Слезы русалки - Надежда Виданова

мы воспитываем в Арсении внимательность, – Вадим нервно откашлялся.

– Правда, что ли? Вы значит воспитываете Арсения?

– Саш, ради Бога, Арсений нервничает. Да и я тоже, – сказала Вера, чувствуя кожей как накаляется атмосфера.

– Арсений, не надо больше нервничать, – Саша подошёл к дрожащему Арсению и положил ладонь на плечо. Мальчик прогнулся под дядиной тяжёлой рукой. – И тебе, Вера, тоже нервничать не за чем. Нервничать теперь будет Вадик и две его любимые женщины. Эти бабы совсем отбились от рук. Вадик, ты не справляешься, слышишь меня? Так вот, если ты желаешь бывать тут со своей семьёй, будь любезен обуздать спесь этих двух королев. Не надо выводить меня из себя.

Нечего сказать, жизнь с Сашей стала до предела тяжела. Но Вадима все равно тянуло к брату магнитом. Ведь, когда он смотрел в Сашино полное решимости лицо, когда он видел, как брат устало бредёт вдоль береговой линии под руку с женой, когда Вадим слышит Сашин смелый не дрогнувший голос, ему начинает казаться, что никакой Лидии не было в их жизни, эта женщина никогда не обладала кровью и плотью, а была всего-навсего ночным кошмаром. Морок не имеет власти над лучами солнца, значит Вадиму глупо винить себя и бояться. Проживать дни в такой блаженной иллюзии было намного легче.

А сейчас брат стоит перед ним затравленный и удрученный. Вадиму казалось, что Саша хочет от него подпитки. Забавно, если учитывать, что сам Вадим берет источник жизни от Саши.

– Дай покурить, – попросил Саша и встал рядом с братом.

Вадим вынул сигарету изо рта и протянул Саше. К его удивлению, Саша взял ее и крепко затянулся. Вадим усмехнулся и собрался уйти.

– Постой, – Саша удержал Вадима за руку. – Давай побудем тут вдвоём.

– Ты меня никак на свидание зовёшь? – Вадим повеселел, заметив Сашину озабоченность.

– Почему бы тебе не закрыть рот и не прекратить вести себя как клоун? – Огрызнулся Саша. – Вера беременна.

Брови Вадима поползли вверх. Он вернулся на своё место рядом с Сашей и зажег себе новую сигарету.

– Поздравлять не буду, ибо не с чем. По-моему, это фиаско, – Саша усмотрел на лице Вадима сочувствие. Непритворное сочувствие.

– Почему же? – Саша отшвырнул сигарету и размазал ногой. – Дети олицетворяют счастье. Цветы жизни и все такое. Многие люди хотят иметь детей и страдают, если их нет. Дети – это ведь тоже своего рода бессмертие, – ему внезапно вспомнилось, как хотела детей Лидия.

"Бог проклял смоковницу, которая не принесла плода, помнишь? Как ты думаешь, я тоже проклята?" – вопрошала Лидия, и в голосе ее звучал страх.

В конце концов заповедь плодится и размножаться была дана Богом первым людям задолго до грехопадения. Стало быть, рожать детей с целью населять планету людьми не есть основное назначение деторождения. В рождении детей есть какой-то другой, более глубокий мистический смысл.

– Странный ты человек, Саша, – голос Вадима заглушил голос Лидии и его собственные размышления. – С чего ты вдруг решил, что достоин плодиться и передавать свои омерзительные гены через поколения? Если такие как мы с тобой начнут рожать детей, то Господь будет вынужден опять послать на землю всемирный потоп. Ну или там какое-нибудь всемирное землетрясение, раз с потопом Он вроде как завязал. Не гневи Бога, Он и так с трудом тебя терпит.

– У тебя у самого есть сын, – зло напомнил Саша.

– Это было до нашей эпопеи с Лидией, тогда я был чист аки агнец. Забеременей Юля (или любая другая женщина) от меня сейчас, я клянусь тебе, что склонил бы ее к аборту. Из нас троих один лишь Павел достоин был иметь потомство.

Саша попрощался с братом и поднялся к себе в спальню, разглядел в темноте Верин силуэт. Она притворялась, что спала.

"Забеременей Юля (или любая другая женщина) от меня сейчас, я клянусь тебе, я бы склонил ее к аборту. Из нас один лишь Павел достоин был иметь потомство."

Слова Вадима с дьявольским упрямством звучали монотонным речитативом в Сашиной голове.

Как приятно быть вечно правым,

Вечно знающим, непогрешимым.

Упиваться собой как отравой,

Такой сладкой и сердцу милой.

Как приятно окунуть человека

В его грехи и простые ошибки.

И затем вспоминать полвека,

Как неправ он бывает шибко.

Как приятно за собой не видеть

Некрасивых и дурных поступков.

И считать себя вправе обидеть,

Никогда не идти на уступки.

Глава 13

Погода была жаркой как никогда. Солнце палило нещадно, словно за что-то мстило.

Семью Дроновых же накрыло грозными чёрными тучами. Каждый член семьи глядел на небо и предчувствовал суровую грозу, на сердце было тревожно и неспокойно. В дом громкими шаркающими шагами входила большая беда. Пока что она лишь топталась у порога, но тень ее угрожающе висела, загораживая весёлое яркое солнце и обозначаясь кроваво-красный серп луны.

Первым нехорошее предчувствие ощутил Вадим, причём довольно давно. Он знал, что Сашин приезд в родной дом не принесёт ничего хорошего. Саше не стоило сюда возвращаться. Вообще никогда. Да и Вадиму стоило также уехать, но он был обделён Сашиным безрассудством, Вадиму не хватало темперамента уехать в никуда. Так и шла его жизнь лишенным цели путём.

И все же черт дёрнул брата вернуться.

Как будто бы все было нормально, потом умер отец. Глупо винить в этом Сашу и искать мистические совпадения, отец был стар, болен и измучен жизнью. Разумеется, он давно был готов умереть. Вадим пережил смерть отца стойко. Кого хоронить Вадиму будет горше Павла? Арсения, разве что. Но сын, слава Богу, слишком мал, чтоб резать себе вены и вполне себе здоров. По закону жизни это Арсению суждено бросить горсть земли на гроб Вадима. Разве не так?

В день похорон отца Саша поставил Вадима перед неприятным фактом: с этого дня он, Вадим, будет ухаживать за матерью и носить ей еду. Всю жизнь этим занимался отец, даже перед смертью он сумел доползти до своей Марыси, чтоб убедиться, что она жива и способна поесть.

– Так что будь готов, Вадик, – сообщил Саша брату или, точнее своим ботинкам, так как отчего-то избегал взгляда Вадима, когда говорил ему об этом.

Вадим был поражён до глубины души, он был уверен, что Саша сделает все, чтоб сдать душевнобольную мать в богадельню. Вадим жадно вглядывался в Сашино лицо, когда он что-то шептал отцу Андрею после похорон.