Слуга Дракона - Дэвид Аллен Дрейк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ни в коем случае, – горячо ответил Тадай. – Вы, может быть, не поверите, но Варрок еще больший шовинист, чем его брат. Ничто не может поколебать его во мнении, что единственные достойные люди на свете – это крупные помещики с Северного Орнифола. Он не польстится даже на титул графа Блэйза.
Тадай поднялся и снова наполнил кубок.
– С другой стороны, мой дорогой Гаррик… если Варрок уладит дела на Блэйзе и вернется героем, вот тогда вам придется смотреть в оба. Потому что он будет наступать вам на пятки.
Протянув Гаррику кубок, он добавил:
– Хотя – при всем своем уме – он вряд ли справится на Блэйзе лучше, чем я в Эрдине. Мне известно о финансах герцога Сандракканского кое-что такое, чего он, скорее всего, и сам не знает. Очень полезные вещи… и я объясню ему это в приватной беседе.
Подумать только, а Гаррик опасался, что Тадай отвергнет его предложение! Юноша не смог удержаться от смеха, который так редко слышится в подобных роскошных кабинетах. А может, это и плохо?
– Лорд Тадай, вы лучше меня знаете, что потребуется для вашей миссии. Составьте список, я прослежу, чтобы вам все доставили.
Гаррик принял кубок с шербетом из рук хозяина и залпом осушил его. Он действовал, почти не отдавая себе отчета, но вязкий, терпкий вкус напитка привел его в чувство.
– Осталось пожелать вам спокойной ночи, – промолвил юноша. – Мне еще нужно…
Гаррик и король Карус засмеялись одновременно.
– Да, нас всех еще ждет множество дел. Королевству повезло, что у него такой умный и находчивый министр, как вы, Тадай.
– А еще больше повезло иметь такого принца, как вы, Гаррик, – ответил Тадай, подхватывая пустые кубки. Он поставил их на стол (слуги вымоют позже). – Вы молоды и к тому же обладаете качествами, одинаково ценными в любом возрасте.
Гаррик с улыбкой повернулся к дверям, но замер, услышав последние слова Тадая:
– К тому же с вашим появлением в Вэллисе моя жизнь стала намного интереснее. И в этом тоже ваша заслуга.
* * *
Крылья птицы работали без устали. Застывшая под ними равнина обретала очертания со скоростью тропического рассвета. Далеко на юге сияло крошечное солнце, ветер пробирал Шарину до костей.
Птица скользила параллельно поверхности ледника, простиравшегося до самого горизонта. На белой поверхности широкой ледяной реки застыли грязь и валуны, но в трещины проглядывала чистейшая голубизна.
Льды постепенно отступали. К югу от ледяной поверхности равнину покрывали шероховатые камни – осколки прошедших тысячелетий, оставленные тающим ледником. Из туннелей в основании ледника сочилась талая вода. Извилистые ручейки причудливо вились между скал и исчезали где-то вдалеке.
Иногда солнечный луч падал на металлический предмет внизу: то позолоченный шлем, то серебряная кабанья голова в центре круглого щита, то эфес из слоновой кости с золотой оплеткой. Лезвие меча покрывала ярь-медянка, но глаза Шарины различали остатки богато украшенных ножен в сине-серых наслоениях.
Еще здесь валялась одежда: парчовая, расшитая золотом и серебром, драгоценными камнями в металлических оправах. Блики света пробуждали ото сна эти свидетельства прежней роскоши среди унылой пустоши. Ветер и песок попортили ткани и меха.
Иногда взгляд Шарины упирался в деревянные обломки: сломанное копейное древко, топорище, торчащее вертикально из поглотившей обух гальки. Однако нигде ни малейшего следа тел или хотя бы остатков костей.
Птица продолжала свой стремительный полет; огромное левое крыло приподнималось самую малость выше – чтобы поймать восходящий воздушный поток, поднимавшийся от стены льда. В лучах солнца Шарина неожиданно разглядела крапчатый рисунок на перепонках распростертых крыльев. В этом пласте реальности с момента похищения они летели дольше всего. Неужели гнездо находится в этой безжизненной…
Ого, не такой уж и безжизненной! Из тоннеля выползло существо и уставилось на птицу фасетчатыми глазами. Даже с высоты полета оно показалось Шарине огромным: не меньше восьми футов, а то и всех десяти. Шесть конечностей и очертания тела делали его похожим на насекомое, но тем не менее существо стояло на задних ногах.
Оставшиеся четыре конечности сжимали человеческие останки – тела давно погибших солдат, выкопанные изо льда. Шарина успела разглядеть богатые одежды и щит с изображением серебряной головы вепря на алом поле – он примерз к рукам одного из воинов.
Увидев птицу, существо бросило свою добычу и вскинуло верхние конечности, заканчивающиеся клешнями. Серьезный инструмент! Вдобавок ко всему они были снабжены зубами не хуже крокодильей пасти. Жвала насекомообразной твари разошлись в стороны, раздался скрежещущий вопль.
Из соседних туннелей показались такие же монстры. В их движениях чудилась безмозглая враждебность и желание добыть пищу любой ценой.
Птица вновь взмахнула крыльями, и сцена исчезла. В серой пустоте Шарина продолжала размышлять о только что покинутом мире.
Да уж, зрелище ничуть не лучше навозной кучи с копошащимися червями…
Илна оглянулась на звук открывающейся двери. В атриум вошел стражник (из незнакомых девушке) и гаркнул:
– Прибыл господин управляющий. Желаете его видеть, госпожа?
Увы, Кровавым Орлам не доставало той серьезной официальности, примером которой мог послужить привратник Шарины. Илна попыталась представить себе, как тот орет через всю залу, вместо того чтобы подойти к хозяйке и прошептать на ухо имя посетителя, и усмехнулась. Зато солдаты не обижались, если приходилось выполнять работу отсутствующей прислуги. Интересно, знали ли Орлы, что их буквально навязали Илне. Ведь откажись они выполнять ее распоряжения, девушка тут же выскажет все, что думает о своих охранниках.
Да еще так, что слушатели надолго запомнят.
– Рейзе здесь? – с улыбкой воскликнула Илна. Ей нравилось иметь дело с этим человеком, не гнушающимся никакого честного труда. – Буду рада его видеть.
Губы ее тронула ироническая усмешка. Она часто жалела, что мысли, вызывавшие у нее улыбку, были мало связаны с чем-то радостным и добрым. С другой стороны, кто-то же должен избавлять мир от дураков. Очевидно, роль добренькой и хорошей в этой жизни предназначалась не ей.
Вошел отец Гаррика. В деревушке Барка привыкли к этому высокому, слегка неуклюжему человеку: его уважали за ученость и за то, что он умудрился поднять обветшалый постоялый двор… но никто особо не любил. Здесь же, несмотря на серые одежды дворцового слуги, Рейзе играл куда более заметную роль.
Он поклонился и сделал замысловатый жест рукой – не одобряемый Илной, но диктуемый его положением. Тут они были квиты. Девушка знала, что ей придется мириться со знаками внимания, приличествующими ей как придворной даме. Но и Рейзе давно привык, что Илна не держит горничной и сама убирает мотки шерсти в корзины. При всем неприятии придворных церемоний, ей очень импонировала решимость, с которой Рейзе следовал своим принципам. Независимо от результатов.