Две жены для Святослава - Елизавета Дворецкая

– Будь цела! – Змей поклонился, не дойдя до избушки.

– И ты будь жив! – кивнула Прияна. – Что-то у вас случилось?

Простые хвори или повреждения вилькаи лечили друг другу сами, но в более сложных случаях наведывались к Ведьме-рагане. Хоть Прияна еще не носила этого звания, в науке исцеления она понимала больше, чем вся стая сразу.

– Не у нас. От князя прислали. Просят, чтобы ты завтра к полудню вышла к Ведьминой ели. Князь и сестра придут, говорить с тобой хотят.

К Ведьминой ели Прияна ходила лишь вчера. Похоже, у родных появилось к ней дело, не терпящее ожидания даже в семь-десять дней.

Вначале она поморщилась: отвыкнув от людей, и не хотела никого видеть. Но потом стало любопытно. Назавтра Прияна, взяв с собой лукошко и нож для сбора коры – здешний нож, избушкин, из наследства прежних Ведьм-раган, – пустилась бродить по едва просохшему лесу, огибая овраги, еще полные снега. От влаги палой листвы вскоре промокли ноги. Однако уже подмигивали с серо-бурого ковра желто-лиловые трехцветки[10], Солнцева Дева спускала свои сияющие косы сквозь верхушки, будто дразня, и в груди разгоралась беспричинная радость. Трехцветка тоже лечит от множества недугов, но ее Прияна жалела рвать: та была полезнее ей живая, чем сушеная. И, сидя на поваленном стволе среди мелкорослых подружек, молчаливо глазеющих со своих тонких стебельков, она почти с нетерпением смотрела на поворот речки, уже свободной ото льда. Какую весть несет ей мир живых?

В полдень на реке показался челн. Прияна сразу узнала худощавого, длиннорукого Станибора, который правил челном, а на носу – Ведому. На сердце потеплело при виде родни, Прияна радовалась встрече, но почему-то сейчас ей казалось, что она гораздо старше обоих. Наверное, потому, что живущая в избе Ведьмы-раганы всегда старше тех, кто приходит к ней из белого света.

Прияна подождала, пока они высадятся, потом встала и пошла навстречу. Поговорили о взаимном благополучии, о вестях от Соколины. После вскрытия Днепра отослав в Киев дань вместе с печальной новостью, та теперь ждала приезда нового посадника или распоряжений от своего брата. Поскольку сыновья Соколины еще не скоро дорастут до самостоятельной жизни, Мистина, ее сводный брат и единственный родич, мог прислать ей приказ со всем имуществом, оставшимся от мужа, перебираться в Киев.

– И полочане на днях прислали, – сказал Станибор, и по пристальному взгляду его серо-желтых волчьих глаз Прияна поняла: ради этого ее и вызвали. – Поклон тебе от Городислава Всесвятича.

Прияна сдержанно наклонила голову. И в глубине души, пожалуй, обрадовалась. Среди своих бесконечных размышлений в избушке она поняла простую вещь, которую, наверное, все остальные вокруг нее поняли давным-давно. Киевский князь Святослав вовсе и не собирается за ней присылать. Ему девятнадцать лет – если бы его мать и впрямь хотела видеть Прияну своей невесткой, за ней приехали бы года два-три назад. Она уже давно стала бы русской княгиней, жила бы в Киеве и носила бы второе чадо. Это забвение объясняется очень просто: шесть лет назад Эльга обручила сына с морованкой, дочерью Олега древлянского, и с тех пор держится того решения. За ней, Прияной, никто из Киева никогда не приедет. Княгиней Руси будет Горяна Олеговна, а она, смолянская княжна, может быть взята разве что младшей женой, чтобы черевьи снимать с госпожи-морованки! Чтобы стать матерью детей, которым не видать киевского стола. Но лучше она бросится в Днепр, чем позволит так унизить своих дедов.

Хакон все знал об Олеговне. Он ведь ей рассказывал! И решился на этот безумный побег сквозь зиму только из боязни, что наследница смолянских князей уедет в Полоцк.

Святослав и его мать оскорбили и ее, и весь ее род, и всю землю Смолянскую. Наедине с собой Прияна пережила это унижение. Вот если бы Святослав и впрямь умер, это оправдало бы нарушение уговора! Очень глупо было ехать без зова, пытаясь напомнить о себе. В Киеве она лишь пережила бы это унижение прилюдно. Вот и вышло… хорошо, что они не доехали. Столь злая к Хакону, о ней, Прияне, судьба таким жестоким способом позаботилась.

И нашелся человек достойного рода, который очень хотел назвать ее своей женой и княгиней. Пусть до могущества, славы и богатства князя киевского Городиславу далеко, как до луны, зато сама она войдет в его род, будто солнце. И со временем… если сбудутся честолюбивые замыслы Станибора, Полоцку это тоже принест много пользы. И она, Прияна, сможет к этому руки приложить. А там… что загадывать? Может, дети ее или внуки и увидят единую мощную державу кривичей – от моря и до моря.

– Приехал Радим Богуславич, сын Богушин, – рассказывал Станибор. – Прислали его рассказать нам: еще зимой, как от нас вернулся, ездил Городислав к западной своей голяди. Предлагал им: если опять пойдут на них варяги, он им, летиголе, отбиться поможет, а они за это обещают раз в год обоз с товаром через свои земли к морю Полуночному пропускать. Был у многих старейшин их: у Вошалги, Едивида, Корьяты из города Сотова, Любарта, Доманты… – Он посмотрел на Ведому, будто надеясь, что она ему напомнит. – Свирбуты… Он еще иных называл, да я запамятовал. Не знаю их, но матушка кой о ком слыхала. Особенно Корьяту сотовского хвалила: знатный муж, могучий и доблестный. И вот, велел Городислав тебе кланяться и заверить, что он сил и трудов не пожалеет, а сделает так, чтобы ты честь, почет и богатство получила, какие твоего рода и красоты достойны.

– Уж и не знаю, как ему такое удалось, – добавила Ведома. – Еще батюшка наш послов к двинской голяди слал, подарки дарил, улещал их всячески, только они никаких чужаков к себе допускать не желали, даже торговых людей. Раз в десять лет приедет один-два на торг, да и все. А тут смотри что!

– Забоялись руси заморской. Похоже, большая сила оттуда идет. – Лицо Станибора стало жестким, в глазах снова появилось волчье выражение настороженной готовности. – Видно, такая сила… Голядь хоть и боевита, да поняла: не выстоит. Опять будет дань платить, как при Велеборе. Ну, так что Городиславу ответить? – Он вопросительно посмотрел на Прияну. – Ждать ему невесту по осени?

– Коли дадут боги лето пережить благополучно, то пусть к дожинкам ждет, – совсем чуть-чуть подумав, ответила Прияна.

Станибор приподнял брови: на лице его отразилось недоверчивое изумление. Не ожидая от Прияны такого легкого согласия, он теперь не очень верил. Он уже понял Сверкера, который так намучился со своими упрямыми дочерьми, что вынужден был позвать на помощь если не самого Кощея, то его имя.

Но Прияна молчала, не собираясь унижаться до клятв и новых заверений. Она дала слово, чего ж еще?

– Может, домой вернешься? – предложила Ведома. – Приданое…

Но не окончила: готовить приданое сестре не требовалось, и Ведома знала это лучше всех. Собираясь отсылать Свирьковну-младшую в жены киевскому князю, родичи со всех сторон за восемь лет приготовили такое приданое, какое полоцкий князь мог бы взять разве что за тремя женами разом.

* * *