Новые записки санитара морга - Артемий Ульянов

Вскоре передо мною появился стакан томатного сока, графинчик и одинокая рюмка. Всем своим видом она говорила, что пить без компании как минимум стыдно. Вот в компании — другое дело. «Компанию где ж я возьму — то сейчас?» — мысленно посетовал я.

Закуски на столе еще не было. Оторвав взгляд от задранного окна, перевел глаза на пару пожилых мужчин, что-то бурно обсуждающих за пустеющей бутылкой водки. К куцей, еле заметной закуске они почти не притрагивались. Лишь один из них зачем-то регулярно трогал еду вилкой, при этом не глядя в тарелку. «А вот и компания моя, чтоб не стыдно было», — смекнул я, посмеявшись внутри. Украдкой присмотревшись, благо была прекрасная позиция для обзора, собутыльниками я остался доволен.

Один худощав, с сильно обвислым лицом и красным болезненным румянцем. Он чем-то похож на Золотухина и чем-то — на Табакова. На нем синяя фланелевая рубашка и черные спортивные штаны с двумя белыми полосками. Точнее, они должны быть белыми, но они серые, с желтыми разводами. Обут в разбитые кроссовки. Как выяснилось позже, его звали Гена. Генин приятель выглядел куда более представительно, в чем ему помогал пиджак, одетый на водолазку, и джинсы с ботинками. При этом лицо его было совершенно не примечательным, просто не за что глазом зацепиться. Он бы пригодился в разведке. Ведь разведчик должен быть как куриное яйцо, без примет и особенностей. Он был Серегой, Серым и еще Санычем. В зависимости от тональности беседы. Надо заметить, Саныч выглядел моложе Гены. Но Гена был куда активнее.

— Серый, ну ты сам посуди своей собственной головой, я тебя прошу, — слышался отрывок их беседы, которая зазвучала громче, пропорционально выпитому. — На хрена мне эта штуковина, если я применять толком не могу. Ближе пяти метров — ияв жопе, а он пострадавший. А у меня умышленное нанесение вреда — опа, дела!! — разводил руками Гена. Серега смотрел на него немного исподлобья, облокотившись на стол. — Он в больничке поваляется, может, условно получит, а я-то сяду! Не, я в такие игры не играю! Ешьте сами с волосами! — потешно негодовал он.

— Так и чего теперь, чтоб каждая падла. — начинал было Серый, но его собеседник тут же перехватывал инициативу, поспешно подавшись вперед через стол.

— Ни хрена подобного! — восклицал Гена, потряхивая указательным пальцем перед Серегой, который послушно расстался с начатой репликой и теперь снова исподлобья взирал на друга. Иногда ему удавалось вставить «ага» или «точно». — Есть решение. Очень простое и очень хорошо работает. И все легально, без документов и комиссий. Вот ты как думаешь, что это? — вдруг спросил Гена собутыльника и замолчал, ожидая ответа. Тот от неожиданности обомлел, откинулся, зашевелил губами, думая, что же сказать, и уже стал произносить первые звуки, как вступил Геннадий:

— Вот ты думаешь про нож, Серый, да? Так если нож правильный, он же статейный. Гарда, клинок, и все такое. Это ношение холодного оружия, дружище. А фруктовый тебе на хрена? Так вот, не нож это! — торжествующе сказал он. — И не шило там никакое. Это Серега, слушай меня внимательно. Топор!

— Че? — вскинул тот насупленные брови.

— Ну, не совсем уж топор огромный. Но топорик, и весьма немаленький, вот такой примерно, — показал он руками размер оружия. — Острый, как бритва, с обратным молотком. Хочешь — руби, хочешь — бей, — красота, братан!

— А как но. — снова не успел Саныч.

— Носить? Вообще отлично, на ремне, типа кобуры. Под куртку умещается. А если жара, ну тогда в портфельчик класть. Имеешь полное право! И ведь знаешь что самое главное? — вновь спросил Гена. Серега, уже не надеясь прозвучать, лишь вопросительно повернул захмелевшую голову, словно сообразительный пес. — Самое главное — топор. Топор, Саныч, это очень страшно. Подавляет волю, клянусь. Топор народной войны! Не пушка, не сабля, не вилы. Топор! Просто достал — считай, уже полдела сделал. Не полезут, ей-богу. Представляешь, такой хренью приложить? Не, штука верная. Купил и носи себе. А если менты вдруг — в поход иду, — весело-коротко заржал он. — Давай-ка по половиночке вмажем с тобой, — брался Геннадий за бутылку, ловко разливая водку. Бутылка была уже почти пуста. — Да и какие менты, Серый?! Тебя когда менты в последний раз тормозили? В шестьдесят третьем? Ну, вот то-то. Ну, за дружбу давай, за дружбу! — поднимал он тост, молниеносно отправляя в рот порцию дурмана.

Они выпивали, и он снова продолжал говорить, обильно жестикулируя и все больше и больше наваливаясь на стол. Друг его Серега изредка произносил какой-то обрывок фразы, и Геннадию хватало его, чтобы понять, о чем тот хочет сказать, и немедля пуститься дальше, отвечая и рассуждая.

Тем временем, наблюдая за моими нечаянными собутыльниками, я тоже принялся за трапезу, как водится, начав с рюмки под холодную рыбную закуску. Потом была вторая и третья. Четвертая под суп. Я, еще недавно совершенно трезвый, смотрел на эту пару, забавляясь их беседой. Но мягкая волна опьянения накатывала откуда-то снизу, подхватывала меня, пельменную, Серегу с Геной и плавно преображала, щедро даря краски самым заурядным событиям.

Заказав еще немного перцовки, я уже видел их другими. Серега, хоть почти всегда молчал, несомненно, был солистом. Изредка начиная говорить, он словно давал новую тему разбитному уличному оркестру Гене. И тот, подхватив ее, лихо лабал на все лады. Зрелище, скажу я вам, было завораживающее. Жаль, в заведении вдруг включили музыку, какую-то иностранную попсу. Разговора я их не слышал, наблюдая за их музыкальной импровизацией. Потом ожила плазменная панель, висевшая под потолком заведения. На экране замелькало шоу ДОМ-2 — благо без звука.

Вот тогда появились новые посетители.

И это была пара. Он и она, около семидесяти. На мужа и жену не похожи, и дело даже не в кольцах. Не похожи, и все. Дама в светло-голубом плаще и сапогах, шея и плечи укутаны в элегантный платок. Он в темно-синем костюме и при галстуке, но костюм ему предательски велик. Конопатый, лысый, с зачесом соломенных волос, он носит очки с узенькими стеклами, в тонкой золотистой оправе. Она приятна лицом, с аккуратным рыжим крашеным пучком и очень сильно запудрена. Сразу видно, что сапоги служат ей уже изрядно. Он ведет ее к столу, что недалеко от моего, как-то несмело поддерживая под руку. Нет, они не супруги, это очевидно. Кавалер усаживает даму, заботливо, но неловко, тремя корявыми движениями отодвигает стул.

Сказав ей «я прям минутку», он пружинистой походкой двинулся к бару, на ходу запуская руку во внутренний карман пиджака. Видно, как он волнуется, хотя изо всех сил пытается скрывать, отчего видно еще больше. Подходит к девушке за стойкой, протягивает ей какие-то бумажки и говорит: «У нас вот, на два». Та забирает бумажки и предлагает присесть. Он идет к столику, но вдруг останавливается на полпути, хмурится и возвращается обратно. Что он сказал барменше, я не слышал. Но судя по всему — заказал водки. Потому что та стала наливать.

Все эта история с бумажками лишь на секунду становится для меня странной. Потом перед мысленным взором всплывает надпись, которую видел на табличке, что висела у двери. Она говорила, что пельменная проводит социальные обеды для пенсионеров и прочих льготников. Теперь все стало ясно. Это было свидание. Он пригласил ее на обед по талону, присовокупив к нему зелье. В графине плескалась «Столичная», и было ее на удивление немало. Парочка не производила впечатления выпивох, способных осилить солидный графинчик. Но вскоре подали государственный обед, и он наполнил рюмки.