Слезы русалки - Надежда Виданова

заместо Павла в загсе в качестве жениха и на руках перенесёт за порог дома молодую жену. Какой-то другой мужчина поцелует заместо Павла в лоб новорождённого сына. Какой-то другой мужчина совершит заместо Павла стометровый забег и удостоится золотой медали. И так можно представлять до бесконечности. Все кончено.

Все кончено. Вадим осознал, что он теперь стыдится жить, стыдится своих ходячих здоровых ног.

Мысль эта повергла Вадима в столь ужасное смятение, что несколько минут он колебался, не легче ли раз и навсегда покончить с этой бедой, наложив на себя руки. Когда впоследствии Павел сделал то, о чем Вадим только подумал в порыве отчаяния, Вадим ощутил ещё большую связь с навсегда утерянным братом, будто именно он одновременно находился с ним в материнской утробе, а вовсе не Саша.

Добродушное мальчишеское лицо Вадима высохло и злобно заострилось. Им завладела ненависть.

Вадим не смог подобно родителям найти утешение в вере и проповедях отца Андрея. Он и раньше не задумывался о религии, но сейчас ощутил со стороны высшей силы предательство. Он не считал Бога милосердным и не сумел к Нему прийти.

Также Вадим не смог подобно Саше скинуть с себя груз вины.

– Вадик, при чем здесь я? – Раздраженно отвечал брат на обвинения Вадима в инвалидности Павла. По его смерти ответ Саши был аналогичным. – Ты так говоришь, будто я спровоцировал эту аварию. В крови Павла был алкоголь. Для трезвенника вроде него преступление садится за руль, залив глаза. Понятно, что ему дало по шарам. Твои обвинения мне непонятны, не нужно сваливать на меня ответственность за деяния Павла. Я ничего ему не сделал. Я люблю Лидию, она тоже любит меня. Не нужно внушать мне ложное чувство вины. Тебе меня не запугать.

Вадима слова брата не впечатлили. Он возненавидел Сашу, Лидию, тестя, жену и грелся в лучах своей ненависти к ним. Ненависть принесла ему желанное утешение, она на долгие годы стала религией Вадима.

Религиозный фанатизм мужа Юля ощутила сполна. От его первого бранного слова в ее адрес до того раза, когда Вадим в бешенстве толкнул ее так, что она упала и ударилась плечом. Под Юлины всхлипы Вадим просто ушёл вместо извинений и попыток утешить обиженную им жену. Он так и не сказал ей, что ему жаль. Рукоприкладство больше не повторялось, только оскорбления и грубый неприятный тон при каждом слове, но и этого было довольно.

Но в Юлином сердце, не знавшем ничего, кроме любви и обожания, этот случай загноился и не смог зарубцеваться. Она никому об этом не рассказала, ни отцу, ни матери, осознанно отказавшись от их защиты.

– Я счастлива с Вадимом, – упрямо твердила Юлия отцу и матери. Суеверный страх не позволял ей сказать им, что ее брак с этим мужчиной превратился в кошмар. Юлии казалось, что если такие страшные слова произнести вслух, то они материализуется и станут правдой. А пока это просто тупая ноющая боль, которая скоро кончится, и Юлии воздастся за неё сторицей.

Ужаснее чем на Сашу с Вадимом в день похорон Павла было смотреть на свекровь. Юлия уже подзабыла черты Марии Анджеевны, так мало она ее видела, но то жуткое выражение, которое застыло на лице свекрови в день похорон сына Юлия помнила так же хорошо, как мертвое тело Павла.

Лицо Марии Анджеевны выражало даже не горе, но сильный, почти запредельный испуг. Зловещая маска не двигалась, лишь крупные скорбные слезы лились по щекам, цепляясь за острый подбородок, но не могли удержаться и срывались вниз. Если внимательно смотреть на эти слёзы, можно было услышать их посмертный крик, когда они падали с лица. Свекровь тряслась как осина на ветру.

Потом лицо Марии Анджеевны резко дернулось. Она спиной почувствовала Лидию.

Красная помада и алые розы, которые Лидия несла в руках, причудливо выделялись среди всеобщего черного траура. Юлия удивилась как Лидия подурнела, хотя кого может красить затравленный вид.

Глаза Лидии смотрели обречённо и грустно, меж чёрных бровей резко выделилась вертикальная морщинка, нижняя губа подрагивала, как будто она одна сдерживала на себе натиск готовых вырваться наружу рыданий.

Мария Анджеевна попятилась от Лидии как греховой от креста. Ее лицо затряслось, она еле стояла на ногах.

– Ты… ты…ты, – лишь пыхтела несчастная мать. Она углядела на пальце Лидии своё кольцо с изумрудом.

Именно так выглядит в фильмах ужасов состояние, когда человеком овладевают бесы, с ужасом подумалось Юлии.

– Из-за тебя, проклятая…, – жутким голосом произнесла Мария Анджеевна, тыча пальцем в Лидию. – Из-за тебя, проклятая.... Из-за тебя проклятая…

Юлия что есть силы зажмурила глаза и закрыла уши руками. Все на свете она бы отдала лишь бы исчезнуть отсюда и забыть то, что сейчас услышала.

Юлия смутно видела, как Мария Анджеевна бросилась на Лидию, крича такие страшные проклятия, что Юлии было жутко вспоминать. Свекровь вцепилась в волосы Лидии, пыталась бить ее ногами. Мать оттаскивал Саша. Мария Анджеевна сильно толкнула его, он вроде бы даже упал.

Юлия отвернулась, думая, что не посмотрит больше на свекровь даже под страхом смерти. Она впилась взглядом в Вадима, но и от него была вынуждена отвернуться. Вадим не мог оторвать глаз от Лидии, и взгляд этот был холоден и жесток. Ее Вадим не умеет так смотреть, он добродушный и нежный мужчина, всегда таким был. Что-то идёт не так.

На Сашу смотреть было так же невыносимо. Словно его душа отделилась и бросилась к Лидии, но тело пригвоздилось к земле. Он не двинулся с места. Его губы что-то беззвучно произносили, в глазах ужас сменялся гневом, будто бы он сейчас ревновал безмолвный плач Лидии к мертвому брату. Саша выглядел совсем обезумевшим в отличии от страшно спокойного осознанного в своей жестокости Вадима.

Лидия не шелохнулась, Юлия позавидовала ее стойкости. Лидии бы бежать без оглядки, но она твёрдо стояла и смотрела на гроб, равнодушная к миру. Она подошла к гробу и возложила свои ярко-красные розы.

Мария Анджеевна тотчас вскочила, схватила несчастные цветы и швырнула их в лицо Лидии.

Лидия сумела увернуться.

Юлия почувствовала, что у неё вот-вот начнётся истерика. Господи, не допусти!

Бог услышал молитвы Юлии. Среди сходивших с ума людей нашёлся один человек, кто положил безобразной сцене конец.

– Пойди, лучше, девочка, – Петр Сергеевич мягко обнял Лидию и обхватил руками ее лицо. – Видишь, что сейчас