Избранное. Том первый. Рассказы и сказки - Святослав Владимирович Сахарнов

Дремучий лес

Автобус проехал улицей, выбрался из посёлка и, переваливаясь с боку на бок, потащился по дороге.

Показалась кучка деревьев.

— Мама, это и есть дремучий лес? — спросил Вовка.

— Это? — удивилась мать. — Это берёзки, рощица.

— А там?

— Орешник.

Но Вовке не терпелось. Каждые пять минут он вскакивал и спрашивал:

— А это дремучий?

— Дремучий! — сдалась наконец мама.

В дремучем лесу стоял ларёк с квасом.

Что больше миллиона?

Наконец автобус выбрался с просёлка на асфальт.

Начались ленинградские пригороды.

Розовые, зелёные, голубые домики стайками побежали за окном.

Толстая пассажирка в цветастом платье, которая сидела рядом с мамой, наклонилась и спросила:

— Вы, милочка, до Иркутска?

— Да.

— Очень удобно. Как сядете, так до самого Иркутска и долетите. Одна посадка в Свердловске. Залезете в самолёт и можете спать. Я всегда сплю.

— До Иркутска, кажется, шесть тысяч километров?

— Наверно.

Толстая пассажирка вздохнула и уселась поудобнее.

— Мама, тысяча — это много? — шёпотом спросил Вовка.

— Много.

— А миллион больше?

— Больше.

Пассажирка, хотя её никто не спрашивал, пояснила:

— Миллион — это тысяча тысяч. Очень много. Больше миллиона, считай, ничего нет.

Вовка прижался носом к окну и затих. Толстая пассажирка ему не нравилась.

Немного погодя он громко объявил на весь автобус:

— А я знаю, что больше миллиона.

— Что? — удивилась пассажирка.

— Несчитанное количество!

Аэропорт

В аэропорту было людно.

Мама перетащила чемоданы из автобуса в зал ожидания, заняла очередь сдавать багаж.

Вовке понравился зал. Он был высокий. На потолке, над головами людей, мчались сложенные из разноцветных камешков самолёты. Щёлкало и скороговоркой объявляло рейсы радио. Ползла вперёд очередь.

Вместе с очередью ползли два маминых чемодана. Вовка упирался ладонями в их матерчатые бока, и чемоданы, подскакивая на кафельных плитах, двигались вперёд.

В стороне, у барьера, за которым стояли весы с огромным круглым циферблатом, сидела на чемодане девочка в капоре.

Вовке надоело двигать чемоданы, и он подошёл к ней.

— Давай играть, — сказал он.

Девочка надулась:

— Не хочу.

Вовка вернулся к маме.

Впереди мамы хлопотала около узлов старушка.

— Моя, моя сейчас очередь, — сказала старушка и обратилась к девочке: — Катя, помоги поднять узелок.

— Ты мне обещала слойку, — сказала девочка и не торопясь начала слезать с чемодана.

Мама помогла старушке.

— Рубль сорок копеек, — сказала приёмщица. — Вот квитанция.

Старушка забренчала мелочью.

— Катя, — снова сказала она, — посмотри, это рубль?

Девочка полезла пальцами в старушкину ладонь, и тотчас же по кафельному полу со звоном разбежались монеты.

— Какая ты, право, неловкая! — с досадой сказала старушка.

— Слойки в том буфете, — сказала девочка.

Мама и Вовка собрали монеты. Старушка сказала спасибо, заплатила за багаж и, бормоча: «Безрукая ты, право», увела девочку.

— Ваша очередь, — сказала приёмщица.

— Мама, а я с девчонкой ни за что не хотел бы ехать, — шепнул Вовка.

— Да, да, да, — ответила мама, — три места до Иркутска, рейс номер сто семь… Вова, мне некогда, помоги поставить чемоданы.

«Рейс сто седьмой на посадку!» — объявило радио.

Пассажиры цепочкой двинулись через двери аэровокзала на лётное поле.

Вовка сделал шаг и остановился. На том месте, где недавно стояли старушка с девочкой, тускло блестел полтинник.

Вовка поднял его и оглянулся. Старушки нигде не было видно.

Сунув монету в карман, Вовка бросился догонять маму.

Глава вторая

В САМОЛЁТЕ

Летим

Аэровокзал, такой большой и высокий, начал уменьшаться, стал величиной со спичечный коробок и повернулся к самолёту крышей.

— Летим, — сказала толстая пассажирка и сразу уснула.

«Интересно, а она спит», — подумал Вовка и прилип носом к окну.

Над самолётом раскинулось фиолетовое небо. Внизу коричневыми квадратами лежала земля. На горизонте блестела серебряная полоса.

— Море, — объяснила мама. — Мы улетаем от него. А вон, видишь, много крыш, а над ними дым? Это Ленинград. Около него мы жили.

Самолёт набрал высоту.

Коричневые пятна внизу сменились зелёными. Это были леса. В них голубыми змейками вертелись реки. По чёрной, прямой, как карандашная линия, дороге серой гусеницей полз товарный поезд. Над паровозом висел ватный дымок.

«Высоко, а не страшно», — подумал Вовка. Он выпустил из пальцев ручку кресла.

— Мам, а самолёт не упадёт?

— Не упадёт, — недовольно ответила мама.

— А если упадёт, то вниз?

— Вниз.

— И моторы вниз?

— И моторы.

— И люди вниз?

— Ой, какие ужасы спрашивает этот ребёнок! — злым голосом проговорила, просыпаясь, толстая женщина. — Я теперь не засну до самого Иркутска!

— И люди, и моторы — вниз. Один ты вверх полетишь!.. — спокойно ответила мама.

«Нет!» — и он не взял

За Волгой небо пошло синее, в белую облачную крапинку. Леса под крылом машины проплывали какие-то тёмные, суровые. Железных дорог попадалось всё больше и больше. В дыму и огненных заревах вырастали из-за горизонта один за другим заводы.

— Урал! — объявил, входя в пассажирский салон, лётчик. — Скоро посадка.

Заводов на Урале оказалось очень много. Сверху они выглядели настоящими муравейниками. Между цехами взад-вперёд сновали чёрные мурашки-поезда. Палочками торчали трубы.

Была посадка, но Вовка её проспал.

Когда он проснулся, самолёт снова набирал высоту. Толстая женщина больше не спала, грызла сушки и разглядывала по очереди всех пассажиров.

— Здравствуйте! Проснулся! — сказала она. — Опять начнёшь задавать вопросы?.. Ведь надо было придумать! Он что у вас, всегда такой рассудительный?

— Он у меня неплохой, — сказала мама. — Добрый. Ласковый.

— Вас-то слушает?

— Слушает. Вот перед дорогой заладил было: возьму да возьму с собой ежа — поймал где-то. Я сказала: «Нет!» — и он не взял! Очень слушает.

Обе женщины внимательно посмотрели на Вовку.

Вовка покорно засопел и тут же с испугом услышал, как в круглой картонке над его головой зашелестела бумага.

— Через час Иркутск! — объявил, снова войдя в салон, лётчик.

Иркутск

Самолёт пронёсся вдоль посадочной полосы, попрыгал по бетонным плитам и остановился.

Пассажиры начали собирать вещи.

— В крайнем случае, могли бы у меня остановиться, — сказала, обращаясь к маме, толстая пассажирка. — Я тут