Поджигательница звезд - Инна Бачинская

– Дашка! Сделай еще пожрать! И кофе побольше!

Через полчаса она, благоуханная, умащенная и подмалеванная, выплыла из ванной комнаты, победно взглянула на Дашу.

– Хороша! – одобрила та. – Садись. И расскажи, кто у тебя был.

– Частный сыщик Александр Шибаев!

– Кто? Частный сыщик? Ты что, убила кого-нибудь?

Ирина не нашлась, что сказать – уставилась на нее, приоткрыв рот.

– Я пошутила! А чего?

– Он Ляльку Савенко ищет.

– Зачем ему Лялька?

– Родственники-миллионеры опомнились.

– Правда? И что ты ему сказала?

– Слушай, отстань! Что я могла ему сказать?

– Ну, что она уехала в Америку. Это он вино не допил?

– Ну. Представляешь?

Даша фыркнула. Потянулась и сказала:

– Хватит дурью маяться! Пошли кофе пить.

– Слушай, а ты кого-нибудь из наших видишь? – спросила Ирка, когда они уже сидели на кухне.

– Никого! Только Кухара в телевизоре.

– Ага, все время мордой торгует. Нигде не пропадет. И ведь выберут же! Пенсионеры решают все. Он им манки и постного масла, они ему голоса. Говорят, он весь город уже продал под застройки.

– Говорят. Он и тогда был… – Даша замялась. – Подлый!

– Знаешь, а он ведь за мной ухлестывал!

– Во-во! Ходил в женихах и ухлестывал. – Даша, похоже, не удивилась.

– Да Ляльке, по-моему, по фигу было, она сама не терялась! Королева красоты.

– Он не только за тобой, – сказала вдруг Даша.

– Неужели и за тобой? – Ирка открыла рот. Вот уж день памяти!

– Не за мной, а за Леночкой Коваль.

– За кем?! – изумилась Ирка. – За этой… Господи! А ты-то откуда знаешь? Свечку держала?

– Я видела их в лесу, Леночка плакала, он ее утешал.

– И что?

– И ничего. Я ушла.

– Ну, и дура, я бы подслушала!

– Зачем? И так все ясно. Мне она всегда нравилась. Скромная славная девочка.

– Да уж, славная! Знала же, что Пашка Лялькин жених! Чего лезть? А ты тоже хороша! Ни словечка!

– Я сплетнями не занимаюсь. Ты ведь тоже к нему лезла.

– Сравнила! Я и эта… лахудра! А я ее еще жалела – Лялька над ней издевалась как хотела. Ну, дурища слепая! Ничего не видела! Теперь я понимаю… – Ирка осеклась, вид у нее был ошеломленный. – С Кухаром… надо же!

Даша смерила подругу красноречивым взглядом, но промолчала.

– А сейчас почему?

– Что почему? – не поняла Даша.

– Сейчас ты почему рассказала? Если это сплетни…

– Сейчас можно. Теперь уже все равно.

– Еще как не все равно, – сказала Ирка, наливая себе третью чашку кофе. – Если бы ты только знала, как не все равно.

Даша пожала сдобными белыми плечами – она все еще была завернута в полотенце, – и подумала уже в который раз, что Ирка никогда ни с кем не соглашается. Ни в чем, лишь бы последнее слово осталось за ней…

Шибаев провел ладонью по щетине, покосился на богатую Аликову парфюмерию и решил сегодня не бриться. Предстояли дела поважнее. И самое главное – что делать? Бросить? Дело было дохлое с самого начала. Сначала – да! Но сейчас наметилось шевеление. Недоговорки, виляния, нежелание говорить, а то и откровенное вранье… что-то витает в воздухе – облако, неуловимое глазу, но ощутимое носом. Нюхом. Чуйкой, как говорит механик Рубен, гений своего дела. Кстати, тачку обещали на сегодня! Шибаев измучился всюду ходить пешком – он старался избегать городского транспорта, равно как и лифтов. Алик называл это слабоумеренной клаустрофобией, потому что при случае Шибаев без ущерба для психики мог воспользоваться и тем и другим. У Алика тоже есть фобия – он боится открытых пространств, леса, пляжа – все это вызывает у него, по его словам, приступы ужаса. Называется эта хворь агорафобия. Шибаев же считал, что Алик врет, чтобы отвязались и не таскали его на природу. Когда они вдвоем выезжали на рыбалку на Магистерское озеро, никакой ужас на него не нападал. Наоборот, он был вполне доволен.

Да, дохлое дело! С самого начала. И сразу палки в колеса со стороны ветеранов. А теперь и заказчик потребовал все прекратить. Тут уж ничего не попишешь. Ключ от дачи вернуть, расследование остановить. Есть! Разрешите исполнять? А жаль. Шибаеву было интересно раскручивать это дело, ему не часто перепадали такие «конфетки». Все больше блудливые мужья и жены, опостылевшие друг другу. Он отбрыкивался как мог, но ведь жить-то надо? Подходи к проблеме философски, учил Алик. Это грязная работа, но кто-то же должен ее выполнять. Должен! Хорошенький долг – ходить за блудливыми супругами, чувствуя себя мелкой шавкой и фискалом. И он еще раз подумал, что нужно увидеться с Плюто, поспрошать насчет работы, все равно какой, пусть даже… опасной для здоровья. Как в прошлый раз, в Нью-Йорке…

Была еще Кристина… Подружка детства. Первая женщина. Жена португальского беглеца. Шибаев вздохнул. Поймал свое отражение в зеркале – он все еще находился в ванной, сделал зверское лицо – выдвинул нижнюю челюсть и прищурил глаза. Тут уж ничего не попишешь… в том смысле, что выбора у него нет. Выбор сделала Кристина. Лучше склеить, сказала ей мать, и Кристина мчится склеивать. Житейская мудрость. А что ему, Шибаеву, лучше? Ему и склеивать-то нечего. И как-то всегда так получается, что выбирает тоже не он. И не его, а других. А он подчиняется, отходит в сторону, сжимает кулаки и продолжает надеяться. Он напружинил мускулы на руках и груди, сделал более зверское лицо. Лузер! Права бывшая…

– Ты скоро? – спросил за дверью Алик.

Шибаев хотел ответить, что он у себя дома и может сидеть в ванной сколько влезет. Но передумал и вышел. Алик со скоростью ракеты прошмыгнул мимо него и с треском захлопнул за собой дверь.

А Шибаев отправился на кухню готовить завтрак. И по дороге принял решение: дело прекратить, а если вызовут по письму ветеранов, так и сказать – все, устранился по просьбе заказчика; в музей сходить, раз запланировал, на всякий случай, и… что там говорил Якубов насчет документов генерала на даче? Жаль, Кристина пропустила это мимо ушей. Письма могут быть… вполне. Письма от женщины в белом… он не хотел и не мог держать их дома… возможно, фотографии. Сюжет в духе Алика, мелодрама, но мелодрам в жизни полно, потому что хомо сапиенс – одна большая ходячая мелодрама. Разве он сам не одна большая ходячая мелодрама? А сожитель Алик? А Кристина? А генерал и женщина в белом? Даже генерал – и то!

Музей открывался в десять. У Шибаева осталось еще полчаса. Он прошелся по главной аллее – музей располагался в старом парке, – полюбовался на реку. Отсюда, с возвышенности, она раскинулась как на гигантской карте. Извилины, пологий берег со стороны города, обрывистый со стороны луга и леса. Песчаные отмели и пляжи… Отсюда видны золотые купола Святой Екатерины – сияют благостно в утреннем белом солнце. Дальше, по широкой дуге – Елецкий монастырь, еще дальше – Троица с колокольней… Шибаев подумал, что все это уже простояло лет двести или триста и ничего значимее с тех пор не появилось. Так, однодневки, черемушки, хрущевки, цеха. Измельчал человек? Измельчал. И телом, и духом, и вместо храмов создает предметы массового потребления…