Месть под острым соусом - Аля Морейно

Понимаю, куда она клонит – хочет, чтобы я вернул мышь назад. Но нет. И у меня на это несколько аргументов, но оправдываться не собираюсь. 

- Нет, Алёна, не проси. Маша уволена, и это не обсуждается. После скандала я не могу её взять обратно. Мы с тобой должны в первую очередь заботиться о репутации клуба. 

Маша 

- Машуль, вставай. Или ты к Мирону сегодня не поедешь? Он тебя ждёт. 

- Не знаю, мама. Что-то у меня совсем нет ни сил, ни настроения. Что я ему скажу? 

- Давай начистоту. У тебя и так шансов на опеку не было. Заведующая же сказала, что зарплата недостаточная с учётом выплат потерпевшему. 

- Не напоминай… Вот скажи, зачем им мои копейки? Ты бы видела, как он живёт, что ест, какие продукты покупает! Да он за раз в магазине тратит больше моей зарплаты! 

- Не возмущайся, дочка. Раз они эти деньги потратили, то ты должна вернуть. Понемногу, как получается. И вода камень точит, так что постепенно выплатишь. 

- Ты в это веришь? Знаешь, сколько надо зарабатывать, чтобы успеть отдать всё за одну жизнь? 

- А ты не думай об этом. Тебе присудили платить – вот и плати. Скажи спасибо, что не потребовали всю сумму сразу и не поставили на счётчик. Сколько таких историй… – мама вздыхает и гладит меня. 

- Да, удивительно, как это они меня так пожалели. 

- Может, судья совестливый попался… Всё-таки год тебе скостил. И с деньгами вот пожалел тебя. 

- О чём ты говоришь? – меня будто подбрасывает от возмущения. – Что он мне скостил? Мне неоднократно говорили, что не могли так много дать за наезд на пешехода, если тот не погиб! Особенно если учесть, что я была беременная. Как ни крути, а это считается смягчающим обстоятельством. Так что вовсе он не совестливый. И ничего не скостил, а наоборот, добавил! 

- Маш, ну мы же не юристы, не знаем всех нюансов. 

- Да что тут знать? Они справки липовые суду предоставили! Что он инвалид и ходить никогда не сможет. Вспомни, как говорили на суде! Сколько лет прошло, а я прямо слышу эти слова! А он – ходит,бегает и всё с ним хорошо! И совершенно точно он уже ходил, когда я рожала. Разве ж во время суда не было понятно, что всё с ним не так плохо, как написали в справках? 

- Я – не врач, не могу ничего сказать. Но догадываюсь, что в нашей стране за деньги можно любую бумагу купить. Только ведь он за границей лечился. Разве бы стали тамошние врачи липовые справки выдавать? 

- А я не помню, откуда были справки о состоянии его здоровья. Про операции и деньги – были иностранные. А вот заключение о состоянии и перспективах, кажется, только наши врачи давали. И даже объяснение какое-то было, что это вроде как перевод. 

- Не знаю, доченька, не верится, что судья не проверил эти бумаги, что поверил им на слово. Да и сомневаюсь я, что они могли до такого опуститься. Ты ж по сути ещё ребёнок была совсем. И беременная. Ну что они, не люди разве? 

Кадры суда всплывают перед глазами, будто это было вчера. А казалось, что я затёрла их в памяти безвозвратно. 

- Я никогда не забуду лицо его матери после суда. Я видела, когда меня выводили из зала. Ты сидела и плакала, а она смотрела с торжеством и улыбалась. Такая фифа роскошная. Я ещё тогда подумала, что она выглядит так, будто нет в её семье никакого горя. А она просто знала, что с её сыном всё не так страшно! 

- Маша, согласна, всё это выглядит странно. Перед судом нам говорили, что тебе должны дать до трёх или вообще условно. С этим можно было смириться, всё-таки ты была виновата. Но семь лет! Они тогда казались огромным сроком, чем-то нереальным. А потом ещё из-за той мутной драки тебя лишили условно-досрочного… Как будто злой рок навис. 

- Знаешь, вчера меня сначала совесть съедала. И когда его мать на меня орала, и когда он потом накинулся. Готова была на колени перед ними упасть и прощение вымаливать! Я же знаю, как болезненно он переживал травму. Какая трагедия для него, что не попал на олимпиаду и вынужден был уйти из большого спорта. И в этом – моя вина, я ему жизнь сломала! А потом вдруг сообразила, что он не просто ходит, он бегает, занимается спортом, пусть и не участвует в соревнованиях. А мне дали срок, будто он прикован к кровати до конца жизни! Меня посадили за то, чего нет на самом деле! Они подстроили, чтобы мне дали семь лет. Это была их месть! – у меня снова начинается истерика. 

- Деточка моя, успокойся. Уже ничего не изменишь. Может, они тогда и подделали справки, опасаясь, что тебя оправдают, а судья рассудил по-своему. 

- Нет, мама! Я поняла. Они это специально! Судью подговорили! И я даже не удивлюсь, если Диминого отца припугнули тоже они! 

- Маш, прости, но это уже смаивает на паранойю. Вспомни, он к выборам готовился. Понятно, почему отказался тебе помогать. 

- Нет, мама. Он сначала обещал. А потом – раз и на попятную пошёл! И жениться на мне Диме запретил, и в помощи отказал, будто его попросили не вмешиваться и дать им совершить своё чёрное дело. 

- Ну что ты? Мне трудно поверить, что люди могли такое провернуть, чтобы засадить в тюрьму беременную девушку. Ты уж совсем монстров-то из них не делай. 

- Мы просто с тобой мыслим, как обычные нормальные люди. А они привыкли, что всё покупается и продаётся, что о людей, которые ниже их по статусу, можно запросто вытирать ноги. А тут посмели обидеть их ребёнка. Понятное дело, они захотели свести со мной счёты. Но Николай… Мама, он так кричал на меня, такие вещи говорил… И за что? Я же отсидела с лихвой! У меня вся жизнь под откос из-за этого! Разве я не искупила свою вину? А он так кричал… Он же мне так нравился... 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

- Ну всё, милая, успокойся. Надо ехать к нашему мальчику. Он ждёт тебя… 

- Нет, мама, они – не люди. Как я могла не разглядеть в нём этого раньше? Он же чудовище. Сейчас вспоминаю, как он меня в первый же день к сексу склонял. Будто я его вещь. Захотел – взял, захотел – выкинул. 

- Маша, всё, хватит, – мама повышает голос и встряхивает меня за плечи. – Успокойся уже! Возьми себя в руки! Ты должна собраться и поехать к Мирону. Я конфет купила и пирожков напекла. 

- Я его ненавижу… Мамочка, как же я его ненавижу! Это из-за него… Всё из-за него и его мамаши. Семь лет – из-за них.. И малыш мой погиб – из-за них… И на работу меня никуда не берут… И Мирона не отдают, – дышу рвано, реву, тело колотит дрожью, не могу успокоиться. – Ненавижу! Ненавижу!