует как всегда, ее партнер – сам Марис Лиепа из Большого! Оба сияют улыбками, оба работают с полной отдачей, поджигают друг друга и явно наслаждаются музыкой, ритмом, азартной импровизацией. Хореография технически сложная, на грани с акробатикой. Каскад перевоплощений, калейдоскоп образов, живых, смешных, обаятельных: томная лирическая героиня предается воспоминаниям, разочарованная «гранд-дама» Эльвира с прокуренным голосом, подросток Дженни из нравоучительной песни Роберта Бернса, авантюристка Бабетта из парижских банд и «мама» этой разношерстной компании, и «мамин пресс-секретарь»… Ослепительные костюмы, парики, гримы; длинное платье сменяют короткая юбочка и высокие сапожки; ритм все быстрей, ноги выделывают черт знает что: не танцуют – поют, торжествуют, какая там Марика Рекк!

А где же боль?

Потом мне показали снимок: вот в этой самой юбочке и сапожках актриса кокетливо повисла в объятиях режиссера.

– Это он меня переносит с места на место. Я уже не могла ходить. Едва добиралась до дома, плакала от боли.

Но на съемочной площадке – кто помнит о строгих наказах врачей быть осторожнее? Теперь единственный царь, и бог, и вдохновитель – музыкальный ритм. Он заставляет забыть о земном притяжении, о том, что тела имеют вес, о том, что нога хрупка. Рраз! – переворот, с прыжка на шпагат – мы рождены, чтоб сказку сделать былью… Она – актриса. Значит, «весело влыбайсь и дуй свое!». Несмотря ни на что.

…Холодно. Зима. Харьков. Нескончаемая очередь к проруби. У каждого – палка, чтобы отталкивать прибитые течением трупы.

«Я набирала два полных ведра. Так хотелось порадовать маму! Сделаю десять шагов и понимаю – не смогу, не донесу. Начинаю потихоньку отливать. Иду – отолью. Еще иду – еще отолью. Несу окоченевшими руками проклятые ведра, считаю шаги: «Папа на фронте, ему трудно… всем трудно… маме трудно… Я донесу, я должна донести! Немного, но донесу».

И вдруг: «Айн момент, киндер! Ком, ком гер! Шнель, шнель!» Немец отдает твою воду коню…

Домой идти? Мама будет бить. Выстоять очередь?.. Нет сил, ну нет же сил.

Вода нужна! И я поворачивала назад, к проруби».

Это из ее книги «Мое взрослое детство». Война была ее главным университетом. Все – выносливость, упрямая способность начинать сначала и добиваться своего, когда любой на ее месте покорился бы судьбе, – все оттуда, из военного детства.

В искусстве тогда часто говорили о подвиге, но тот, что свершился на глазах миллионов, никто не заметил, – «Бенефис» Гурченко.

Передача прошла по экранам. Ее уже традиционно критиковали за чрезмерность формы, за пышность антуража, отодвинувшего на второй план творчество самой актрисы.

Как будто вот это все и не было «творчеством самой актрисы».

Рецензентам вспоминались ее «серьезные» роли в драматических фильмах, именно они казались настоящими, в противовес телевизионным тру-ля-ля. Одна журналистка, посидев на репетиции «Бенефиса», не выдержала и спросила: «Ну зачем вы, талантливый человек, тратите на это время? Ведь ваше призвание – драма!»

Чтобы ответить на такой вопрос, надо вернуться к той определяющей роли, которую сыграла в творчестве Гурченко музыка. Далеко не все понимают, что музыкальными для нее были все фильмы. Что она и в драме играла – как пела. Этим обусловлено все: от выразительной пластики до безошибочной интуиции. Ни у кого больше такой не было.

Моя мама утверждает, что ребенком, прежде чем заговорить, я запела. Петь мне было, видимо, проще. Песня прошла со мной через всю жизнь.

Из книги «Мое взрослое детство»

– Я драматические роли стала играть не по «велению Божию», а просто – так получилось. «Веление Божие» для меня – это музыка.

Она это повторяла постоянно, но все принимали такие ее признания за очередное чудачество. Ну действительно, сравните ее в бездонных «Двадцати днях без войны» – и в легкомысленном «Бенефисе»!