Лисёнок для депутата - Аля Морейно

Олеся

Просыпаюсь поздно, солнце уже высоко. Сладко потягиваюсь. Ночь была горячей и бессонной. Вити рядом нет — видимо, рано встал по привычке, хотя в выходной мог бы и подольше поваляться.

Принимаю душ, смывая с себя следы ночного безумия, одеваюсь и иду по квартире искать хозяина. Он на кухне пьёт кофе и разговаривает по телефону. Уже в костюме, будто собирается на работу. Неужели у него и сегодня дела?

Какой он всё-таки красивый! По-мужски отлично сложен, серые глаза приятно контрастируют с тёмными волосами, а щетина придаёт брутальности. Если бы не бизнес, мог бы сниматься в рекламе белья или мужской парфюмерии и зарабатывать кучу денег.

Заметив меня, Витя заканчивает разговор.

— Приве-е-ет, — улыбаясь, подхожу и прижимаюсь к нему. — Куда это ты собрался?

— Присядь, есть разговор.

Не нравится мне его тон. Какой-то слишком сухой, серьёзный и обеспокоенный, совсем не похожий на обычный. Что-то случилось?

— Я в аэропорт, у меня самолёт через три часа.

— Через три часа? — ушам своим не верю! Я так надеялась, что мы сегодня сможем провести день вместе. — А когда вернёшься?

Хочется спросить, куда он летит, но Витя никогда не посвящает меня в рабочие дела, и я уже привыкла не задавать лишних вопросов.

— Никогда.

— То есть как это?

Возможно, я что-то не так поняла?

— У меня — работа за границей. Я и так задержался.

— А как же я? — выпаливаю, не подумав.

— Ты? У тебя же послезавтра начинается семестр.

— Да чёрт с ней, с этой учёбой! — на глаза наворачиваются слёзы.

Ну и пусть я выгляжу капризным ребёнком!

— Лисичка, уговор наш помнишь? Никаких обязательств, детей, любви и прочей ерунды. Жить сегодняшним днём и получать друг от друга удовольствие. Мне с тобой хорошо, но, увы, труба зовёт.

— Но как же так? Я думала…

— Олеся, вот твой билет на поезд, — кладёт его на стол передо мной. — Возвращайся домой, как раз к началу учебного года успеешь, — произносит сухо и строго. — Карта. Учти, пополняться она не будет, но если разумно распределишь деньги, то до конца учебного года должно хватить и комнату снять, и питаться. А там уж на работу пойдёшь, мужа нормального найдёшь и будешь жить с ним долго и счастливо.

— Не хочу я никакого мужа! — обиженно выкрикиваю.

Слёзы непроизвольно бегут по щекам, растираю их ладонями и всхлипываю.

— И налички немного, вдруг понадобится сегодня, — поверх билета и карты кладёт небольшую стопку купюр.

Игнорирует мою реакцию. В голосе — сталь. Это точно мой Витя?

— А почему ты мне раньше не сказал, что уедешь? Почему?

Истерю. Знаю, что он этого не любит, но ничего не могу с собой поделать. Новость об отъезде сбивает с ног, колошматит лежачую, выворачивает наизнанку и вытряхивает под ноги уцелевшие внутренности.

— Зачем? Чтобы ты расстраивалась раньше времени? Всё же было хорошо, ночью мы попрощались. Не драматизируй, пожалуйста. Собирайся. Время у тебя до вечера есть. В пять придёт женщина из клининга, отдашь ей ключи и как раз поедешь на вокзал.

Витя продолжает говорить спокойно, жёстко и безапелляционно. Совершенно очевидно, что решение принято давно и обжалованию не подлежит. Чуда не случится — он уедет и больше никогда не вернётся. Никогда не скажет мне: «Лисичка, твои офигенные веснушки — мой фетиш».

Кое-как беру себя в руки и плетусь в ванную, чтобы привести в порядок некрасивую зарёванную физиономию. Внутри плещется раскалённое отчаяние, обжигая душу. Конечно, я хорошо помню условия нашего уговора! Мог бы и не напоминать. Но я так надеялась, что за два месяца что-то изменится… Оказалась абсолютно не готова к такому неожиданному расставанию.

В ванной вожусь недолго, но когда выхожу, обнаруживаю, что Витя ушёл. Даже не попрощался!

Даже не попрощался… Именно это задевает сильнее всего…

Пользуясь тем, что в квартире я одна, реву и вою, не сдерживая эмоций… Дура! Как я вообще могла подумать, что этот напыщенный индюк Виктор Самборский способен на чувства? Купил, попользовался и выбросил, когда надоела…

Время идёт. Слёзы можно лить бесконечно, но пора собираться — нужно успеть на поезд. Пакую вещи в заботливо приготовленный для меня новый чемодан. Периодически зло пинаю его ногой. Лучше бы Витя о моей душе позаботился! Как я буду жить без него?

Женщина из клинингового агентства приезжает чуть раньше назначенного времени. Отдаю ей ключи, окидываю взглядом квартиру, в которой я целых два месяца счастливо прожила как у Бога за пазухой, и выкатываю чемодан. Пора спускаться с неба на землю и возвращаться домой.

При мысли о доме и матери морщусь. Туда точно не вернусь. Надо бы посмотреть, сколько денег на карте. Может, и вправду снять какую-то дешёвую квартирку, если не удастся поселиться в общежитии?

Приезжает полупустая маршрутка, какой-то мужчина помогает мне затянуть чемодан в салон. Ближе к вокзалу народу становится больше. Толкотня и потные тела раздражают. Быстро я отвыкла от такого средства передвижения… Теперь придётся привыкать заново. Побыла немного барыней — и хватит.

Заранее протискиваюсь к выходу, чтобы не пропустить остановку. Дальше всё происходит настолько быстро, что даже не успеваю среагировать. Маршрутка тормозит, двери разъезжаются, люди начинают выходить. Чемодан за что-то цепляется колёсиком, мне приходится наклониться и приподнять его, чтобы подтащить к ступенькам. Вокруг полно народу, но ни одного рыцаря, готового прийти на помощь девушке. Пока выволакиваю свою ношу на улицу, кто-то дёргает сумочку, висящую у меня через плечо, срывает её с ремешка и тут же убегает. Я едва успеваю охнуть…

Осознание случившейся катастрофы обжигает мгновенно. Вместе с сумочкой лишаюсь документов, билета на поезд, карточки и денег, которые оставил мне Витя. А ещё там был телефон — и теперь я даже без средства связи. Н-да-а, спускаясь с неба на землю, я угодила прямиком лицом в грязь…

Маршрутка закрывает двери и уезжает, а я топчусь на остановке, пытаясь сообразить, куда мне идти, что делать и кого просить о помощи.

Бреду вдоль улицы, вглядываясь в лица прохожих в глупой надежде встретить хоть кого-то знакомого. Откуда? Витя меня почти никуда не брал, ни с кем не знакомил. Я была для него комнатной зверушкой, которая хороша для постельных утех и приготовления пищи. Но приличному обществу таких, как я, не показывают — стыдятся.

Темнеет. Охватывает страх. Некстати просыпается голод, напоминая, что я сегодня ещё не ела — не было настроения. Мне некуда идти. Не на что купить еду. Нет возможности связаться с сестрой и попросить о помощи. Что же делать?