Донгар – великий шаман - Илона Волынская

И тут у Пукы опять забурчало в животе. Он обмер совсем – конец, сейчас услышат! Бурчание становилось все сильнее – будто вскипало! Пукы почувствовал, что его просто распирает! Сморщился, скукожился, пытаясь удержаться…

Три черных носа ткнулись в елку. Пукы дернулся – и таки пукнул. Громко, будто ветка на елке сломалась.

Мэнкв завизжал, как щенок, сдуру сунувшийся в горячую золу костра. Замахал лапами перед собой – будто невесть какой страх отгонял. Быстро-быстро отполз назад – от его коленей и локтей в снегу оставались глубокие борозды, точно от протащенного волоком бревна. Сел столбиком, как собака. Его ладони размером с хорошую снеговую лопату терли носы – один за другим. Из-под толстых, как сучья, пальцев прорывался обиженный скулеж. Потом мэнкв вскочил на ноги – и длинными прыжками кинулся прочь.

– Эт-то что! – ехидно протянул Кэлэни. – Если б ты тюленьего жира c душком поел – на д-двадцать п-переходов окрест мэнквы полегли бы! Правду говорят: «Шаман п…нет – Сивир вздрогнет!»

– Если бы тебя слышала моя мама – она бы тебе рот вымыла! Теплой водой! – вскакивая на ноги, запальчиво выкрикнул Пукы.

– У меня рта нет, – с достоинством откликнулся Кэлэни. – А если бы ты слушал свою маму, а не посторонних голубоволосых теток – сейчас дома сидел бы, а не мэнквов по лесам своим… шаманским духом распугивал! Зато он к тебе больше ни в жизнь не сунется, – утешил мальчишку дух. – Мэнкв старый, зачем ему нарываться, охотясь на большого и с-страшного черного шамана, когда тут поблизости едет б-беззащитный обоз, а у охранников всего-то копья да стрелы!

– Я не Черный! – с угрюмым упрямством откликнулся Пукы, лишь потом сообразив, что именно ему сказал дух. – Обоз? Тут люди поблизости?

– А чего б им тут не б-быть – дорога наезженная, – рассудительно откликнулся Кэлэни. – Вон, даже мэнквы приметили – охотятся…

– Чего ж ты раньше молчал? – вскакивая, взвыл Пукы.

– А т-ты меня с-спрашивал? Э, т-ты куда? – закричал Кэлэни, когда Пукы, оправив на ногах снегоступы, ринулся в просвет между деревьями.

– К обозу! – скользя по снегу, выкрикнул Пукы. – Их надо спасти! – Приминаемый снегоступами снег хрустел все громче, все сильнее… Сосны стремительно замелькали мимо…

– Да к-куда ж ты н-несешься? – от быстрого бега заикаясь больше, чем обычно, простонал Кэлэни. – Хочешь спасти – с-спасай, чего проще-то! Даже для молодого шамана один старый мэнкв – тьфу! Землю у него под ногами р-разверзни, и все д-дела! П-проси Калтащ, она хоть на т-тебя и злится, а не откажет! Заодно п-помиритесь…

– На Ночь только Черные камлают! – на бегу крикнул Пукы. – И отстань от меня со своими темными делишками! Сам сказал – посторонних не слушать, вот я тебя и не слушаю! Так справлюсь! По-людски!

– Какой же я тебе п-посторонний, если я внутри тебя сижу? – возмутился Кэлэни. – Ближе меня у т-тебя, п-почитай, сейчас и нет никого!

Лес вокруг начал редеть, позади Пукы ощутил уже знакомое дрожание земли – топ-топ-топ! Пока еще слабое, отдаленное, но явственное. Пукы наддал, разгоняясь по слежавшемуся снегу.

Крак!

Старый снегоступ с треском переломился. Потерявший равновесие Пукы полетел головой вниз. Забарахтался, ломая слежавшиеся пласты снега. Неподалеку, за деревьями, промелькнуло что-то… Пукы услышал скрип полозьев, рванул завязки, сдергивая с ноги ставший бесполезным снегоступ, и по-мэнквьи, на четвереньках пополз вперед. Скрип полозьев стал ближе. Пукы даже услышал подбадривающее цоканье возниц. Земля под ним стала подпрыгивать – где-то неподалеку мэнкв перешел на бег.

– Люди! – хрипло заорал Пукы. – Берегитесь, люди! – Он еще раз рванулся, заскользил, съезжая по едва заметному уклону… и кубарем покатился вниз.

Бац! Он больно ударился обо что-то ровное и твердое и остался лежать. Над ним отчаянно затрезвонили колокольчики, послышались крики – и Пукы увидел над головой крепкие копыта. Мальчишка отчаянно зажмурился, понимая, что сейчас эти копыта обрушатся ему на голову, разнося ее вдребезги… У самого его уха громко шарахнуло! А потом теплое дыхание взъерошило ему волосы. Пукы приоткрыл глаза. Замшево-коричневая оленья морда склонилась к нему с участливым любопытством. Ездовой олень аккуратно переставлял копыта, чтобы не наступить на вывалившегося на дорогу мальчишку. Из-за оленя показалось перекошенное от испуга и злости мужское лицо в обрамлении темного мехового капюшона. Брызгая слюной, мужик завопил:

– Тебя мамка не учила правильно дорогу переходить? Или тебе, малой, жить надоело – прямо оленю под копыта прешь, дубина еловая!

Пукы приподнял голову и прямо в это орущее лицо прошептал:

– Мэнкв! За вами…

Выражение лица мужика мгновенно изменилось, став решительным и собранным. Раскосые глаза сощурились в прицельные щелочки. Он вскинул руку и зычно гаркнул:

– Мэ-энквы! Мэнквы идут! Тревога! – Опустившаяся сверху ладонь ухватила Пукы за ворот парки. Натужно хакнув, мужик потащил его наверх. Пукы уцепился за бортик саней, подтянулся – и перевалился внутрь. – Сколько их там, малой? – торопливо спросил мужик, ударами шеста-хорея разворачивая упряжку.

– Одного видел, – цепляясь за бортик, прохрипел мальчишка. – Возле меня прошел… А я от него ползком – и к вам… Предупреждать…

– Не побоялся? Ка-акой ты смелый! – протянул восторженный девчоночий голосок.

Пукы вскинул голову – и увидел прямо перед собой приятно плоское личико с симпатичным коротеньким носиком. Девчонка восторженно жмурила глаза, глядя… на него! Так, как в родном пауле девчонки смотрели только на Орунга! Щекам Пукы вдруг стало горячо, а потом сразу прохладно.

– А вот я тебя сейчас хореем поперек спины перетяну! Что ж это за девчонка такая – мэнквы рядом, а ей и дела нет, с парнем заигрывает! – рявкнул мужик. – Лук мой ищи, копье давай, быстро, Нямка, быстро!

– Да ай, батюшка! Что вы говорите такое! – Девчонка досадливо мотнула косами, едва не съездив Пукы по лицу привешенными на концах медными бляхами. Но покорно принялась рыться в тюках на дне саней, выволакивать из чехла тюленьей кожи длинное охотничье копье.

Сани заложили крутой вираж – и встали как вкопанные. Мужик соскочил с передка, заворачивая оленей внутрь узкого кольца из уткнувшихся друг в друга саней. Олени нервно переступали копытами среди мельтешащих у их ног собак. Обоз оказался смешанный – тяжелые, нагруженные поклажей оленьи сани и легкие нарты. Нарты вместе с заходящимися лаем ездовыми псами загнали внутрь круга. Туда же набились испуганные женщины, прижимающие к себе вперемешку истошно ревущих детей и еще истошнее визжащих поросят. С быстротой, указывающей на немалый опыт, охотники залегли за санями, выставив острия копий. Среди каменных и костяных наконечников тускло поблескивали стальные. «Богатый род», – успел подумать Пукы.

Деревья вокруг дороги зашатались. Земля задрожала, и из леса выступил мэнкв. Три головы озирались по сторонам, высматривая добычу. Завидев обоз, замерли, вытянувшись на трех жилистых, как у старого гуся, шеях. На морщинистых старческих лицах расплылись идиотски-счастливые улыбки, открывающие выкрошившиеся гнилые зубы. Мэнкв похлопал себя по тощему, поросшему лишайником животу и, радостно кудахча, как старики над миской с рубленой олениной, торопливо поковылял к обозу.