Улица Сервантеса - Хайме Манрике

Хозяйские дети очень меня полюбили. Их невинные души еще не отравлены ядом ислама, и они не презирают меня из-за моей веры. Им понравились мои рассказы об Испании, так что Мухаммед Рамдан велел мне учить их не только музыке, но и испанскому языку. Я пишу все это, чтобы ты за меня не волновался. Если сможешь, сообщи родителям, что со мной хорошо обращаются и что скоро, даст Бог, мы выйдем на свободу. Каждое утро я просыпаюсь и мечтаю о том, как мы вернемся в Испанию, обнимем родителей и сестер. Некоторые рабы Рамдана живут здесь дольше, чем я хожу по свету. Сейчас жизнь моя кажется вполне сносной, но я не согласен оставаться тут на годы.

Если сможешь, приходи по вторникам днем, когда Рамдан с детьми уезжает к деду. Я буду ждать тебя под соснами. Мне не полагается жалованья, но, если хозяин особенно доволен моими уроками, он иногда дарит мне золотые монеты. Пожалуйста, возьми эти деньги и потрать, как сочтешь нужным. Я буду счастлив, если это как-то облегчит твою жизнь.

Твой любящий брат Родриго, мечтающий вернуться с тобой в Испанию

Чтобы не вызвать подозрений, я вернулся к рассказыванию историй на рынке, но освободил себе вторую половину вторника. Теперь моей главной заботой стал план бегства. В первую очередь нам нужно было найти еще несколько отчаянных голов, которым настолько опостылел плен, что их не испугало бы даже страшное наказание, ждущее участников неудачного побега. Но кому я мог доверять, кроме Санчо? Тот объяснил мне, что среди пленников есть как вовсе темные личности, так и христиане достойного поведения. Посовещавшись, мы составили список невольников, на которых можно положиться.

Мы уже назначили день, когда начнем переговоры с ними, как вдруг по острогу пронесся слух, будто монахи ордена Пресвятой Троицы прибыли в Алжир для переговоров об освобождении некоторых испанских пленников. Деньги, собранные для выкупа, им жертвовались короной, церковью и семьями попавших в рабство. Разумеется, пленники из богатых родов были первыми в очереди на освобождение. Прочим оставалось надеяться на благотворителей и ждать многие годы, если не десятилетия – а то и целую жизнь.

Наутро после прибытия в Алжир монахи собрались у ворот банья. Стоило стражникам снять замки, как заключенные бросились проверять, нет ли их имен в списке тех, кому вскоре предстояло отправиться домой. Я не слишком торопился: казалось невероятным, чтобы родители смогли собрать требуемую сумму. Неожиданно Санчо схватил меня за локоть и потащил на улицу.

– Ну же, Мигель! – с воодушевлением поторапливал меня он. – Кто знает, что уготовил вам Господь. Иногда чудеса все-таки случаются!

Разумеется, имени самого Санчо в списке не было, однако это не мешало ему возбужденно трясти головой, закатывать глаза и подталкивать меня к монахам.

Я сделал глубокий выдох, затем вдох и крикнул – скорее чтобы отвязаться от Санчо, чем действительно надеясь найти свое имя среди счастливцев:

– Есть ли новости для Мигеля де Сервантеса?

– Это ты, сын мой? – спросил один из монахов, и его палец заскользил вниз по листу.

Мое сердце забилось так яростно, что несколько мгновений я не слышал ничего, кроме его оглушительного стука.

– Да, у нас добрые вести для тебя и твоего брата Родриго. Мы привезли шестьсот дукатов для вашего выкупа.

Я покачнулся, и только мощное объятие Санчо позволило мне удержаться на ногах. Он принялся целовать мои щеки, в то время как его круглое лицо совершенно промокло от слез. Можно было подумать, что это он отправляется на свободу, а не я. В голове у меня вертелся единственный вопрос: где родители взяли столько денег? На какие жертвы им пришлось пойти?

– А где Родриго? – спросил монах.

Я глубоко вздохнул и назвал имя Мухаммеда Рамдана.

На следующий день пленники, за которых их семьи прислали выкуп, вместе с монахами отправились во дворец арнаута Мами. Формально мы все были его собственностью. Когда мы вошли в роскошный зал, служивший арнауту кабинетом, Родриго уже был там. Рядом стоял Мухаммед Рамдан с детьми. Мы с братом обнялись впервые за три года, но не успели обменяться даже парой слов – стражники Мами развели нас в разные стороны. Поскольку нас выкупали парой, наш случай рассматривали первым.

– Что касается младшего, – сказал Мами, указывая на Родриго, – то его свободу вам может продать только Мухаммед Рамдан.

Я взглянул на детей Рамдана. Дочери было около пятнадцати, сын выглядел на несколько лет младше. Я не поверил своим ушам, когда девочка произнесла:

– Папа, у нас никогда не было такого учителя, как Родриго! Мы с Зухрабом хотим, чтобы его отпустили без выкупа.

Казалось, Рамдан удивился не меньше моего. Он собрался было возразить дочери, как вдруг она упала на колени и принялась целовать отцовскую руку.

– Папа, только представь, как грустно бы тебе было, если бы нас у тебя отобрали! Учитель Родриго прекрасный человек. Если мы отпустим его без выкупа, Аллах благословит за это тебя и всю нашу семью.

– Не плачь, дочка. Ну-ну, вставай, – вздохнул Рамдан, поднимая дочь с пола и прижимая к себе. – Ты же знаешь, отец ни в чем не может тебе отказать.

Он обернулся к Мами:

– Ваша светлость, Родриго Сервантес завоевал мое уважение и любовь моих детей. Я не возьму за него выкупа, потому что дары, которые он принес моей семье, не измеряются деньгами. Пусть идет с миром. Во имя пророка.

Позже я узнал от брата, что дети Рамдана втайне обратились в христианство и поэтому просили отпустить Родриго.

– Если вы желаете разбрасываться своим имуществом, это ваше дело, – с гримасой неудовольствия процедил Мами, отворачиваясь к монахам. – Сколько, в таком случае, вы готовы заплатить за старшего? – И он ткнул в меня указательным пальцем, на котором посверкивал перстень.

– Мы можем заплатить за Мигеля Сервантеса шестьсот золотых дукатов – все, что приготовили за двух братьев, – ответил член ордена, уполномоченный вести переговоры.

Мами разразился визгливым смехом – и так же резко его оборвал.

– Нет уж, – выплюнул он. – Этот калека – важная птица. Он герой Лепанто и человек Хуана Австрийского, а еще поэт со связями в Риме. Я хочу за него восемьсот золотых дукатов. Если цена вас не устраивает, перейдем к следующему делу.

Родриго упал на колени перед Мами.

– Ваше превосходительство, прошу вас, отпустите моего брата, а я до смерти буду вашим рабом. Мигель старший, он глава семьи. Наши старые родители нуждаются в нем. Оставьте лучше меня, я здоровый и сильный. Мигель не может больше жить в крепости, не обрекайте его на гибель!

Мами, очевидно развеселившись, принялся шептаться с сидящим рядом пиратом. Я не мог позволить брату принести такую жертву.

– Родриго, послушай, – начал я. – Именно потому, что ты здоровый и сильный и много чего умеешь, ты должен вернуться в Испанию первым. Ты найдешь работу и обеспечишь родителям достойную старость. Если я сейчас вернусь домой, то стану им только обузой. С одной рукой я ничем не смогу им помочь. – И, вложив в голос всю возможную убедительность, я добавил: – Как старший брат, я приказываю тебе уезжать. Такова моя воля, воля твоего хозяина и его детей. Мухаммед Рамдан подарил тебе свободу, и если ты сейчас от нее откажешься, то оскорбишь его великодушие.