Союз освобождения. Либеральная оппозиция в России начала ХХ века - Кирилл Соловьев

В итоге план сработал. Было создано 82 губернских, 536 уездных и окружных комитетов. К работе были привлечены более 12 тысяч человек, в основном деятели местного самоуправления. Отсутствие скорых результатов разочаровывало. Местная администрация ставила препоны трудам местных комитетов. Важнее, пожалуй, другое: эта работа позволила мобилизовать силы значительной части земских собраний, поставить перед ними, в сущности, политические вопросы. В 45 уездных и 33 губернских комитетах случились так называемые инциденты: проще говоря, столкновения с местной администрацией, которая не допускала к обсуждению тех или иных вопросов. По подсчетам С. Н. Прокоповича, либеральные постановления были приняты 354 уездными и 64 губернскими комитетами. В 31 комитете так или иначе были затронуты политические вопросы.

В феврале 1903 года Е. Каткова писала О. А. Новиковой (урожд. Киреевой):

Местная администрация пыталась взять под контроль ход обсуждения аграрного вопроса в комитетах, но это не всегда получалось. Вологодский губернатор заблаговременно готовился к заседанию. Назначил его у себя дома, специально подобрал участников, сразу заявил, что будут рассматриваться лишь те вопросы, которые включены в программу. Неожиданно для него два-три земца потребовали расширения круга обсуждаемых тем. Губернатор, ничего не опасаясь, поставил вопрос на обсуждение. Он не сомневался, что его поддержат. «Хозяин губернии» ошибся: 21 голос был подан за предложение, 18 — против. Созданные правительством учреждения не были ему вполне подконтрольны. Они жили своей жизнью, следовали своей логике.

О революциях давно спорят, будут спорить и дальше. Многое зависит от точки отсчета, от стиля мышления автора. Кто-то следит за политической конъюнктурой, за схваткой «бульдогов», которые периодически высовываются из-под ковра. Для кого-то важнее биржевые индексы. Для иных — газетные репортажи. Тем интереснее революции, не соответствующие канону, которые одним своим фактом ломают привычные шаблоны. Первая русская революция из их числа. Не вполне ясно, когда она началась, когда завершилась. Современники не были в том единодушны. Они далеко не сразу признали революцию. Некоторые колебались диагностировать ее и осенью 1905 года. Это свидетельствует в пользу того, что сам характер политического процесса не укладывался в привычные рамки. Его генезис остается неочевидным для исследователей. Эскалацию политического кризиса можно объяснять убийством В. К. Плеве, первыми шагами князя П. Д. Святополк-Мирского в должности министра внутренних дел, земским съездом в Санкт-Петербурге в ноябре 1904 года или Кровавым воскресеньем. Однако первые признаки надвигавшегося землетрясения чувствовались раньше, уже в начале 1904 года. Плеве был жив и здоров. Настроенный весьма решительно, он уверенно противостоял всем оппозиционным течениям. Тем не менее 1904 год начался III съездом деятелей по техническому образованию и IX Пироговским съездом врачей. Эти профессиональные форумы стали общественно значимыми собраниями, в которых принимали участие тысячи представителей интеллигенции из самых разных сфер. И многие из них уже в январе 1904 года позволили себе политическую демонстрацию.

Министерство внутренних дел сочло необходимым закрыть Технический съезд. Но тотчас же открывался Пироговский. Его участники даже успели пообедать с радетелями за техническое образование в России. Это была одна среда, единый процесс. Пожар, столь быстро распространявшийся, что его трудно было тушить. Граф П. А. Гейден поделился впечатлениями с женой: «Здесь на съезде было до 1000 врачей и почти столько же преподавателей. Ведь они развезут дух съезда по всей России. По всему видно, что крайнее направление преобладает».

Предстоял съезд Союза освобождения…

Съезд в Шафгаузене 1903 года ничего не предрешал. Организации пока не было, но шли споры о ней. Еще весной 1902 года юрист Б. А. Кистяковский, приятель Струве, сомневался в целесообразности создания какого-либо политического объединения. Даже кружки к слишком многому обязывают. Они скорее отпугнут заинтересованную общественность. Его личный опыт подсказывал, что общественность весьма аполитична, не склонна к решительным разворотам и что лучше опираться на личные связи. В апреле 1903 года Кистяковский признавал: кружки уже есть, но партию создавать не стоит. Не получится из литературных объединений сложить общенациональное движение. Маленькая же партия журналу «Освобождение» не нужна и даже вредна.

По мысли Кистяковского, журнал должен был представлять не какую-либо партию, а все общественное движение в его многообразии. В итоге на дело «Освобождения» будет мобилизована вся интеллигенция, в том числе и радикально настроенный «третий элемент». Журналу не стоит выдвигать собственную программу. Она не сможет понравиться всем или хотя бы большинству. Зато журнал может быть многим интересен.

Этот пессимизм разделяли далеко не все, но он был характерен. Кистяковский не видел, как в современной России создать большую партию. Будущее показало: его опасения не были безосновательными. И все же 3–5 января 1904 года состоялся давно ожидавшийся первый съезд Союза освобождения. Это произошло в Санкт-Петербурге. В первый день — в квартире адвоката И. А. Корсакова, во второй день — у профессора А. И. Каминки, в третий — у профессора Л. И. Лутугина. В основном в нем приняли участие представители местных групп, которые сложились в разных частях империи: разумеется, в столицах, в Киеве, Одессе, Харькове, Юрьеве, Владимире, Вологде, Вятке, Костроме, Курске, Нижнем Новгороде, Орле, Саратове, Самаре, Симферополе, Смоленске, Тамбове, Тифлисе, Туле, Чернигове, Ярославле. Собрались около 50 человек, очень разных по взглядам, социальному опыту, настроениям: 19 земцев, 29 представителей свободных профессий. Были среди них народники, для которых создание Союза освобождения было прежде всего тактическим решением. На его долгую жизнь они не рассчитывали. Были и осторожные земцы, боявшиеся даже намека на социалистические лозунги. Так, их смущало выражение «защита интересов трудящихся масс».

В распоряжении исследователей, к сожалению, нет его стенограмм. Тем не менее материалы, оказавшиеся в распоряжении историков, свидетельствуют о трудном поиске формулы внутреннего единства, которая, разумеется, не могла устроить всех. Дискуссия развернулась между земцами и так называемой петербургской группой, объединявшей наиболее радикально настроенных членов Союза освобождения. Как часто случается, умеренные взяли верх. Было принято решение назваться «союзом», а не «демократической партией». Казалось, утвержденное название меньше обязывало. Союз провозглашался объединением автономных местных и профессиональных организаций. Он не стремился к партийной монолитности и, в сущности, не мог претендовать на нее. Возобладала линия тех, кто считал, что новое объединение должно включать прежде всего солидных взрослых людей, а не учащуюся молодежь.