Поджигательница звезд - Инна Бачинская

Кристина враждебно смотрела на него.

– Если тебе без Игоря… никак, – он резанул себя ребром ладони по горлу, – хоть ребенка роди, пока можешь. Игорь не против. Мы с ним не против! – добавил он и рассмеялся. Легко поднялся, шутливо шлепнул Кристину – она не успела увернуться – и вышел из комнаты. На пороге уже добавил: – И не забудь позвонить, поняла? Расскажешь, как долетела.

– Перебьешься, – пробормотала Кристина, стоя посреди комнаты. Она слышала, как захлопнулась входная дверь, но не шелохнулась. Потом взяла с журнального столика белый прямоугольник и спрятала в карман джинсов.

Потянулась к мобильнику, но передумала и убрала руку. Вытерла слезы. Двумя пальцами подняла с пола носовой платок… того, вынесла на кухню и сунула в мусорный бачок. Налила в чашку остывший кофе, села к столу. Задумалась, прикидывая, что взять с собой.

Небо за окном затянулось свинцовой пеленой. Дождь превратился в град. Дребезжали, грозя вылететь, оконные стекла. По подоконнику прыгали белые шарики льда.

– Послезавтра я увижу Игоря, – произнесла Кристина громко. И повторила еще раз: – Послезавтра я увижу Игоря!

Он все-таки позвал ее! Она знала! Она всегда знала! Кристина представила себе дом Игоря, громадный, красивый, везде картины. В южном стиле, с красной черепичной крышей и белыми стенами. И с названием… там все виллы как-нибудь называются, она видела в кино. Вилла Касабланка… Касаморена… Каса Кристина! Много солнца, море, песок и крики чаек. Они идут по бесконечному берегу босиком, на ней широкополая соломенная шляпа и длинная голубая юбка в испанском стиле, ярусами, мокрая от морских брызг, они держатся за руки и идут, идут… Игорь смуглый от местного солнца, сверкают зубы в улыбке, сверкает море, белые чайки, желтый песок… Проплывает мимо веселый пароход, с палубы несется жаркая музыка, пассажиры машут им…

Игорь…

Она пила мелкими глотками остывший кофе, перед ней лежала шикарная коробка с конфетами – цукаты в шоколаде, ее любимые, тягучие кусочки ананаса, киви, дольки мандарина и клубника, – она клевала их одну за другой, прикидывая, что взять с собой из одежды, что сдать в химчистку, что докупить. «К косметологу, в парикма*censored*скую, – мысленно загибала она пальцы. – Сказать на работе, оставить ключ Елизавете Семеновне, закрыть балкон и окна, выключить холодильник, не забыть свет… Забрать билет!»

Прощай, Ши-Бон! Прощай, моя сладкая детская любовь! Мы не увидимся больше. Спасибо! Спасибо, спасибо… Желаю и тебе найти свою любовь. Нужно только ждать и надеяться… и все у тебя будет!

Ирина Рудницкая снова осталась дома. Уже третий день она слонялась по квартире в ночной рубашке со стаканом вина в руке – своего любимого портвейна. Вино смягчало яростное недовольство жизнью, и все воспринималось как бы в тумане. Не выпуская стакана, она включала телевизор, смотрела бесконечный сериал, тягомотину, где герои все никак не могли выяснить, кто кого любит, отпивала портвейна и громко, не стесняясь в выражениях, высказывалась по поводу *censored*ов, которые это смотрят. С отвращением рассматривала себя в зеркале, один раз даже плюнула в свое отражение. Но и это не помогло. Смысла в жизни по-прежнему не было. Семьи, детей, мужа тоже не было. Любовника, хоть завалящего, но постоянного, и того нет. Правда некоторые набивались, и немало, клиенты-туристы и иностранные коллеги, особенно в Египте и Турции – горячие назойливые мужчины, от которых одуряюще несло сладким парфюмом. Тьфу!

И этот частный агент… как его? Ши… Шибаев! Все вранье! Что она, идиотка? Не понимает? Какие, к черту, грузинские родственники? Какое наследство? Она же читает газеты! Написали, что двадцать – двадцать пять лет, а то и больше. Не больше! Двадцать пять! Бесконечных двадцать пять лет! А ведь она знала! Знала, что раскопают, что вылезет когда-нибудь. Ничего нет тайного… Страшно. Господи, как страшно! Она тогда целый год спать не могла, пока не успокоилась. Да и сейчас, стоит проснуться ночью… Самое распоследнее дело просыпаться ночью, и самое подлое время – три часа утра! Наваливается и душит! Даже портвейн не спасает. А этот Шибаев… как он отодвинул ее, с каким облегчением вскочил! Он не захотел ее! А она распустила чары, дура, халат распахивала, бровками играла – ух, какая! Львица! Ей такие всегда нравились – блондин с серыми глазами, сильный, жесткий, руки красивые… как он с краном тогда, мускулы напряглись, хребет на спине рельефом… и не дурак, сразу видно. Сосед сверху тоже накачанный… и не против, косяки кидает, и смотрится супер, пока рот не раскроет, а как раскроет, сразу бэ-э-э, и пофигу вся физподготовка. Не повелся. Старая… Старая! Морщинки под глазами, грудь обвисла, мослы торчат. Шея, руки… Был бы свой мужик – незаметно, старели бы вместе… Просвистела. Книжку он выпустил, стихи… Бездарь! А ведь в ногах валялся… Ненавижу! А этот… детектив, ведь смотрел же! Она видела, как он смотрел. Молодой, здоровый, всегда готов, а ее не захотел! Сбежал.

Она со стуком поставила пустой стакан на журнальный столик, улеглась на желтый диван лицом вниз и завыла. Была в этом своя прелесть и сладость – повыть, зарывшись лицом в подушку, позахлебываться в соплях и слезах, пожалеть себя, нырнуть на дно. Ждать, пока отпустит…

Просто удивительно, как ранимы на самом деле эти сильные беспощадные женщины, которых панически боятся домашние, соседи и подчиненные.

На сей раз не получилось – не отпустило, не помогли ни портвейн, ни сопли. Страх, который всегда в ней жил и прятался где-то там, глубоко, ядовитой пеной поднялся на поверхность, и она стала задыхаться.

В таком жалком состоянии застала Ирину ее лучшая подруга Даша Койдан, которая, как всегда, ввалилась без звонка. Она никогда не предупреждала заранее, а заскакивала по дороге и застревала надолго.

– Господи, ну и жара! – простонала Даша, роняя на пол сумку с продуктам. – Тридцать восемь! Думала, подохну! Ты как? Была у тебя, сказали, ты болеешь. Попить нету? Холодненького? – Она вытерла красное распаренное лицо подолом майки. Всмотрелась в Ирину – свет в прихожей был слабоват. – Ты что, мать? И правда больна?

Ирина стояла в прихожей босая, нечесаная, в мятой ночной рубашке. С трудом удерживалась в вертикальной позиции. Даша, толстая, одышливая, в длинной юбке и бесформенной майке, стояла перед ней клуша клушей. В другое время Ирина отчитала бы ее за старушечью юбку, пацанскую красную майку, за общий дурацкий вид. Но не сейчас. Сейчас это было неважно.

– Что случилось? – спросила Даша встревоженно. – Ты чего… такая?

– Нормальная, – буркнула Ирина. – Так и будешь стоять? Заходи, раз пришла. Чай? Кофе? Предупреждаю сразу, варить будешь сама. Сок в холодильнике.

Она повернулась и пошла в комнату, оставив подругу одну. Даша покачала головой и направилась в ванную. Открутила кран, подождала, пока потечет холодная, с наслаждением умылась. Посидела на краю ванны, приходя в себя, прикидывая, не принять ли душ. Решила принять и стала раздеваться.

Она стояла под едва теплым душем, и ей казалось, что она рыба, которую подобрали на полу и бросили в воду, и теперь она оживает, дышит и шевелит плавниками. И улыбается.