Искушение. Мой непокорный пленник - Виктория Виноградова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Принеси для начала вина, — потребовала Эйстерия.
— Вир! — позвала я.
Северянин кивнул, давая понять, что услышал просьбу, и удалился в кладовую.
— Мне не понравилось, как мой раб вел себя в амфитеатре, — без лишних предисловий заявила гостья. — Так что решила посмотреть, как проходит обучение. Позови-ка сюда моего раба.
Она делала акцент на словах «мой» и «раб». Будто чувствовала, что творилось только что перед ее приходом и желала лишний раз напомнить о том, что у Маркуса есть законная хозяйка.
— Мы как раз изучали, как следует приносить Вам вино, — я старалась говорить спокойно, хотя внутри волнение нарастало точно шторм в море. — Маркус, возьми у Вира поднос и принеси вина для своей госпожи.
Я гадала, какую проверку может устроить Эйстерия и как на это отреагирует арамерец? Что если она вновь заставит его опуститься на колени, а он откажется? Что тогда? Согласится Эйстерия оставить его на дальнейшее обучение или потребует вернуть раба и задаток?
Оставалось лишь про себя молиться, чтобы Маркус не подвел. Если он вновь взбрыкнет, я даже не знаю, как буду расплачиваться.
Затаив дыхание наблюдала, как арамерец скинул с себя тунику и взял у Вира поднос с бутылкой вина и двумя бокалами. Подошел к нам, вежливо поклонился и протянул напиток сперва Эйстерии, потом мне. После чего замер возле своей хозяйки, продолжая держать поднос в руках.
— Поставь поднос и поприветствуй меня как следует, — махнула рукой Эйстерия.
Брюнет незамедлительно отложил поднос на ближайший столик и вновь встал перед гостей, произнеся: «Приветствую Вас, госпожа», — после чего еще раз поклонился.
— Нет, не так. Хочу, чтобы ты сделал это, стоя передо мной на коленях.
Началось. Господи-боже, помоги. Пресвятой Далар, умоляю. Я не могу лишиться этого заказа. Прошу, спаси. Если сейчас Эйстерия потребует вернуть задаток, то меня даже деньги Ликеи не спасут. Мне попросту будет не на что питаться, в ожидании, когда сестра градоправителя расплатится за обучение. Да мне даже вернуть задаток не чем. От него осталось всего ничего. Господи-боже, умоляю, помоги мне.
Маркус медлил.
— Я жду, — поторопила Эйстерия, глядя на раба с презрением.
Нехотя арамерец опустился на одно колено, затем второе и склонился в поклоне.
— Уже лучше, — гостья потрепала мужчину по волосам. — Хороший песик. Скажи: «Гав».
Молчание.
Я видела, как играют желваки Маркуса. Как он злится. Для него все это было невероятным позором. Гордый воинственный арамерец, которого заставляют изображать пса.
— Говори! — Эйстерия пнула раба носком туфли под ребра.
— Гав.
— Так-то лучше. Целуй ножку, — она протянула вперед туфельку, которой только что ударила Маркуса.
Я молила Далара поскорее закончить проверку, пока приказы стервы не зашли слишком далеко.
— Целуй, — очередной пинок носком туфли пришелся прямо в губы Маркуса.
Шумно вдохнув воздух, арамерец склонил голову и прикоснулся губами к обуви.
— Лучше целуй! — еще один пинок в лицо.
«Пожалуйста, остановись!» — мысленно заклинала я. Мне было бесконечно жаль чудесного доброго Маркуса, которому досталась в хозяйки такая жестокая сука. Ну почему именно она? Ни Миления, ни Ликея, ни другие наши аристократки, которым и в голову бы не пришло унижать слугу.
Понятное дело, что и для них раб не являлся полноправным человеком. Скорее, забавная говорящая зверюшка, но по крайней мере, они никогда так не измывались над прислугой.
А вот Эйстерии доставляло огромное наслаждение упиваться вседозволенностью. Ей нравилось видеть, как униженный раб ползает у ее ног и чувствует себя ничтожеством.
Гостья взяла бокал, сделала глоток, а остальное намеренно вылила на голову раба и на пол.
— Ох, какая я неловкая. Прошу простить, — обратилась она ко мне с притворной улыбкой. И далее последовала команда для Маркуса: — Вытри пол языком. Чтобы ни капли не осталось!
Арамерец отпрянул, с брезгливостью глядя на лужу, растекшуюся по грязной плитке.
— Что смотришь? Давай, вылизывай, — прикрикнула Эйстерия.
Мужчина продолжал бездействовать, отстраненно глядя в сторону.
— Чего застыл? — Эйстерия начала сердиться. — Что это за воспитание такое, если раб не способен выполнить даже простейшие команды? — стерва встала с кресла.
— Но, простите, срок обучения еще не завершен. Я ведь говорила, что…
— Не хочу слушать отговорки! — перебила меня гостья. — Я многого прошу? О какой покорности может идти речь, если это жалкое убожество не способно выполнить элементарных приказов? И что-то я не вижу, чтобы Вы действительно занимались им. Или по-Вашему так выглядит спина раба, которого воспитывают?
Стерва ухватила Маркуса за волосы, заставив развернуться ко мне спиной. Гладкая ровная кожа действительно говорила о том, что раба давно не пороли.
— Я пробовала воспитывать розгами и плетью, но это не давало результата. Ваш раб не восприимчив к боли. И тогда…
— Значит, плохо пробовала! Неси сюда плетку! Живо!
Она командовала мной, будто я была ее служанкой.
— Но, госпожа Эйсте…
Гостья вновь меня перебила:
— Я сейчас сама покажу, как надо воспитывать рабов, раз ты не умеешь. Я долго буду ждать плеть?
Господи, как хотелось выставить эту суку из дома. Сказать ей все, что я думаю об ее отношении к рабам.
Но не могла. Просто физически не могла. И Маркуса жалко, и остановить эти унижения не в моих силах.
Пришлось идти за плетью. Выбрала небольшую, достаточно мягкую, но увидев принесенное орудие, Эйстерия оказалась недовольна.
— Этим только ласкать! — стерва швырнула в меня плетью, чуть не попав по лицу.
— Вы переходите все границы, — прошипел Маркус, вставая на ноги.
— Что ты сказал? — возмутилась Эйстерия.
— Сказал, что Вы забываетесь! — он прожигал гостью взглядом.
— Это вот так ты воспитываешь раба? — стерва повернулась в мою сторону. — Вот за это я тебе заплатила?
— Я не сказал ничего дурного, — ноздри арамерца раздувались от негодования. — Лишь указал, что Вы ведете себя неуважительно по отношению к хозяйке дома, швыряя в нее предметы. А что касается лужи вина, — Маркус сорвал с себя набедренную повязку и вытер ей пролитый напиток. — Теперь довольны?
Стерва поджала губы.
— Куда только подевался твой варварский акцент? Помнится, в прошлый раз ты говорил совершенно иначе. За дуру меня держишь? Я плачу за твое обучение не для того, чтобы ты мне дерзил.
— Совершенно верно. Вы заплатили за то, чтобы из меня сделали послушного раба. Хотя торговец на рынке предостерегал, что я не подхожу для этой работы. Он ведь говорил вам об этом? Говорил. Рассказывал, что арамерцы свободолюбивы и их невозможно приручить. Что Вы зря тратите деньги и Вам стоит купить кого-то из местных. Что я не стану Вам прислуживать ни при каких обстоятельствах. Но Вы не пожелали слушать. Купили.