Предвестники зари - Александр Машошин

– Спокойнее, – Рийо взяла его за локоть. – Конечно, они всё понимали. И поступили, как поступили. Сознательно. Рекс ведь смог противиться? И Кикс…

– И Джесси, хотя ему это дорого обошлось, – кивнул Пятерня.

– Осока, – тихо, почти шёпотом, произнесла Эрдени. – Раз мы здесь. Ты позволишь? Эти люди… ну, или к какому бы виду они не относились… Нельзя оставить их души без последней мелодии.

– Да, – откликнулась Осока. – Есть такой древний обычай. Сыграй, сестрёнка.

Присев на корточки, Эрдени развернула над декой голографическую клавиатуру и тронула пальцами клавиши. Сначала – простой перебор, будто она не знала, что именно исполнить. Затем из сбивчивых аккордов стала рождаться мелодия. Чистая, светлая и пронзительно-печальная. Может быть, потому, что я помнил слова? Слова про совсем другую войну, но так созвучные именно этой трагедии…

Когда вы песни на земле поёте,

Тихонечко вам небо подпоёт.

Погибшие за Родину в полёте,

Мы вечно продолжаем наш полёт…

Мы стали небом, стали облаками

И, видя сверху наш двадцатый век,

К вам тихо прикасаемся руками,

И думаете вы, что это снег…

Мы дышим, согревая птичьи гнёзда,

Баюкаем детей в полночный час.

Вам кажется, что с неба светят звёзды,

А это мы с небес глядим на вас…

Мы вовсе не тени безмолвные,

Мы – ветер и крик журавлей.

Погибшие в небе за Родину

Становятся небом над ней.[8]

Стих последний аккорд. И вслед за этим цветные огоньки на рукоятках мечей начали медленно гаснуть, будто догорающие угольки. А на смену им из дальнего угла зала стал разгораться другой свет, лазурный. Я посмотрел в ту сторону и обомлел. Рати Ситра держала на ладони сияющий синий шар. Нет, не шар, сложный многоугольник, в геометрии именуемый додекаэдром. Каждая его грань переливалась всеми цветами радуги, но лишь один выходил наружу – чистый и яркий, как земное небо на рассвете. Вокруг странного многогранника танцевали крохотные серебряные светлячки, и сполохи розового сияния тянулись всё дальше и дальше во все стороны.

– Нет!! – вскрикнула Осока. В два гигантских прыжка – скорее всего, без Силы тут не обошлось – пересекла зал и выхватила сияющий предмет из руки твилеки. Та пошатнулась, непроизвольно поднеся другую руку к виску. Додекаэдр погас.

– Что… Нельзя же так резко! – болезненно морщась, проговорила Рати.

– Какая ты… – Осока явно чуть не выругалась в духе Пятерни, но сдержалась и подобрала цензурное слово: – неосторожная! Забыла, что открытие голокрона – всегда всплеск Силы?

– Я должна была проверить. Это настоящий Великий Голокрон, не копия! Вот он, оказывается, где был всё это время! – Рати указала на тайник в угловой колонне зала.

– Прекрасно, – проворчала Осока. – Но своей неосторожностью ты могла переполошить всех ситских прихлебателей в округе. Поэтому… Эрдени! Вот это – как зеницу ока, – она сдёрнула с себя полупрозрачный низ богатого одеяния, оставшись, как ей привычно, в тонких бежевых брючках под туникой, обвязала материей голокрон и передала сестре. – Мне будут нужны свободные руки. А теперь – уходим как можно скорее!

Как она ни требовала поспешить, всё же, проходя мимо мечей погибших соратников, моя подруга остановилась ещё раз. Преклонила колено и тихо сказала:

– Покойтесь в Силе. Знайте, ваши усилия не были напрасны. И не пропадут зря… Пойдёмте, пойдёмте, надо торопиться.

Я обнаружил, что всё это время так и простоял столбом перед грудой световых мечей, не двинувшись с места. Повернулся, чтобы идти следом за Осокой и внезапно почувствовал у правого ботинка какой-то твёрдый предмет, на который едва не наступил. Откуда он здесь взялся? Машинально наклонившись, я поднял продолговатую штуковину, цилиндр, ребристый с одной стороны и гладкий с другой. Причудливая чаша эмиттера над ребристой частью подсказала мне назначение. Ещё один световой меч, должно быть, откатившийся от остальных, когда клоны сваливали здесь оружие поверженного Ордена. Мне он был совершенно ни к чему, более того, я не имел права им владеть. Нужно было подойти и положить его туда, в груду других, я хотел… и не смог. В конце концов, не собираюсь же я его продавать или хвастаться. Что плохого, если хранить его у нас в гостиной в память обо всех погибших здесь и по всей Галактике? Скорее всего, сюда мы никогда не вернёмся, а так на корабле будет хоть что-то, чему отдать почести. Как Вечному Огню.

– Алекс! Не отставай же! – окликнула меня Осока.

– Иду! – и, сунув меч в набедренный карман, я поспешил следом за всеми. У самых дверей мне почудилось за спиной слабое дуновение воздуха. Не Белый ли Админ решил идти с нами? Оглянувшись, я ничего не увидел. В зале царил всё тот же голубоватый полумрак, и никаких признаков движения. И, всё же… Мне показалось или тихий бесплотный голос из этого небытия действительно произнёс короткую фразу? Всего три слова. А может быть, это моё подсознание, занимаясь самооправданием, сыграло со мной такую шутку?

Внутренний вестибюль Зала приёмов старательно стилизовали под старину, и это неплохо удалось, лишь золотистый свет потолочных панелей выдавал современную постройку. Ось вестибюля относительно Старой Читальни была сильно смещена вправо, и вдоль дальней стены ярко сияли указатели турболифтов, целых восемь штук. Лестница обнаружилась с тыльной стороны их шахт, тёмные сейчас прозрачные трубы отделялись от ступеней лишь лёгкими перилами. Она вела и куда-то вниз, но, очевидно, не до первого этажа, потому-то нам и пришлось делать крюк. Мимо контор и лабораторий Исследовательского Корпуса мы вышли к большому ангару, почти пустому по причине заброшенности. Лишь в углу стояло несколько планетарных летающих машин, наверное, те, что к моменту Резни оказались неисправными.

– А мы не могли бы приземлиться сразу сюда? – на ходу спросил я Осоку.

– Увы, нет. Проёмы для взлёта и посадки слишком малы, они рассчитаны на машину размером с «нерф», не больше. Зови Падме, пусть стартует.

Я снял с пояса портативный радиопередатчик, не зависящий от комлинк-сети планеты и снабжённый «ухищрённым» модулятором. В своё время, когда механики объясняли принцип его действия, я сразу вспомнил лекции в институте. Теорию подобных малозаметных и практически неподавляемых сигналов мы в своё время изучали на одной из профильных кафедр.

– Наконец-то! Я тут вся извелась, – зазвучал в динамике голос Падме.

– Ребята на борту? – спросил я.

– Конечно! Мы уже летим к вам, через две минуты будем.

Но спокойно улететь нам не позволили. Осока оказалась права, говоря, что открытие голокрона неизбежно привлечёт внимание ситских прихлебателей. По крайней мере, одного. Едва мы вышли из лестничного оголовка на крышу, из-за громоздящихся на ней антенн и прочих конструкций выскользнул маленький спидер, и из него, словно из табакерки, выскочил чёрт. Ну, по крайней мере, по краям лба у него торчали два крупных рога. Незнакомец имел атлетическое телосложение и одет был довольно модно по здешним меркам: куртка-жилетка из плотной кожи, стилизованная «под носорога», галифе, высокие, но лёгкие сапоги на тонкой подошве. «Чёрт» сделал хищное движение всем телом, принимая стойку, и из цилиндрической рукояти, поднятой им к правому виску, с шипением брызнул багровый огонь лезвия светового меча. В его свете стало ясно, что перед нами не чёрт, и даже не деваронец, а забрак. Кожу на голове, шее и обнажённых верхних частях его рук сплошь покрывали красно-чёрные узоры. И точь-в-точь такие же украшали полосы ткани, свисающие с пояса в разрезах куртки. Экий, однако, щёголь!