Рассекречено? Правда об острых эпизодах советской эпохи - Владимир Воронов

Как следует из постановления, подписанного 11 мая 1993 года следователем по особо важным делам прокуратуры Ульяновской области советником юстиции И. М. Шлейкиным, 4 августа 1937 года в Ульяновский горотдел НКВД поступил совершенно секретный приказ, в соответствии с которым «надлежало немедленно приспособить соответствующее помещение в здании НКВД (желательно подвальное), пригодное под спецкамеру для выполнения приговоров о расстреле, и их исполнение производить ночью; трупы должны быть вывезены к заранее приготовленной яме, тщательно зарыты и замаскированы; обеспечить полную конспирацию места, времени и технику исполнения расстрела».

Как установило следствие, расстрелы производились в подвалах зданий НКВД и внутренней тюрьмы, а также и в бывшей бане. «Для перевозки трупов на кладбище» начальник горотдела Коробицын попросил на время машину у куйбышевских чекистов, поскольку было сочтено, что брать машину «на месте в хозорганах неудобно». Но когда расстрелы стали массовыми, перевозить трупы стали без затей — на обычных телегах, а зимой — на санях. Исполнителей не хватало, потому к участию в расстрелах был привлечен весь оперсостав, а также часть обслуживающего персонала и фельдъегери. Расстрелы производились по ночам, перед казнью руки осужденным связывали сзади веревкой или проволокой, рот обязательно затыкался кляпом, выстрел производились в висок… После ночных расстрелов — обязательная пьянка. Позже процесс «оптимизировали»: расстреливать стали прямо у ям, канав или рвов, где затем и захоранивали. Ямы рыли сами приговоренные. Все ценные вещи арестованных забирали чекисты, которые вели допросы и расстреливали.

Как сказано в документе Ульяновской прокуратуры, «проводили расстрелы следующие оперативные работники: Андронов, Балашов, Бочаров, Буранов, Вертянкин, Гринберг, Зотов, Иванов, Иудин, Капочкин, Коробицын, Краснов, Красиков, Кузнецов, Либкнехт, Миронычев, Монин, Молодоженов, Новичков, Осипов, Подольский, Пономарев, Рогов, Родионов, Романов, Семенов, Тарасов, Украдыго, Фадеев, Филатов, Филихин, Хазов, Царьков, Щиганов, Яковлев».

Как видим, в этом списке палачей-расстрельщиков значится и вся «наша» троица составителей приведенного выше акта о списании — Андронов, Филатов и Романов. Именно это «расходное имущество» и пошло на расстрелы — 1713 патрончиков… Этот акт добавляет нам кое-что и о технике расстрела, точнее, оружии, применявшемся чекистами для казней. Больше всего израсходовано патронов для 7,62-мм револьвера системы Нагана — это штатное оружие чекистов, именно оно и служило основным «инструментом» расстрелов. А вот остальные 312 патронов, калибра 7,65 мм и 6,35 мм — это пистолетные патроны Браунинга: оба этих боеприпаса применялись в малогабаритных, полицейских или карманных пистолетах иностранных систем, обычно того же Браунинга или Маузера. Такие пистолеты, чаще всего наградные, были и у многих чекистских начальников. Еще под браунинговский патрон 6,35 мм, выпускавшийся с 1934 года (кстати, в том же Ульяновске), был рассчитан пистолет Коровина (ТК), которым тоже оснащали начальствующий состав НКВД. Вряд ли в городотделе НКВД глухо-провинциального Ульяновска, где и начсостава всего — ничего, могло быть много лиц, обладавших иностранными пистолетами или тем же ТК, скорее всего, лишь два и было. Даже можно предположить, у кого именно: у сменявших друг друга начальников горотдела НКВД Коробицына и Андронова. Значит, они тоже самолично расстреливали, немало потрудившись на этой ниве. Сделаем, конечно, поправку на возможные отдельные промахи, осечки, «контрольные выстрелы» для добивания недострелянных, только все равно выходит, что с августа 1937 года по февраль 1938 года, всего за семь месяцев и в одном лишь Ульяновске было расстреляно свыше полутора тысяч человек…

Даже по сей день нередко можно встретить утверждения, что 22 тысячи поляков — тех, что в 1939 году были взяты в плен Красной армией, переданы НКВД и исчезли, — расстреляли якобы не чекисты, а немцы. Мародеры истории объявляют «подтасовкой» и «фальсификацией» даже архивные документы, наглядно свидетельствующие, что этих пленных в 1940 году уничтожили по решению Сталина и Политбюро ЦК ВКП(б).

Грядка чекиста

…В селе Медном (если уж точнее, это место, что в 35 км от Твери, скорее ближе к селу Ямок) я побывал зимой, и поначалу могло показаться, что попал в сказку — столь изумительно красив этот заснеженный сосновый лесок на высоком берегу реки Тверца. Только вот лес оказался не сказочным, а усеянным высокими могильными крестами. На некоторых из них и на деревьях видны привязанные фотографии людей в польской военной форме. На красной стене мемориала высечены 6311 польских имен и фамилий. Прохожу дальше — уже иные фотографии на деревьях, их много меньше. Вот человек в облачении православного священника — Константин Августович Кунстман, год смерти — 1937-й. На другом дереве эмалевая табличка: красивое лицо, шикарные «чапаевские» усы — Петр Сергеевич Черных, дата смерти — 28 марта 1938 года. Позже нашел это имя в списках жертв Большого террора: столяр из Завидово, жил там в доме № 9, что по 2-й Рабочей улице. В могильных ямах под одними и теми же деревьями лежат и расстрелянные поляки, и наши соотечественники. Наших — свыше пяти тысяч, только имен их нет… «Наших соотечественников, расстрелянных чекистами, — поясняет Елена Образцова, заместитель директора Мемориального комплекса „Медное“ по научной работе, — тайно привозили сюда для захоронения до 1953 года».

Иван Цыков, научный сотрудник мемориала «Медное», подводит к висящей на ограде облупленной табличке: «Внимание! Вход, въезд на территорию комплекса строго запрещен! Территория охраняется служебными собаками». «Она еще с тех времен, когда тут были дачи КГБ», — говорит Иван. Это место чекисты облюбовали давно: сначала тут были домики отдыха шишек центрального аппарата НКВД, затем дачи управления НКВД по Калининской области. Место, как оказалось, удобное во всех отношениях — и для отдохновения, и для тайного погребения расстрелянных. Еще и для грядок: как вспоминают бывшие обитатели дач, клубника тут была знатная.

Лагерь для польских пленных в Калининской области расположили удачно: вдали от сторонних глаз — на Селигере, в Ниловой Пустыни — бывшем мужском монастыре. Там содержали в основном бывших польских полицейских, жандармов, пограничников. А в марте из Москвы поступили приказ и детальные инструкции о проведении операции по «разгрузке» лагеря. И с апреля по май 1940 года поляков партиями стали вывозить из Осташкова. «Путь этих польских пленных четко вычисляется по документам Управления по делам военнопленных и интернированных (УПВИ) НКВД и Главного управления конвойных войск НКВД, — рассказывает Елена Образцова. — Из лагеря гнали в Осташков на станцию, оттуда по железной дороге в Калинин. Там конвой сдавал свой „груз“ УНКВД, где все следы пленных из Осташковского лагеря обрываются, живыми их больше не видели…».

Когда в конце 1980-х годов Медное зазвучало в связке с Катынью, товарищи из КГБ заталдычили: там, мол, захоронены советские солдаты, умершие в полевом госпитале. Но в августе 1991 года следственная группа Главной военной прокуратуры (ГВП) СССР провела на территории дач КГБ частичную эксгумацию. Первая же вскрытая яма принесла страшный «улов»: человеческие кости, фрагменты польских мундиров, форменные пуговицы и головные уборы польской тюремной стражи и горных стрелков, медальоны-«смертники» служащих пограничной охраны, военной жандармерии. Нашли также документы, письма, личные вещи…