Исповедь чекиста. Тайная война спецслужб СССР и США - Фёдор Жорин

Для меня это было необычно. Я вспоминал, в каких скотских условиях советским офицерам всех рангов приходилось выстаивать очереди, давать взятки кассирам, чтобы достать хотя бы какой-нибудь билет в общий вагон. На маршруте «Эрфурт — Брест» ходили только общие или плацкартные вагоны. Мест всегда не хватало. Сутки ехали буквально на головах.

Но мне понравились требования к офицерам армии и полиции ГДР. Они получали приличную зарплату, точнее содержание, и, совершая поездки в вагонах высшего класса, не только отдавали часть денег государству, но и поддерживали элитность офицерского корпуса. Уважение других начинается с уважения к себе самому.

Как ты относишься к себе, так и другие, окружающие, будут относиться к тебе. Культура формирует культуру. Можете представить, как выглядел советский офицер в Бресте, где менялись составы, нагруженный чемоданами «Гросс Германия», коврами и другим барахлом. О какой культуре могла идти речь, когда ему по нескольку суток приходилось сидеть на чемоданах на железнодорожном вокзале в ожидании билета.

Хочу подчеркнуть, что в силу оперативной необходимости мне приходилось общаться с местным населением из разных категорий: от простого рабочего, грузчика на железнодорожной станции до старших офицеров ШТАЗИ и научных сотрудников, докторов наук НИИ и Йенского университета. Могу заверить, что все они любили повеселиться, умели коллективом петь национальные песни, танцевать. Однако при этом никто на ноги не наступал и скандалы «по пьяни» не устраивал.

Оперативно обслуживаемая мною войсковая часть имела 11 мест официальных служебных контактов с местным населением. Коллективы сельскохозяйственного кооператива, заводов, полиции города Йена и горотдел ШТАЗИ часто устраивали в ресторанах, гастштетах, на стадионах вечера дружбы, спортивные соревнования, игры. У граждан ГДР было чему поучиться, как совмещать работу и отдых.

Меня восхищало спокойствие, уверенность разных людей, независимо от занимаемой должности. На таких дружеских мероприятиях все были равными. Не было ни начальников, ни подчиненных.

Позже я узнал, что у американцев есть подобная прекрасная привычка заходить в ресторан, заказывать себе что-то на свои пять долларов и не ползать на коленях перед тем, кто гуляет на тысячу долларов.

Интересно, что когда я спрашивал немцев, где лучше живется — в ФРГ или в ГДР, то разные люди говорили почти одинаково: в ФРГ живут значительно богаче, но зато в ГДР лучшее социальное обеспечение. И в ГДР люди живут спокойно, преступности почти нет. О чем в ФРГ и не мечтают.

Капиталистический образ жизни в Украине показал, какой психоз среди населения может вызвать массовая преступность, с которой не ведут борьбу правоохранительные органы. Так что немцы были правы, когда ценили спокойствие и уверенность в завтрашнем дне выше изобилия. Кто сейчас в Киеве может вечером прогуляться спокойно по улицам? Вместо дружбы и добрососедских отношений люди стали отгораживаться бронированными дверями и двухметровыми заборами.

Изумительным периодом жизни каждого ученого становится обучение в аспирантуре. Что же тогда говорить об исключительно благоустроенной, высокооплачиваемой возможности, предоставленной системой социализма и руководством КГБ СССР, которое поняло важность наличия собственных профессиональных ученых.

Условия были созданы сказочные: сохранение зарплаты, предоставление одно— и двухкомнатных квартир со всеми удобствами в Юго-Западном районе Москвы, допуск к секретным документам библиотеки им. В.И. Ленина, доступ к оперативным материалам органов КГБ на местах и архивам подразделений центрального аппарата Комитета.

Проблема состояла в одном: как попасть в очную аспирантуру?

Как уже говорилось, после окончания ВКШ КГБ СССР 23 февраля 1970 года я попал служить в Управление особых отделов КГБ СССР в Группе Советских войск в Германии. Когда туда собирались и проходили инструктаж в Третьем управлении КГБ СССР (военная контрразведка), то умные коллеги брали адреса и телефоны кадровиков под предлогом «мало какие трудности могут возникнуть». После того, направляясь в отпуск, к этим кадровикам протаптывали тропинки. Гоголевские «борзые щенки» заменялись на ковры, сервизы и прочие товары, изделия ГДР.

Я не привык ни брать, ни давать взяток. Потому оказался один из всего выпуска на равноценной должности (после 5,5 лет службы в ГДР) в Комсомольске-на-Амуре.

Не жалею. Город юношеской, комсомольской романтики. Население четко делилось на три категории: парт— и советский актив, военнослужащие и члены их семей, бывшие заключенные. В округе Комсомольска-на-Амуре было 8 сталинских ИТЛ. В одном отбывали наказание бывшие красные командиры — от командира бригады и выше.

Офицеры четко знали, что уехать на «Большую землю» они смогут, только дослужившись до пенсии. Поэтому жили дружно, без подлянки. Самолеты взлетали и садились, машины никто не воровал, квартиры не грабил. Все знали один другого. Водку покупали ящиками. Красную рыбу солили бочками. Икру собирали в трехлитровые банки.

Дружили семьями с тремя семьями полковников, жителей Ленинграда. Жена устроилась преподавателем английского языка в Политехнический институт. Год прошел как в сказке.

Но через год меня без моего согласия переводят направлением в особый отдел 11 армии ПВО, в Хабаровск.

Командующий военным округом генерал-полковник Третьяк был еще с войны в большой обиде на СМЕРШ. На переправе застряла его машина «Джип», который командир батальона считал своей собственностью. Идет переправа войск по понтонному мосту. Наступление. А «Джип» заглох. Подходит лейтенант из СМЕРШа и командует сбросить его в воду. Задушила «жаба» комбата, и затаил он злобу на сотрудников военной контрразведки. А как мог он отомстить? Как старший воинский начальник, он распоряжался жилфондом КЭЧ. Во всех гарнизонах страны уезжавший чекист передавал свою квартиру сменщику, но только не ДВВО.

Пришлось мне бросить семью в Комсомольске-на-Амуре, а самому кантоваться в так называемой офицерской гостинице. Двухкомнатную квартиру превратили в казарму для офицеров. Стояли даже двухъярусные солдатские кровати. Мне повезло устроиться на кухоньке, в которой поместились диван и узкий шкаф-гардероб. Стоять можно было на двух ногах только при открытой двери. Зимой, чтобы уберечься от мороза, на окна вешались два солдатских одеяла, между которыми постоянно держался лед. Зато не было сквозняков. Спать можно было только в теплом белье и спортивном костюме.

Вот такие бытовые условия для старшего офицера, майора контрразведки были в 1976–1977 гг. И это при известном правиле, что в ДВВО вход открыт всем, а вот выхода почти не бывает.

Работа аналитическая. Агентуры нет, надо читать всякую муру, и красиво ее оформлять — с утра и до вечера. Через несколько месяцев работы — первый срыв. На партсобрании меня стали ругать, что качество моих документов не соответствует требованиям, что руководству отдела приходится их корректировать.

Замечу, что это был метод воспитания подчиненных. Их ни за что ругали. Кто терпел, того через некоторое время начинали хвалить, говорить, что он учел ошибки, перестроился и может быть выдвинут на руководящую должность.