Новые записки санитара морга - Артемий Ульянов

— На чем закончил, с того и начал. Вполне неплохо!

— После глубокой клинической смерти — очень неплохо, я бы сказал.

— А название лекарства он не помнил часом?

— А хрен его знает, Темыч. Мы его пулей в «двадцатку» потащили. Он по дороге даже бубнил что-то.

— И сколько он мертвым был, Мить? — спросил я.

— Много об этом думал, пытался прикинуть. Тут все зависит от того, когда у него сердце встало. И вставало ли оно вообще. Есть два сценария. Мужик теряет сознание, падает, причем падает на людей в очереди, потому травмы не получает. Потом довольно долго он без сознания. Аптекарши звонят ментам и в «Скорую». Мент рядом был, быстро появился. В этот момент у страдальца нашего пульса или совсем нет, или три удара в минуту. И дыхание поверхностное. Мент посмотрел — труп. «Скорая» приехала, а там уже протокол пишется. За руку его холодную взяли, он же на полу лежит, да и при смерти. А пульса нет. Все, вызвали нас. Так что я думаю, что он и не умирал вовсе. Но пробыл на грани минут сорок-пятьдесят. И потом решил жить дальше. Вот так. Да уж, уникальная работа, конечно.

— Ваша от моей сильно отличается. У вас там ужасы, судебка. Для меня тухляк — это испытание.

— Не, тухляк уже не напрягает особо. Ртом дышишь и быстрее работаешь — вот и все. А вот дети — к этому никак не могу привыкнуть. Каждый раз наотмашь лупит — и все тут.

— Согласен, Митяй. Дети — это без комментариев. Один раз пришлось работать, черт знает когда это было. До сих пор поперек души торчит.

Поболтав еще о старых знакомых и новых временах, он засобирался и вскоре пропал за массивной стальной дверью Царства мертвых, где погостил совсем не долго. С одной стороны, так хотелось поговорить с ним еще, но с другой — упасть в кровать хотелось куда больше. Ияс радостью остался один, под пристальным наблюдением внутреннего телефона и дверного звонка. Оба в любой момент могли заставить меня вскочить на ноги и словно выжидали удобного случая.

На самом же деле они были не вправе решать. Событиями моей ночи распоряжался Аид. Точь-в-точь как распоряжался он ночами героя, живущего на страницах моего романа. Быть может, бог мертвых сжалится надо мною няне двинусь дальше комнаты до утра. Или окажусь по его милости в компании мертвецов, прибывающих в отделение, словно на званый ужин. И я, как приличный хозяин, встречу каждого заботой. Стащив вонючие тряпки, проверю бирку и, рывком передвинув застывшее тело на поддон, представлю его остальным гостям, расположив на выбранном для него месте. Холод, сталь, темнота, на лице тряпка, смоченная пахучей резкой жидкостью. Из удобств — подголовник. Гул компрессоров, звук вентиляторов, несущих струи прохладного воздуха. Страшно? Скорее уныло.

Ничего, завтра всем, кого я принял ночью, выдастся плотный денек, богатый на события. Последние два дня на людской земле. Уже не граждане, без права голоса и льгот, но все еще человеки. «Хоть он мертвец, но меж живых он обретается и просит в те дни отдать ему последние заботы», — сказал бы Аид, стоя за мной где-то слева и сзади и примеряя хирургическую пижаму.

Все начнется около девяти утра. Может, чуть раньше. Дверь холодильника откроется, загремит подъемник, и кто-то из одетых соседей, что прибыли сюда накануне, покинет стальную коробку. Потом еще один, и еще. А когда утреннее время их похорон пройдет, наступит черед вновь поступивших. Врачи уже прочитали карты и вынесли свой вердикт. Последний. За ним последует диагноз, и впредь врачи никогда не побеспокоят этого больного. Но сперва вскрытие, визг пилы, бесшумные потоки крови и шум льющейся воды, грудина, валяющаяся в ногах, и иголка с ниткой, которая запорхает над телом, когда все это наконец закончится. Вечером того же дня заботливые санитары оденут покойника, чтобы завтра он в последний раз предстал пред миром живых.

В мою первую ночь работы мне досталось немало, я так толком и не поспал. И вот уже новое ритуальное утро встречает меня хлопками дверей и голосами моих соратников. В красных глазах песок, в руке крепкий кофе, который должен помочь мне справиться, и десяток выдач. Вместе с секционной работой и финальной одевалкой они проверят меня на прочность. А ведь мне уже давно не двадцать. Тридцать шесть позади, сорок уже видно. И что-то подсказывает мне, что будет очень тяжело.

Но в конце — награда. Я пойду домой, пожру и вырублюсь. Жена, вернувшись с работы, найдет меня спящим. И Аид, сидящей в моем изголовье, покинет пустую темную квартиру с бубнящим телевизором буквально за минуту до ее прихода.

Но не успею толком очухаться от полуторасуточной вахты, как Царство мертвых снова призовет меня задержаться, не отпуская домой на ночь. Ночь эта станет второй в моей новой ритуальной жизни, разделив повинность ровно пополам. Помню, распаковывая очередной пластиковый сверток, я растворился в знакомой механической последовательности действий. И тогда разум мой освободился, подарив странную фантазию.

Представил я на мгновение, что моя похоронная ноша — самая что ни на есть обычная работа. Заурядная отрасль развитой цивилизации, каких много. И как у любого рода деятельности, есть у нее свой печатный орган. Газета «Ритуальные страницы», например. «Нет, к черту газету. Глянцевый толстый журнал. Яркий, иллюстрированный», — подумал я тогда, дав жизнь воображаемому изданию. Бывший пиарщик проснулся во мне, а многие годы работы с прессой не проходят даром.

Наскоро назначив себя главным редактором, принялся конструировать глянец, посвященный исключительно похоронке. В голове всплыл интерьер переговорной с длинным столом и плазменным экраном. По обе стороны от меня — члены редколлегии с их заготовками. На противоположной стороне стола — Аид, куда ж без него. Нам скоро сдавать пилотный номер, а у нас еще даже нет названия. «В последний путь» — избито. «Погост» — тоже не то. «Живые и мертвые» — опять где-то было. Может, «Живые для мертвых»? Как вариант. Какие еще предложения? Побившись над названием, мы с несуществующими коллегами-журналистами отбросили с десяток излишне эпатажных и просто негодных вариантов, бессильно остановившись на «Живые для мертвых». И еще внизу приписка «похоронное дело — тенденции и люди». А что внутри?

Внутри — полноценный глянец. Открывают номер новости похоронного бизнеса. Потом — новинки от поставщиков. Гробы, кресты, памятники. Рейтинг кладбищ, с комментариями директора одного из них. Персона номера — лучший ритуальный агент города Владимира. В конце года определится лучший из лучших, ион — один из претендентов.

Познавательная статья об истории бальзамирования. С иллюстрациями. Рубрика «Судебка». Материал о восстановлении внешности, про работу санитаров моргов. Примеры лучших работ, до и после. Похоронная мода — одежда для мертвых. Фасоны и модели, комментарии модельеров. Раздел «Дело техники». Небольшая статья о крематориях и технологиях кремации. Интервью с оператором печи. На развороте яркие фото ящика, объятого пламенем. В конце журнала юмор — прикольные истории из похоронной жизни. Например, такой рассказ одного из дневных санитаров.

«Работал я как-то с телом. Ничего особенного. Рядовая выдача. Деда побрил, в гроб положил, загримировал и отправил с богом. И только спустя два часа телефона хватился. А его нет, айфончика моего. Все перерыл, звонить бросился. Как мне потом агент рассказал, родня в этот момент как раз землю на крышку кидать стала. И тут — звонок. Они, когда поняли, что это из гроба, — кто во что ударился. Кто кричит «доставайте», кто — «закапывайте». В общем, достали все-таки. Крышку отодрали, агент Серега телефон и достал. И даже ответил. Очень что-то нецензурное такое.»