Шесть извилин под фуражкой - Михаил Серегин

Леха задумался. С одной стороны Федя, конечно, был прав, но, с другой стороны, были сомнения, удастся ли сыграть свою роль правдоподобно. Леха никогда не падал в обмороки, хотя видел пару раз в кино, как это делают женщины. Главное, надо охнуть, закатить глаза и медленно опуститься на пол.

– Ладно, я согласен, – наконец произнес он, взвесив все «за» и «против». – Федя, вставай, будешь меня ловить.

Ганга поднялся, Леха – тоже.

– Отойди подальше, – приказал Феде Пешкодралов. – Стой как ни в чем не бывало, я мимо тебя пойду, и вот тут ты меня лови, – говорил он, а сам старательно следил за тем, чтобы окружающие ничего не заподозрили.

Удостоверившись, что все остальные курсанты школы заняты только тем, как бы побыстрее избавиться от ненавистной манной каши, Леха вышел из-за стола, сделал несколько шагов к Феде, закатил глаза, громко охнул и начал медленно оседать.

Однако в этот момент какому-то курсанту, который уже больше не в силах был давиться манной кашей, неожиданно стало плохо, и он, зажав рот ладонью и издавая при этом характерные звуки, бросился прочь из столовой. Все бы ничего, но путь бедолаги пролегал мимо стола, за которым разместилась группа Мочилова, и, разумеется, мимо того места, где стоял и готовился поддержать падающего в обморок товарища Ганга.

Несчастный курсант так спешил выскочить на улицу, что нечаянно задел Федю. Федя покачнулся и, не удержавшись, плюхнулся на стул. А Леха, который в это время уже опустился совсем низко и не в силах был остановить собственного падения, истошно завопил: «Мама! Падаю!» и действительно упал. При этом он стукнулся головой о спинку стула, в глазах у него потемнело, и Пешкодралов впервые в жизни узнал, что чувствует человек, теряя сознание. Близнецы Утконесовы бросились помогать своему пострадавшему товарищу, Дирол побежал к тете Клаве попросить холодной воды, Веня отправился за медсестрой, а несчастный курсант, из-за которого план Ганги потерпел поражение, так и не выбравшись из столовой, изверг содержимое своего желудка прямо под ближайший стол.

Переполох был такой, что некоторое время никто не мог понять, что же на самом деле произошло. Одним показалось, будто началась драка, и они поспешили на такое посмотреть. Другие были уверены, что из-за каши тети Клавы сразу нескольким курсантам стало плохо, и поторопились под шумок поскорее избавится от собственных порций, дабы позволить своим желудкам избежать незавидной участи их товарищей. В результате из оставшихся в столовой ребят образовались два кружка: сочувствующих Пешкодралову и переживающих за несчастного курсанта, волею судьбы и манной каши опозорившегося перед всей школой.

Так получилось, что Ганга оказался во второй группе, а потому врожденное благородство не позволило ему бросить человека, которому плохо, в трудную минуту, и он, схватив со стола чей-то стакан с компотом, принялся отпаивать пострадавшего.

Дирол в это время, расталкивая курсантов, столпившихся у раздаточного окошка, истошно вопил:

– Пропустите! Пропустите! Человеку плохо! Человек умирает!

– Батюшки, – схватилась рукой за сердце тетя Клава. – Кто же это там помирает? Нельзя помирать в моей столовой.

Дирол как раз в это время добрался до раздаточного окна, перевесился через него и затараторил:

– Тетя Клава, Пешкодралову плохо. Быстрее воды и мокрое полотенце.

– Сейчас, сейчас, – заторопилась повариха, увидев перед собой своего любимца. Она быстро налила в стакан воды, намочила кухонное полотенце и сунула все это Диролу со словами: – Так врача надо позвать.

– Веня уже за ней побежал, – сообщил Санек и кинулся обратно к своему столику.

– Стой! – крикнула ему вдогонку тетя Клава.

– Что еще? – обернулся Санек.

– Вот, возьми нашатырь, – протянула она через окошко маленький пузыречек.

– Спасибо, – кивнул Дирол, схватил пузырек и побежал.

Антон с Андреем к этому времени уже приподняли Пешкодралова и внимательно оглядывали его голову. Падение для Лехи не прошло бесследно, на правой стороне лба был довольно большой кровоподтек. Дирол, увидев кровь, чуть сам в обморок не упал, но, взяв себя в руки, спросил:

– Дышит?…

– Дышит, – кивнул Антон, который как раз в это время приложил ухо к груди друга.

– Дайте ему нашатырь понюхать, – протянул Дирол подаренный тетей Клавой пузыречек.

Нашатырь и вправду подействовал. Леха сморщился, помотал головой и медленно открыл глаза.

– Леха, как ты? – заботливо поинтересовался Андрей.

– Где я? – вопросом на вопрос ответил Пешкодралов.

– Ты в столовой, упал в обморок, – просветил его Дирол.

– По-настоящему? – не поверил Леха.

– Еще как по-настоящему, – кивнул Санек. – Тебя Федя не успел поддержать, ты ударился о стул и потерял сознание.

– Здорово, – неожиданно обрадовался Пешкодралов. – А главное, даже притворяться не пришлось. Вот только голова сильно болит.

– Ты только не вставай, – посоветовал ему Дирол. – Сейчас Веня врача приведет, она тебя осмотрит.

– Я уже здесь, – раздался за спинами курсантов голос врача Натальи Ивановны. – Кому тут плохо?

Наталья Ивановна, пробравшись через толпу, опустилась на колени перед «раненым» Пешкодраловым.

Курсанты Наталью Ивановну всегда побаивались, потому что женщиной она была строгой и придирчивой. Стоило только кому-нибудь в ее присутствии кашлянуть или чихнуть, как она немедленно устраивала полный медицинский осмотр всей школе.

А хуже всего было то, что Наталья Ивановна просто обожала награждать курсантов прививками и делала это чуть ли не каждый месяц.

– Так-так, посмотрим, что у нас тут, – пробормотала она, осматривая голову Лехи. – Незначительный ушиб и легкое сотрясение мозга, – констатировала она через несколько минут. Помогите отвести его в медпункт, – обратилась она к близнецам.

Антон и Андрей кое-как подняли Пешкодралова и повели его к выходу из столовой.

– Наталья Ивановна, – позвал Федя, которому наконец удалось выбраться из обступившей его толпы. – Там еще одному плохо.

– Тоже обморок? – осведомилась женщина.

– Нет, – покачал головой Федя и, хихикнув, добавил: – Его от манной каши стошнило.

– И-ироды! – услышав об этом, закричала тетя Клава. – От каши их тошнит!

Она схватила тряпку и решительно направилась к толпе. Вид у нее был настолько грозный, что часть курсантов поспешила ретироваться, а другая часть немедленно расступилась, пропуская разгневанную повариху.

Бедный опозорившийся курсант тоже испугался и от страха полез под тот самый стол, куда несколько минут назад последовала из его желудка манная каша. И если бы не Наталья Ивановна, то не миновать бы ему грязной тряпки тети Клавы.