Never Fade Away - Барышников

вера среди всех… И вот поди ж ты. — Но кое-что мне все-таки удалось. Мне удалось не проебать то, что нас связывает.

— Наверное, Джонни… Хоть ты и очень старался, — если покривить душой, то Ви мог бы утешить горечь Сильверхенда уверениями в том, что между ними все всегда было отлично, но честно ли было бы выдавать ложь в ответ на правду? Рокербой удивленно приподнял бровь, и наемнику, тяжело вздохнув, пришлось-таки объясниться. Даже начинающий подрубать Сильверхенд все равно оставался в большей своей части Сильверхендом. — Ты спасал меня, но ты же наебывал меня и использовал. Ты знаешь сам, Джонни.

— М-да. То есть второго шанса мне не видать? — если бы ситуация не была настолько пронзительной и обезоруживающе искренней, Ви мог бы начать составлять мануал по выражениям лица рокербоя — удивление, припоминание, задумчивость, осознание. Блять, все это было таким знакомым, почти родным, что уже и не раздражало вовсе. Классический Джонни, знакомый, уютный, понятный. Кому скажи — не поверят, сочтут мазохистом. Полное понимание своего близнеца или стокгольмский синдром? Нахмурившись, рокер нацепил авиаторы обратно и опустился на обломок кровли бок о бок с Ви, почти соприкасаясь плечами, щелкнул зажигалкой и закурил. Соло отзеркалил жест, прикурив реальную сигарету. — Большинство тех, кого я считал друзьями, даже в одной комнате со мной с трудом могли находиться. Ты оказался моим самым близким человеком, Ви. Мы же круглые сутки вместе. И несмотря на это… я почему-то не вызываю в тебе ненависти. По крайней мере, мне так казалось… раньше.

Рокер говорил, Ви слушал и не мог поверить этим ебейшим откровениям. Сильверхенд, хотя бы раз на дню костерящий его тупым ебланом, стебущий ежечасно, ядовитый как цикута, снисходительный по умолчанию, говорил ему, что Ви его самый близкий человек. «Не вызываю в тебе ненависти»… Ну да, как-то так. Почти. «Вызываешь во мне любовь, если быть откровенным». Соло не понимал, какое побуждение одолевает его больше — расхохотаться или охуевающе потереть переносицу. То, что вываливал сейчас на него Джонни, было немного через край, немного слишком для его измочаленного банально влюбленного сердца. Но он должен был оставаться сильным, потому что расклеиваться тут на пару было говеной идеей. Не так часто на его плечи ложилась задача поддержать Джонни. Все остальное могло подождать, все равно спешить с этой хуйней было некуда и не к кому. Несмотря на его безответные чувства, в первую очередь Джонни был ему другом. Братом. Близнецом. Его второй ебанутой необходимой половиной.

— Ты не вызываешь во мне ненависти. Ты тоже мой самый близкий человек, Джонни, — Ви криво усмехнулся, затянувшись. — Поэтому держи свой последний второй шанс и не проеби его, будь другом.

— Я буду очень стараться, — Джонни ухмыльнулся, решительно бросил недокуренную сигарету в грязь и, вскочив, коротким движением по-военному, но все же небрежно, в своей разболтанной пластичной манере, отсалютовал, знаменуя новое начало и новое знакомство. — Джонни Сильверхенд. Непокорный рокер, который не сдался.

Ухмылка рокербоя, такая привычная и знакомая, согрела сердце Ви. Кажется, Джонни возвращался к своему нормальному состоянию, кризис миновал.

— Ви. Первый среди неудачников, — Ви привычно отзеркалил ухмылку. Что же, их новое первое знакомство состоялось. — Жаль, что мы не поговорили обо всем этом с самого начала, с первого, так сказать, захода. Было бы легче.

— Да как-то среди всего происходящего не выпадало свободной минуты для беседы по душам. Сначала ты ныл у Виктора, пока еще не знал обо мне: «У меня глюки, я боюсь», потом плакался Мисти, что не хочешь умирать. Помнишь?

О, да, Джонни вернулся, возблагодарим небеса и восплачем в великом горе, чумбы. А у Ви почему-то стоял ком в горле. Он был охуенно рад. Да что там, почти счастлив.

— Не, я помню, как ты среди ночи умолял, чтобы я покурил, и сокрушался, что не можешь меня убить.

Их объединяли обалденные общие воспоминания, хоть в семейный альбом помещай: вот Джонни бьет его лицом об окно, а вот Ви со счастливой улыбкой радостно глушит Сильверхенда блокаторами. Ах, ностальгия по старым временам, ах, эти милые родные мелочи!

Ви от души расхохотался, аж глаза заслезились, Джонни тоже ржал, склонившись и уперев ладони в колени. Поразительно, но так близки за всю историю их общения, кажется, они еще не были. И это прошивало насквозь, словно невидимые нити, неразрывно связывающие их.

— Я и не знал, как далеко все зайдет, — отсмеявшись, рокер выпрямился. Улыбка все еще незримо пряталась в уголках губ.

— Помнишь, ты говорил, что задыхаешься в моем теле? Ты до сих пор это чувствуешь? — Джонни сорвался в свои обычные прогулки влево и вправо, словно энергия не позволяла ему находится на одном месте. Ви любовался им — довольным, пластичным, снова живым, вернувшим цвет, словно удалось раздуть на время погасшее внутри него пламя.

— Нет. Не скажу, что стало лучше, просто… по-другому, — сложив руки на груди, рокер подбирал слова, расхаживая грациозно вдоль края бетонной плиты. — Иногда, когда я просыпаюсь, мне кажется, что я вернулся полностью. Что тело теперь мое насовсем. Что я свободен. Но через секунду накатывает чувство страшной утраты. Будто я потерял что-то важное. Потом я ощущаю, что ты здесь, рядом, со мной, мы в одном теле, ты никуда не исчезал, и сразу чувствую какое-то глупое облегчение.

— У меня бывают похожие сны, — то, о чем рассказывал Сильверхенд, было очень похоже на сны, мучившие Ви. Сны, в которых он понимал, что безвозвратно потерял часть себя, и это было не исправить риперу, не вылечить никакими препаратами, это было раной, которую не затянет время. И, просыпаясь, он так же привычно нашаривал внутри себя отзвуки мыслей или ощущений Джонни, и чувствовал всепоглощающее облегчение.

— Наверное, это не слишком хороший знак. Нам нужно что-то с этим делать, Ви. И поскорее.

Да… Нам, блять, нужно поскорее сделать эти сны былью, сука. Это было безумием — понимать, что время тебя убивает, но все равно упорно не желать торопиться. Это было какой-то нездоровой хуйней.

Какое-то еще время они отлично разговаривали, вспоминали старые дела, смешные ситуевины, смеялись, перебивая друг друга.

А потом, как-то так пришлось к слову, Джонни попросил Ви одолжить ему тело для похода в кино с Бестией. И Ви подбило как-то одномоментно и смертельно — ему сразу вспомнились неоформившиеся подозрения, посетившие его на «Эбунике». Можно было убеждать себя в том, что у Сильверхенда чисто деловой план, не включающий в себя ностальгию по старым отношениям, но соло в это верилось слабо. Не верилось вовсе.

Но что ему оставалось,