Две жены для Святослава - Елизавета Дворецкая

– Ну ладно, за столом-то! – поморщился Острогляд.

– Далеко же то путешествие, – задумчиво проговорила Эльга.

Ей вспоминалось, как двадцать лет назад она ехала сюда, в Киев, из Плескова – с другого конца света белого. И то больше месяца добирались. Да, ей, недавно потерявшей родного отца, разорвавшей связи с семьей, оставшейся почти без защиты, было бы куда спокойнее, знай она, что за ней приглядывает всемогущий Отец Небесный…

Но Царство Божие – оно только на словах здесь, рядом, внутри. На деле до него далеко. Не всякий этот путь одолеет. Благо то, что для этого не нужно бросать дела, оставлять дом и близких, рисковать жизнью в дороге. Можно идти к нему, оставаясь на месте. Совершать путешествие внутри себя.

И воображению ее рисовалась белая лодья, похожая на облако; она плыла по волнам солнечных лучей среди небесной голубизны, все выше, выше… Здесь не нужно быть «вождем с могучей дружиной на сотне кораблей» – еще в детстве она привыкла, что именно такими людьми совершаются приносящие славу путешествия. Даже она, женщина, могла бы отправиться к престолу Небесного Царя, узнать, правда ли в его царстве так хорошо, а потом рассказать всем людям русским… Кому это сделать, как не тому, кто поставлен ими править… богами, судьбой… богом греков и Ригора-болгарина?

Задумавшись, Эльга даже забыла о еде. И вдруг очнулась. В гридницу вошла Ута. С сестрой творилось что-то нехорошее. Она застыла у порога, будто не смея идти дальше; смотрела на княгиню широко раскрытыми глазами, и из этих глаз текли слезы. Губы кривились и дрожали, будто она силится сдержать крик.

Эльга невольно встала. Лицо сестры выражало ужас внезапного горя. Что? С кем? Мысль метнулась к Бране, и Эльга глянула в сторону оконца. Да вон же она, ее жилая изба, в сорока шагах, что там могло случиться? Ни шума, ни дыма… Или… Святослав? Дети Уты?

Сестра сделала несколько неуверенных шагов. Эльга, опомнившись, встала и торопливо пошла ей навстречу. Схватила за руки, без слов спрашивая: что?

– Ха… – сдавленно выдохнула Ута, хватанула воздух ртом, и слезы капнули на ее открытые губы. – Хакон… умер. Зимой. Смоляне… приехали… сказали.

– Наш Хакон? Смолянский? – повторила Эльга, не в силах сразу принять в сознание такое несчастье.

Ута закивала, закрыла лицо руками. И Эльга поверила: глаза обожгло жаркой влагой. Она прижала ладонь к лицу, будто пытаясь заслониться, из-под ладони вырвался горький вопль… И они заплакали в один голос – как уже не раз с ними бывало, две сестры, соединенные множеством уз так прочно, что любой обрыв жизненной нити одинаково больно бил по обеим.

* * *

Купцы пустились разносить новость по городу, бояре остались. Послали за теми, кого сегодня не было. Через некоторое время Эльга вернулась из своей избы в гридницу – умытая, спокойная. Лишь покрасневшие веки выдавали недавние слезы.

Со смолянским обозом приехали Мякота и Житислав – доверенные Хаконовы купцы, которые уже не первый год ездили зимой по вятичским рекам к хазарским рубежам, а летом – по Днепру в Киев и далее в греки. Их привели в гридницу; от дверей они, оба одетые в белую «печаль», с достоинством поклонились пестрому собранию бояр в цветных одеждах. Ута и Мистина успели послать к себе домой за «печалью» и тоже сидели в белом: покойный приходился Мистине свояком.

– Рассказывайте, – кивнул смолянам Святослав.

Он просто выворотил рубаху наизнанку, как делают сразу после смерти родича, если «печаль» не готова.

Только Эльге не приходилось менять сряду ради скорби по деверю: она и так уже шестой год ходила лишь в белом и синем, цветах того света.

– Подожди, княже! – мягко остановила сына Эльга. – Спешить уже некуда, а гости наши с дороги устали. Проходите, любезные. – Она бросила взгляд на Близину-кравчего, и тот подошел к смолянам, чтобы усадить на места. – Поешьте, дух переведите.

– Благо тебе буди, княгиня! – Те поклонились, а Святослав слегка нахмурился.

Ему хотелось поскорее выяснить дело, чтобы сразу начать решать, как поступить. Купцы, впрочем, понимали его красноречиво нахмуренную бровь, а может, под сотней нетерпеливых взглядов княжье угощение не очень лезло в горло, поэтому насытились и поблагодарили довольно быстро.

Оказалось, что ничьей вины в смерти Хакона нет, его загубила та же хворь, которая уже унесла нескольких его братьев, двух старших сестер и племянника, Одда Олеговича. Но вслед за тем вставала забота: кем его заменить в Смолянске?

Об этом немедленно и заговорили. Родичей, способных стать новым посадником, у Святослава не осталось: одни слишком малы, другие уже сидят на своих местах. Зато бояре-сваты мигом оживились: Себенег предлагал своего сына, женатого на Святане Мистиновне, воевода Ивор – своего сына Одульва, мужа Живляны Дивиславны. Сыновья Острогляда тоже были зрелыми молодцами, а через Ростиславу они приходились правнуками самому Вещему.

Святослав бросил вопросительный взгляд на Мистину, тот сразу замотал головой: он не собирался уезжать из Киева, где почета и дохода имел не меньше. К тому же Эльга вовсе не желала расстаться с Утой, которой, конечно, пришлось бы со всеми детьми уехать с мужем.

– Но одна мысль у меня есть, – сказал Мистина. – Ведь со смертью Хакона моя сестра овдовела. У нее трое малых детей. Будет неплохо, если новый посадник окажется человеком хорошего рода, подходящего возраста и вдовцом. Тогда Смолянску не пришлось бы менять хозяйку, столь достойную, что она сама способна заменить мужа.

Отличаясь ловкостью ума, он тут же увидел случай сохранить влияние на смолянские дела, не покидая Киева.

– А тебе сестричей кормить не придется, – пробурчал Честонег.

– Кто же у нас такой? – задумалась Эльга.

– Да брат Вестим, – тут же откликнулся воевода Соломир Дивиславич.

– И правда! – согласилась Эльга. – Только вот…

Но Мистина, поняв ее мысль, успокоительно кивнул. Братья Дивиславичи были детьми последнего ловацкого князя, давным-давно убитого Ингваром. Они выросли в Киеве и ходили в воеводах, но до власти Эльга их предпочитала не допускать. Однако в Смолянской земле князь – Станибор. Захоти Вестим Дивиславич большего, чем треть княжеской дани, – у него будет соперник на расстоянии поприща.

– А вот невесту смолянскую надо забирать незамедлительно, – напомнил Мистина. – Правда, Асмунд? Пусть-ка шурин твой, как приедет, сразу ее и снаряжает. Чтобы к осени…

– Я сам поеду! – перебил его Святослав. – Пойдем с отроками, посадника в Смолянск посадим, невесту заберем. Чего осени ждать? Она ж не сноп! Да, Улебка?

– Хоть сейчас! – весело ответил тот.

– Да его и сажай в Смолянск, зачем другого! – засмеялся Острогляд и подмигнул Улебу. – Я слышал, вы Улебке ту смолянку сватаете?

В беседе случилась заминка; Эльга глянула на Мистину.

– Не решили мы еще это дело, – мягко произнес воевода. – Княгиня матушка сомневается…