Донгар – великий шаман - Илона Волынская

Грохот копыт ворвался в оглушительную какофонию звуков. Прекрасный смуглолицый всадник верхом даже не на олене, а на настоящем коне – Пукы про таких только от шамана слыхал! – ворвался в чум.

– Ты опоздал, последний сын мой, Мир-сусне-хум, владыка людей! – прогрохотала Золотая Женщина.

– Разве можно что-то сделать с человеком против моей воли? – задорно выкрикнул дух людей и, перегнувшись с седла, сгреб голову Пукы за вихор на затылке. Поднял ее к лицу, внимательно глянул мальчишке в глаза – Пукы содрогнулся и головой, и всем своим несуществующим телом, будто искрой прошибло. Мир-сусне-хум коротко дунул Пукы в рот – и швырнул голову прочь, прямо в завешенную шкурками стену Красного чума.

Голова Пукы врезалась в стену и вместе с пучком шкурок упала на пол. Перед глазами у мальчишки все завертелось – его голова катилась под стол. Потом он перестал видеть вообще – голова по глаза замоталась в соболью шкурку. Серебристый мех прилип к его лицу и шее. Пукы почувствовал себя маленьким, легким, проворным… Переступил беленькими лапками, повел черным носиком, взмахнул пушистым хвостом… Из-под пиршественного стола серебряной стрелой метнулся юркий соболь… Лавируя между ногами гостей, понесся прочь.

– Эге-ге-гей! – заулюлюкали ему вслед.

Соболь прянул вперед и нырнул в густой серый туман – лишь пушистый хвост мелькнул серебряным росчерком. Туман клубился со всех сторон, залепляя маленькие ушки, отбивая нюх. Испуганно пища и поджимая лапки, соболь сунулся туда, сюда, чутко поводя носиком… Вокруг медленно плыли и вращались туманные клубы, в которых что-то приближалось, надвигалось на маленького зверька… Соболь отчаянно дернулся – вытянутое в прыжке тельце на миг зависло в тумане… Плотные черные перья обтянули его от кончика хвоста до головы. Носик вытянулся мощным клювом – и, мерно взмахивая крылами, черный ворон поднялся над туманом. Он летел и летел над сплошным клубящимся серым полем, пока далеко внизу черным клинком не сверкнула Великая река. Ворон завис над темными водами, сложил крылья и камнем ринулся вниз, на лету обрастая гладкой бобровой шкуркой. Без единого всплеска крупный бобер ухнул в мерно струящиеся воды – и скрылся в глубине.

И только громкий голос Заики выкрикнул над беспредельными просторами Великой реки:

– Донгар Кайгал Черный! Ты вернулся!

Пукы моргнул. Лунный блик скользнул сквозь верхнее отверстие чума, прохладной ладошкой погладил по лицу. Круглая луна обеспокоенно заглядывала в чум. Пукы кивнул ей, как старой знакомой, и сел. С его колен на утрамбованный пол соскользнули соболья и бобровая шкурки, а затем и вороньи крылья. Пукы поглядел на них равнодушно – конечно, они должны тут быть, они принадлежат ему. Громовой голос по-прежнему звучал у него в ушах: «Слава Донгару Кайгалу!»

– Никакой я не Кайгал! И уж точно не Черный! – громко сказал Пукы. – Меня зовут Пукы! Я – хант-ман! Я ненавижу Черных и их темное камлание! Я верен жрицам! Во мне ничего не изменилось! Слышите?!

Ответом ему было молчание. Пукы поднялся на дрожащие ноги, едва не ткнувшись носом в висящего на шесте куклу ээреня-сироты. Белая, красная, синяя, зеленая и желтая ленты, из которых тот был сплетен, резанули глаза неожиданно яркими свежими красками, сияющими даже сквозь полумрак.

Под центральным столбом чума лежали три кучки праха, прикрытые древними шаманскими плащами – медвежьим, оленьим, птичьим. Три шаманские шапки раскатились в стороны. Пукы постоял над прахом, почтительно склонив голову. На душе у него щемило. Ему было… жаль. Так жаль. Он похоронит их. Чуть позже.

В животе жадно заурчало от голода. Он потянулся всем телом, сильно выгибая спину. Каждая жилка откликнулась радостным звоном от переполнявшей ее силы. Он высоко подпрыгнул, кувыркнулся в воздухе, приземлился на поджатые ноги, толчком выпрямился и потянулся на полку за спрятанным в просмоленный тюлений чехол луком. На мгновение смутно удивился – откуда ему знать, что там лежит лук? Сам покачал головой, упрекая себя за глупые мысли. Откуда-откуда, да он всегда там лежит! Уверенным движением натянул тетиву и крадущимся шагом выскользнул наружу.

Здоровенный тигр, полосато-рыжей тенью скользящий между столбами духов, остановился, увидев прицельно глядящего на него человека. Длинный хвост стегнул снег, глаза хозяина тайги вспыхнули изумрудными огнями. С яростным рычанием тигр взвился в прыжке.

Звякнула тетива. Тяжелая стрела вонзилась тигру точно в горло. Громадная кошка рухнула наземь, взрыла снег когтистыми лапами и затихла.

Пукы довольно прищелкнул языком. Теперь у него есть еще одна шкура. Тигриного мяса наварить-навялить… А сердце и сырым едят! Пукы довольно зажмурился. В животе снова заурчало. Вытащив из-за пояса нож, он принялся экономными быстрыми движениями свежевать тушу.

– Н-ничего не из-зменилось! – издевательски захохотал внутри него знакомый заикающийся голос. – С-совсем н-ничего!

– Нет, ты н-не сумасшедший, – уже безнадежно бубнил голос Заики. – Чтобы сойти с-с ума, его надо иметь! А ты – недоумок!

«Я никого не слушаю! Я ничего не слышу!» – мысленно повторял Пукы, шагая между гигантских, высоченных, совсем не похожих на привычные тундровые сосен. Нестихающий бубнеж ковырялся у него в мозгах, как крючок для разделки туш.

– Мне бы с-сразу это понять! – продолжал сетовать голос. – Еще когда ты Калтащ сказал, что она и Куль… что ее… – Голос сорвался на хохот.

Пукы почувствовал, как его тело начало содрогаться.

– Ой, не могу! – заходился Заика. – Лежит, к лавке п-привязанный, и Калтащ, самой Калтащ про п-правильное поведение… и хороший пример…

Изо рта Пукы вырвался громкий хохот. Мальчишка попытался зажать рот рукой, но безудержный смех пробивался сквозь стиснутые пальцы. Потеряв терпение, Пукы швырнул в снег свой узелок и остановился, в лучшей манере тетки Секак уперев руки в бока.

– Я хоть одно слово неправды сказал? – зло глядя прямо перед собой – ну а куда еще смотреть, если твой собеседник сидит внутри тебя самого и глянуть в его наглые глазенки ты не можешь, – спросил Пукы. – Вот хоть одно слово? Я ж говорю – повезло ей еще, что муж ее только изгнал. Да у нас недавно ор женку застукал, как она с заезжим купцом носами терлась. Так он за ней по всему паулю с поленом гонялся, а уж как догнал…

– П-повелитель верхних небес Нуми-Торум г-гоняется с поленом за Матерью-Землей. По всем девяти небесам и прилегающей Вселенной, – задумчиво сказал голос – и снова захохотал так, что Пукы пришлось согнуться, держась за живот. – Ну т-тогда это тебе повезло!

– Чего это? – с трудом пробиваясь сквозь рвущийся из его собственного горла чужой смех, выкрикнул Пукы.

– А ежели б он ее д-догнал? Да вдарил? От т-тебя б точно мокрое место осталось! И от хант-манов твоих, – задыхаясь от смеха, пояснил голос.

Пукы хотел выпалить, что он тогда еще не родился, но промолчал. Кто-то ж тогда уже родился – от кого он потом родился. А он-то все гадал, почему Нуми женку свою небесную не поучил по-свойски! Людей пожалел, однако. Радостный от осенившего его открытия Пукы выкопал утонувший в снегу узелок – мало что сосны здесь высоченные, так и снег глубоченный, не такой, как дома! Забросив узел за плечо, пошагал дальше, аккуратно ставя на сплошной снеговой покров найденные в шаманском пауле древние, подбитые вылезшим мехом снегоступы. Те угрожающе похрустывали при каждом шаге, норовя разломиться. Ну и как он тогда дальше пойдет – тут же снега по пояс! А еще и в животе такое делается – страх просто!